Карл Май - Верная Рука
Как я заметил, из восьми всадников четверо были индейцы. К какому племени они принадлежали? Это следовало выяснить прежде, чем решать, что делать дальше. Мы двигались к югу, пока не оказались у них на пути, и стали ждать. Они нас также заметили и, остановившись на некоторое время, чтобы посовещаться, снова двинулись по направлению к нам.
Лишь двое из них обратили на себя мое внимание -один был белый, другой — индеец. В волосах у индейца красовались орлиные перья, следовательно, это был вождь. Белый был чрезвычайно худ и высок ростом, лет примерно пятидесяти-шестидесяти. Его одежда являла собой совершенно фантастическое смешение различных атрибутов военной формы и обычного гражданского платья, в довершение ко всему на боку у него непонятно зачем болталась сабля. Когда они подъехали настолько близко, что мы смогли разглядеть их лица, то я увидел, что этот белый не внушает к себе особого доверия.
Они остановились на некотором удалении от нас, белый сделал небрежный, можно сказать, даже презрительный жест рукой и, прикоснувшись ею к полям своей шляпы, сказал:
— Привет, мальчики! Что это вы тут болтаетесь посреди пустыни?
— Да вот выехали немножко прогуляться, — ответил я.
— Прогуляться? Хорошенькое удовольствие! Если бы мне не нужно было позарез пересечь Льяно, я ни за что бы сюда не сунулся. А кто вы такие, собственно говоря?
— Мы-то? Вы правильно нас назвали, мы — мальчики.
— Ладно, пошутили и хватит!
— Нет, отчего же, нам очень нравится быть мальчиками.
— Ну хватит морочить мне голову! У меня нет времени на такую ерунду. Когда встречаешь кого-нибудь в Льяно, то надо знать, с кем имеешь дело.
— Это верно.
— Прекрасно. Вы попались мне на дороге, и значит… ну?
— Нам вы также попались на дороге, значит… ну?
— Послушайте, вы, похоже, довольно странный малый! Я вообще-то не очень привык спускать кому попало такие шуточки, но на этот раз, так уж и быть, сделаю исключение. Надеюсь, вы видите, что я офицер?
— Возможно.
— Вы когда-нибудь слышали о знаменитом Дугласе, я говорю о генерале Дугласе?
— Нет.
— Что? Нет?
— Нет.
— Так значит, вы абсолютно незнакомы с военной историей Соединенных Штатов.
— И это тоже возможно.
— Генерал Дуглас — это я!
И он принял позу, в которой никак нельзя было представить настоящего генерала.
— Отлично! Я рад, сэр!
— Я сражался при Булл-Ран! [Автор упоминает о важнейших сражениях гражданской войны: 1861-1865 гг. в США. В сражениях при Булл-Ран (они называются также битвами при Манассасе) 21 июля 1861 года и 29-30 августа 1862 года победили южане; при Геттисберге (1 марта 1863 года) произошло кровопролитное сражение с большими потерями с обеих
сторон, в результате которого южане отступили со своих позиций; при Чаттанунге — имеется в виду Форт-Гаттерас — укрепление южан на островке близ побережья Северной Каролины; во время гражданской войны значительных военных столкновений там не было. Еще одно упомянутое сражение связано с именем известного борца за свободу негров Джона Брауна (1800-1829): 16 октября 1859 года его насчитывавший всего 16 человек отряд захватил правительственный арсенал в Харпере-Фарри, но был окружен и почти полностью истреблен правительственными войсками.]
— Это делает вам честь.
— При Геттисбурге, Харпер-Ферри, Чаттануге и еще в двадцати местах. И всегда был победителем. Вы мне верите?
При этих словах он ударил рукой по сабле так, что она зазвенела.
— Почему бы нет? — ответил я.
— Well! Ничего иного я вам и не рекомендую! Сейчас я пересекаю Льяно. Эти белые — мои слуги, а индейцы — проводники. Их предводителя зовут Мба. Он — вождь шикасавов 50.
Один палец этого вождя имел в моих глазах больше цены, чем весь так называемый генерал целиком. Я спросил его:
— Не выкопали ли случайно шикасавы топор войны против какого-либо племени?
— Нет, — ответил он.
— Ни против команчей, ни против апачей?
— Нет.
— Значит, Мба, вождь дружественного племени, будет сейчас сильно удивлен. Выше, с той стороны кактусов, находится Виннету, вождь апачей, который, окружив со своими воинами Вупа-Умуги и его людей, хочет вынудить их сдаться. Ты хочешь посмотреть на это?
— Я еду туда! — ответил он, сверкнув глазами.
— Виннету? — переспросил Генерал. — Я должен на него посмотреть. Естественно, мы туда поедем! А кто вы будете, сэр?
— Я из партии Виннету, и зовут меня Олд Шеттерхэнд.
Выкатив удивленные глаза, он посмотрел на меня совсем иначе, чем до этого, и сказал:
— Много о вас слышал, сэр. Рад с вами познакомиться. Вот вам моя рука, рука боевого генерала!
Я дал ему свою, очень довольный тем, что они добровольно поехали с нами. В дороге Мба молчал, но я читал по его лицу, что встречу с нами он считает за честь. Дуглас же говорил за двоих. Он хотел знать все мыслимые и немыслимые подробности столкновения апачей с команчами, и я предоставил ему ровно столько информации, сколько счел необходимым, потому что вид у него был плутоватый. Когда среди прочих героев своей истории я упомянул Олд Шурхэнда, он пришел в явное замешательство, определенно их что-то связывало. Я решил не спускать с него глаз.
Когда мы подъехали к нашим апачам, они были немало удивлены тем, что мы привели с собой целое общество, найденное к тому же посреди пустыни, но еще больше тем, что эти люди решились предпринять такую поездку, хотя их вьючные лошади и были нагружены изрядным запасом воды. Я назвал имена. Виннету дружески приветствовал Мба, с Генералом же поздоровался довольно сухо. Олд Шурхэнд посмотрел на последнего с большим изумлением; его удивила внешность этого человека, однако, похоже, он все же не был с ним знаком. Напротив, в глазах мнимого генерала, когда он посмотрел на Олд Шурхэнда, застыл почти панический страх, и он успокоился не раньше, чем понял, что тот обходится с ним как с совершенно незнакомым человеком. Это еще больше укрепило меня в мысли, что с этим типом надо держать ухо востро. Оказавшись вне его поля зрения, я сразу же задал Олд Шурхэнду вопрос:
— Вам знаком этот самозваный генерал, сэр?
— Нет, — ответил он.
— И вы никогда с ним раньше не встречались?
— Нет. Я вижу его первый раз.
— Поройтесь-ка хорошенько в памяти, может, все-таки что-то, связанное с ним, припомните?
— У меня нет необходимости это делать, дело обстоит именно таким образом. Но почему вы меня об этом спрашиваете?
— Похоже на то, что он имеет к вам какое-то отношение.
— Почему?
— Он испугался, когда я назвал ваше имя.
— Вероятно, вам это просто показалось!
— Нет, это проявилось очень отчетливо. Кроме того, и посмотрел он на вас тоже весьма испуганно.
