Джеймс Купер - Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами

— Потаватоми имеет длинное ухо — иди дальше, — сказал Быстрокрылый. — Иди кухню — подумают, мы хотим завтрак.

Бен повиновался, и вскоре оба сидели у родника, умывшись там, где он бил из земли, — на краснокожем не было и следа обычной раскраски. Покончив с этим приятным делом, они почувствовали себя готовыми к переговорам.

— Большой Лось получил пояс от Канадского Отца, — начал чиппева, намекая на то, что англичане платят индейцам жалованье. — Знаю, он его получил — знаю, он его хранит.

— А ты, Быстрокрылый? По твоему разговору я решил, что ты тоже Королевский Индей, а?

— Говорю так — думаю не так — мое сердце с янки.

— А разве ты не получил пояс-вампумnote 33, тебе его не посылали, как всем другим?

— Правда — получил его — не хранил его.

— Что? Неужели ты осмелился отослать его обратно?

— Не дурак, хотя молод. Взял его; не хранил его. Взял для Канадского Отца; не хранил для воина-чиппева.

— А что же ты сделал со своим поясом?

— Закопал, где никто его не найдет в эту войну. Нет — Уо-ке-неу не имеет дырки в сердце, куда влезет король.

Быстрокрылый Голубь, как обычно звали этого молодого индейца в родном племени за быстроту, с какой он доставлял вести, будучи гонцом, мог гордиться и более почетным именем, заслуженным честно в набегах, совершенных его соплеменниками, но это имя он вспоминал неохотно, точь-в-точь как французы, не желающие называть маршала Султаnote 34 герцогом Далматинским. Второе имя было более почетным, и хотя он был известен соотечественникам под другим именем, именем Уо-ке-неу чиппева мог по праву гордиться и нередко подтверждал свое право на этот титул, как и старый герой Тулузы — право на герцогский титул, когда австрийцы собирались величать его маршал герцог Султ.

— Значит, ты друг янки и враг красных мундиров?note 35 Уо-ке-неу схватил руку Бурдона и крепко ее сжал. Потом сказал, предостерегая:

— Берегись — Большой Лось друг Черного Дрозда; любит смотреть на канадский пояс. Получил медаль от короля тоже. Снимает скальп янки, когда может. Берегись — говори тихо, когда Лось рядом.

— Начинаю тебя понимать, чиппева: ты хочешь меня уверить, что ты — друг Америки, а потаватоми — не друг. А если это так, то почему прошлым вечером ты держал речь так, что выходило, будто ты вышел на тропу войны против моих соотечественников?

— Разве плохо вышло, а? Большой Лось стал думать, что я его друг — это очень хорошо, когда война.

— А это правда или ложь, что Макино взяли англичане?

— Это правда тоже — пропал, солдаты в плену. Много виннебагоnote 36, много потаватоми, много оттава, много краснокожих.

— А чиппева?

— Оджибвеи тоже есть, немного, — ответил Быстрокрылый после неловкой паузы. — Все не могут идти одной тропой в эту войну. Бывает, у топора две рукоятки — одна ударит янки, одна — короля Георгаnote 37.

— А по какому делу ты пришел сюда и куда идешь, если ты друг американцев? Я своих чувств не скрываю: я стою за свой народ и хочу, чтобы ты доказал, что ты друг, а не враг.

— Слишком много вопросов за один раз, — возразил чиппева с некоторым неудовольствием, — нехорошо иметь такой длинный язык. Спроси один раз — отвечу, потом спроси другой — я и его отвечу.

— Ладно, тогда говори, по какому делу ты пришел?

— Иду в Чикаго, велел генерал.

— Ты хочешь сказать, что несешь послание от какого-то американского генерала коменданту Чикаго?

— Точно — вот мое дело. Догадайся, кто послал, ха-ха-ха! Индейцы смеются так редко, что бортник был потрясен.

— Где генерал, который послал тебя с вестью? — спросил он.

— Он в Детройт — там целая армия — воинов много, как дубов в дуброве.

Все это было новостью для бортника, и он немного подумал, прежде чем задать второй вопрос.

— Как зовут американского генерала, который послал тебя по этой тропе? — спросил он, помолчав.

— Хелл, — отвечал оджибвеи как ни в чем не бывало.

— Хелл — Ад! Ты дал ему ваше индейское прозвище, сдается мне, чтобы показать, что он — сущее наказание для грешников. А как его зовут на нашем языке?

— Хелл — такое имя — хорошее имя солдата, а?

— Кажется, я понял тебя, чиппева, — Халл, вот как зовут губернатора в тех местах, ты просто неверно произнес — так?

— Халл — Хелл — не знаю — нет разницы — хорошо одно, хорошо другое.

— Ты прав, сгодится и то и другое, лишь бы человек тебя понял. Значит, тебя послал сюда губернатор Халл?

— Не губернатор — генерал, я сказал тебе. Большая армия — много воинов — британцам смерть!

— А теперь, чиппева, ответь мне на один вопрос, чтобы я поверил, или я буду считать тебя человеком с раздвоенным языком, хотя ты и называешься другом янки. Ежели тебя послали из Детройта в Чикаго, то как же ты забрался так далеко к северу? Почему ты здесь, на берегах Каламазу, когда твоя тропа лежит ближе к Сент-Джозефу?

— Был в Макино. Генерал сказал, сначала иди Макино и смотри своими глазами, как там гарнизон, потом иди Чикаго, говори воинам, что делается и как надо лучше делать. Понял, Бурдон?

— Ну да, звучит убедительно, должен признать. Ты побывал в Макино, осмотрелся, видел все своими глазами, отправился в Чикаго рассказать, что узнал, коменданту города. А скажи, краснокожий, можешь ли ты доказать свои слова?

По причинам, пока еще неясным для бортника, чиппева изо всех сил старался то ли заслужить его доверие, то ли провести его. Что именно он задумал, пока было непонятно, но Бен не сомневался, что это или то, или другое. Как только прозвучал последний вопрос, чиппева осторожно огляделся вокруг, чтобы увериться, что никто не подсматривает за ними. Затем он так же осторожно развязал свой кисет для табака и извлек из-под мелко нарезанного зелья письмо, скатанное так туго, чтобы оно уместилось в предназначенное хранилище. Нитка, которой было связано письмо, была развязана, письмо развернуто, и стало видно, кому оно адресовано. Адрес был такой: «Капитану Хелду, Армия Соединенных Штатов, коменданту Чикаго». В одном углу была надпись «общественная служба, через Быстрокрылого Голубя». Все это было представлено бортнику, чтобы он прочел собственными глазами.

— Это хорошо? — серьезно спросил чиппева. — Это скажет правду — теперь веришь?

Бурдон схватил руку индейца и крепко ее пожал. Затем он сказал сердечно и откровенно, как человек, который победил все сомнения:

— Теперь буду верить всему, что ты скажешь, чиппева. Письмо написал офицер, и я вижу, что ты на нашей стороне.

Однако же ты поначалу вел такую хитрую игру, что я никак не мог понять, кто ты таков. Поговорим про потаватоми — как ты считаешь, он друг или враг?