Гэри Дженнингс - Ацтек. Гроза надвигается
Правда, теперь, когда я вспоминаю минувшее, мне кажется, что в тот далекий день, в самом начале нашего пути, Цьянья нашла очень верные слова, определяющие ее сущность.
Помню, увидев в траве одну из смешных длинноногих птиц-скороходов (такая птица встретилась ей впервые в жизни), она задумчиво промолвила:
– Почему, интересно, эта птица предпочитает землю небу? Я, будь у меня крылья, никогда бы этого не сделала. А ты, Цаа?
Аййа, дух ее действительно обладал крыльями, и эта окрыленность передавалась и мне. С самого начала мы стали не только любовниками, но и друзьями, делившими поровну радости и тяготы предстоявшего нам долгого приключения. Мы любили приключения и любили друг друга. Ни один мужчина и женщина не могли бы, наверное, просить у богов большего, чем они дали нам с Цьяньей. Я мог, пожалуй, желать только одного: исполнения обещания, содержавшегося в ее имени: чтобы это продолжалось всегда.
На второй день мы нагнали направлявшийся на север отряд купцов-сапотеков. Их носильщики были нагружены панцирями черепах. Товар это предназначался для ольмеков: их ремесленники, распарив панцири и придав им различную форму, изготовляли из них украшения или использовали этот материал для инкрустации. Торговцы радушно пригласили нас присоединиться к их компании. Хотя вдвоем мы проделали бы весь путь быстрее, но с караваном было безопаснее. Поэтому мы приняли их предложение и дошли вместе до городка Коацакоалькоса, лежавшего на перекрестье торговых путей.
И вот, едва мы вступили на рыночную площадь и Цьянья принялась радостно порхать среди разложенных на лотках и земле товаров, как прямо над моим ухом взревел до боли знакомый голос:
– Так ты, оказывается, жив? Выходит, мы зря придушили тех разбойников!
– Пожиратель Крови! – радостно вскричал я. – О, и Коцатль тоже тут! Что это вы забрели в такую даль?
– Да так, – ответил старый воин усталым голосом, – скука, знаешь ли, замучила.
– Врет, – выдал товарища Коцатль, превратившийся за время моего отсутствия из мальчика в нескладного голенастого подростка. – Мы беспокоились о тебе.
– Ничего мы не беспокоились, а просто скучали! – стоял на своем Пожиратель Крови. – Я даже распорядился выстроить тебе в Теночтитлане дом, но надзирать за каменщиками и штукатурами – это занятие не для меня. Тем паче что строители и сами не раз давали понять, что без моих подсказок работа у них пойдет куда как более споро. Кстати, и Коцатлю после стольких приключений учеба показалась не слишком увлекательной. Вот мы с парнишкой и решили найти тебя и выяснить, что ты поделывал эти два года.
– Мы и понятия не имели, где тебя искать, – подхватил Коцатль, – да случай помог. На здешнем рынке мы наткнулись на четверых малых, пытавшихся продать кое-какие ценные вещи, среди которых мы узнали твою застежку.
– Откуда у них твои вещички, эти пройдохи вразумительно объяснить не смогли, – продолжил Пожиратель Крови, – поэтому я отволок их прямиком в суд. Грабителей допросили с пристрастием, признали виновными и удушили цветочной петлей. Как теперь выяснилось, не совсем справедливо. Впрочем, они так и так заслужили казнь, наверняка на их совести много преступлений. Короче говоря, держи: вот твои застежка и зажигательный кристалл.
– Ну вы и молодцы! – восхитился я. – А разбойникам поделом: они напали на меня, избили, ограбили, а потом бросили, сочтя мертвым.
– Мы тоже боялись, что ты умер, но не теряли надежды, – сказал Коцатль. – А поскольку других дел у нас все равно не было, обшаривали здешнее побережье вдоль и поперек. Ну а сам-то ты, Микстли, что делал?
– Тоже шастал по побережью, – ответил я. – Искал сокровища, как обычно.
– Нашел? – пробурчал Пожиратель Крови.
– Ну, я нашел себе жену.
– Жену! – Он отхаркался и сплюнул. – А мы-то боялись, что ты всего лишь умер.
– Все тот же неисправимый старый брюзга! – Я рассмеялся. – Но погоди, посмотрим, что ты запоешь, когда ее увидишь...
Я огляделся, позвал Цьянью, и она тут же явилась, царственная, как Пела Ксила или госпожа Толлана, но несравненно более красивая. За то время, что я беседовал с друзьями, она успела обзавестись новой блузкой, юбкой и сандалиями, переодеться в обновки и украсить свою белую прядь радужным переливающимся жуком, которого мы называем «живым самоцветом». Полагаю, я и сам уставился на нее с не меньшим восхищением, чем оба моих друга.
– Правильно ты назвал меня старым брюзгой, Микстли, – признал старик. – Аййо, девушка из народа Туч – это воистину бесценное сокровище!
– Я узнал тебя, госпожа, – галантно обратился к девушке Коцатль. – Ты была юной богиней в том храме, который маскировался под постоялый двор.
Я познакомил своих друзей с Цьяньей, которым она явно пришлась по душе, а потом сказал:
– Как удачно, что мы встретились, я ведь собирался по пути зайти в Шикаланко, где меня поджидает еще одно сокровище. Думаю, вчетвером мы сможем донести его сами, не нанимая носильщиков.
И мы все неспешно отправились дальше – в путешествие по стране, где мужчины ходят, согнувшись под тяжестью своих имен, а женщины поголовно, словно ламантины, жуют жвачку. И наконец прибыли в мастерскую мастера Такстема, который показал нам, что ему удалось сделать из гигантских зубов. Поскольку я уже знал кое-что о качестве материала, с которым сам же и поручил ему работать, мое потрясение при виде того, что вышло из рук мастера, было не столь велико, как у Коцатля и Пожирателя Крови. Как я и просил, Такстем сделал фигурки почитаемых в Мешико богов и богинь разной величины, а также резные рукоятки кинжалов и гребни. Но кроме того, мастер, уже по собственной инициативе, выточил черепа величиной с настоящие черепа детей, украсив их искусно выгравированными сценами из старых легенд, сделал удивительные шкатулочки с тщательно пригнанными крышками и флакончики для благовоний копали с затычками все из того же материала. Еще там были красивые медальоны и застежки для накидок, свистки и броши в форме крохотных ягуаров и сов, цветов и кроликов, а также изысканное фигурки обнаженных женщин.
Работа была столь тонкой, что рассмотреть как следует иные детали оказалось возможным только с помощью моего приближающего кристалла. Это относилось, например, к тепили на фигурке обнаженной девушки размером не больше шипа агавы. Следуя полученным от меня указаниям, Такстем не потратил впустую ни одного кусочка или осколочка, все пошло в дело: на серьги для ушей и носа, на браслеты для щиколоток и запястьев и, наконец, на элегантные зубочистки и палочки для чистки ушей. И все эти предметы, большие и маленькие, отсвечивали желтоватой молочной спелостью, словно были вырезаны из луны и светились внутренним светом. Касаться их было так же приятно, как и на них смотреть: их поверхность художник сделал столь же гладкой, как кожа на груди Цьяньи. Как и ее кожа, эти вещи, казалось, манили: «Коснись меня, приласкай меня...»
– Ты обещал, молодой господин Желтый Глаз, что мои изделия достанутся только тем, кто их достоин, – сказал Такстем. – Так позволь же мне сделать первый выбор самому.
С этими словами он наклонился, поцеловал землю перед Цьяньей и, выпрямившись, повесил ей на шею изысканную волнистую цепочку, состоявшую из сотен звеньев. Наверняка, чтобы вырезать их из твердого цельного костяного массива, он потратил уйму времени. Цьянья вся просияла и промолвила:
– Мастер Такстем оказывает мне великую честь. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из смертных мог быть достоин таких чудесных вещей. Их следовало бы приберечь для ваших богов.
– А по-моему, – возразил мастер, – красивая молодая девушка с молнией в волосах и именем, означающем на языке лучи «всегда», больше похожа на настоящую богиню, чем каменные изваяния.
Мы с Такстемом поделили между собой все изделия согласно уговору, после чего разложили мою долю по четырем сверткам. В виде поделок груз был уже далеко не таким громоздким, как исходный материал, так что мы вчетвером должны были без особого труда доставить его домой, не прибегая к помощи носильщиков. Первым делом мы отнесли свои сокровища в ближайшую гостиницу, где привели себя в порядок, подкрепились и остались на ночь.
На следующий день я выбрал из наших новых приобретений один предмет – ножны для маленького ножа, на которых был выгравирован Кецалькоатль, уплывающий в море на сплетенном из змей плоту, и пока Коцатль с Пожирателем Крови показывали моей невесте достопримечательности города, облачился в лучшее платье и, направившись во дворец, испросил аудиенции у тамошнего правителя, табаскуба. Не знаю уж, почему вы, испанцы, положили его титул в основу названия целой страны, назвав Табаско большую часть бывших земель ольмеков.
Владыка принял меня достаточно любезно. Как и большинство представителей других народов, он вряд ли питал к Мешико особую любовь. Однако его страна жила за счет торговли, а наши торговцы были самыми многочисленными и богатыми.
