Гэри Дженнингс - Ацтек. Гроза надвигается
– Вели своим прихвостням перетащить все это в наши лодки. – Служитель бога моря снова сглотнул, но промолчал. – А ну-ка пошевеливайся, или я отсеку тебе руки по локоть, потом по плечи... ну а потом отрублю что-нибудь еще.
Жрец поспешно буркнул что-то на своем языке, видимо отдав помощникам приказ. Молча, лишь искоса бросая на меня злобные взгляды, младшие жрецы принялись под присмотром моих людей перетаскивать мешочки и мотки пряжи из пещеры к лодкам. Пурпура в святилище накопилось много, так что ходить туда-сюда им пришлось не раз, и все это время я, оставаясь с безруким жрецом возле статуи, держал наконечник копья приставленным к его подбородку. Разумеется, мне ничего не стоило заставить его вернуть золото, но я предпочел оставить его как плату за полученный пурпур. Это давало мне возможность чувствовать себя не грабителем, но купцом, заключающим, пусть и с опозданием, вполне законную сделку.
И только когда последний из мешочков был вынесен из пещеры, главный жрец дрожащим от ненависти голосом заговорил снова:
– Ты уже осквернил это священное место раньше. Ты разгневал Тиат Ндик, и он, рассердившись, ниспослал цьюйю. А на этот раз его гнев наверняка будет еще страшнее. Бог моря не допустит, чтобы ты, совершив кощунство, беспрепятственно удалился с награбленным пурпуром.
– Может быть, – беспечно отозвался я, – он смягчится, если я принесу ему другую жертву, тоже красного цвета?
С этими словами я нанес ему удар снизу вверх, и наконечник копья, пробив челюсть, язык и нёбо, вонзился жрецу в мозг. Он упал плашмя на спину, красная кровь фонтаном брызнула у него изо рта, и мне, чтобы высвободить копье, пришлось упереться ногой в его подбородок.
Позади раздался крик ужаса: как раз в этот момент мои воины в очередной раз пригнали помощников жреца назад в грот. На сей раз мы действовали молниеносно: прежде чем служители идола успели прийти в себя, чтобы попытаться убежать или оказать сопротивление, все они были мертвы.
– Я обещал жертвоприношение этому каменному истукану. Свалите трупы туда, – прозвучал мой приказ.
Когда это было сделано, статуя бога приобрела уже не пурпурный, но глянцево-красный цвет, и вокруг нее растекалась липкая лужа.
Мне кажется, что Тиат Ндик был вполне удовлетворен моим даром. Во всяком случае, ни землетрясения, ни бури не разразилось: мы спокойно вернулись к лодкам, тяжело нагрузили их обретенными сокровищами и без помех отчалили. Морской бог не помешал нам отплыть подальше от прибрежных скал и утесов, повернуть на восток и двинуться вдоль побережья, оставляя позади уходящую в море гору и землю «бродяг». Больше я в этом краю никогда не бывал.
Однако следующие несколько дней, оставаясь в прибрежных водах гуаве и сапотеков, мы не снимали боевых нарядов мешикатль, так что в приморских рыбацких деревеньках нас принимали за настоящий воинский отряд. Рыбаки со встречных лодок озадаченно махали нам руками. Это продолжалось до тех пор, пока мы не миновали перешеек Теуантепек и не прибыли в Шоконочко – страну хлопка. Там мы пристали к берегу в укромном месте, зарыли в землю доспехи и воинские регалии, сломали все оружие, кроме самого необходимого, переложили мешочки и мотки крашеной пряжи в торбы, и поутру путь на лодках продолжили уже не воины, а молодой почтека и его носильщики. В тот же день мы совершенно открыто высадились у деревни Пиджиджиа племени маме, где я и сбыл наши каноэ. Правда, сделать это удалось лишь по прискорбно низкой цене, поскольку у тамошних рыбаков, как и у всех жителей побережья, и без нас имелось достаточно лодок. Наверное, со стороны на меня и моих товарищей было смешно смотреть: после столь долгого плавания на суше у нас заплетались ноги. Чтобы заново привыкнуть к твердой земле, нам пришлось на пару дней задержаться в Пиджиджиа, и прежде чем мы снова взвалили на плечи свои тюки и отбыли в глубь материка, у меня там состоялось несколько любопытных бесед со старейшинами племени маме.
Брат Торибио интересуется, зачем нам понадобилось переодеваться то из купцов в воинов, то обратно? Сейчас объясню.
Поскольку жители Акамепулько знали, что молодой купец приобрел для себя и своих носильщиков четыре морских каноэ, а жители Пиджиджиа – что похожая группа вскоре продала точно такие же лодки, то в обоих населенных пунктах это, конечно, могло показаться подозрительным. Но эти поселения находились слишком далеко одно от другого, так что опасаться того, что тамошние обитатели сопоставят впечатления и придут к определенным выводам, не приходилось. Ну а уж от обеих столиц, и от нашей, и от сапотеков, они лежали в еще большем отдалении, поэтому такого рода слухи вряд ли когда-либо могли дойти до ушей Коси Йюела или Ауицотля.
Зато представлялось совершенно неизбежным, что цью, обнаружив трупы жрецов и исчезновение из святилища священного пурпура, поднимут страшный шум. Непосредственных свидетелей ограбления пещеры мы устранили, но, скорее всего, их соплеменники видели, как мы приближались к священной горе или отплывали от нее. Так что рано или поздно и бишосу Коси Йюела, и Чтимый Глашатай Ауицотль узнают о том, что случилось. Ясно, что цью могут приписать этот разбой лишь отряду мародеров из Мешико. Владыка сапотеков, заподозрив неладное, обратится к Ауицотлю, но тот заявит (совершенно искренне), что никаких воинов к морскому побережью не посылал. Я был готов поручиться, что в результате возникнет такая путаница, что никто и никогда не свяжет разбойничавшую на побережье шайку дезертиров с мирными торговцами, а стало быть, до меня наверняка не доберутся.
Сначала я собирался из Пиджиджиа повести свой отряд через перевал в страну чиапа, однако пурпура было столько, что я решил, что моим носильщикам не стоит таскаться по горам с объемистыми тюками. Поэтому я отправился в Чиапан один, велев своим людям двигаться вперед не торопясь. Мы договорились встретиться на безлюдных пустошах перешейка Теуантепека, и я напоследок посоветовал своим товарищам избегать селений и, по возможности, встреч с другими путешественниками. Караван, состоящий из одних носильщиков, с товарами, но без купца, неизбежно привлек бы к себе внимание, а лишние расспросы нам были ни к чему. Поэтому, отойдя подальше от Пиджиджиа, семеро ветеранов двинулись по равнинам Шоконочко на запад, тогда как я, поднявшись в горы, направился на север.
Перевалив через кряж, я спустился в убогий, хотя и считавшийся столицей город Чиапан и пошел прямиком к мастеру Ксибалбе. Он очень обрадовался мне и радостно воскликнул:
– Ага! Я так и знал, что ты здесь еще объявишься, а потому специально собрал побольше кварца и изготовил уйму зажигательных кристаллов.
– Кристаллы действительно идут нарасхват, – сказал я ему. – Прибыль я получаю немалую, поэтому на сей раз уж непременно заплачу тебе настоящую цену – и за материал, и за работу!
Когда моя торба наполнилась завернутыми в хлопок кристаллами, оказалось, что груз у меня на плечах почти не уступает по весу тому, что тащили мои носильщики. Однако я не стал задерживаться в Чиапане, чтобы отдохнуть и набраться сил, потому что остановиться в этом городе мог только в доме семьи Макобу, где мне пришлось бы отбиваться от заигрываний двух кузин, а это выглядело бы неучтиво со стороны гостя. Поэтому я заплатил мастеру Ксибалбе золотым порошком и немедля продолжил путь.
Несколько дней спустя после недолгих поисков вдалеке от населенных пунктов и оживленных дорог я вышел в условленное место, где возле костра и кучи обглоданных костей броненосцев, игуан и прочих съедобных тварей дожидались меня спутники. Там же мы и заночевали, а я в тот вечер впервые с момента нашего расставания смог наконец подкрепиться горячим: специально для меня зажарили жирного фазана.
Проходя через восточные предместья Теуантепека, мы видели следы разрушений, совершенных взбунтовавшимися мешикатль, хотя большинство пострадавших от пожаров участков уже застроили заново. Можно сказать, что городу эта история пошла только на пользу: на месте убогого пригорода с жалкими лачугами, одна из которых сыграла такую роль в моей жизни, вырос квартал добротных красивых домов.
Однако, миновав центр и приблизившись к западной окраине, мы увидели, что дотуда орава мародеров не добралась. Знакомый постоялый двор оказался на месте – в целости и сохранности. Оставив своих людей во дворе, я вошел внутрь и крикнул:
– Эй, хозяйка! Найдется у тебя комната для усталого почтека и его спутников?
Бью Рибе вышла на зов. Она была цела и невредима и выглядела, как всегда, прекрасно, но вот слова ее прозвучали неприветливо:
– Нынче в здешних краях не больно-то привечают мешикатль.
– Но конечно же, – промолвил я, все еще пытаясь придать разговору сердечность, – Ждущая Луна сделает исключение для своего названого брата, Темной Тучи. По просьбе Цьяньи я проделал такой далекий путь, чтобы узнать, все ли с тобой в порядке. Я рад видеть, что ты цела.
