Карл Май - Золото Виннету

— Почему мой сын произносит такие слова? Разве бледнолицый по имени Сантэр требует то, что ему не принадлежит?

— Неужели мудрый вождь кайова поверит, что бледнолицый по имени Сантэр сумел бы взять в плен Сэки-Лату? Когда мы пришли к Наггит-циль, Сантэр лежал связанный, во власти Сэки-Латы. Мы окружили его, и он не стал защищаться, не ранил никого из нас, а добровольно сдался мне. Скажи, чей он пленник?

— Твой.

— Кому принадлежит его конь, оружие и все, что у него имелось?

— Тебе.

— Я получил большую добычу! Какое право имеет Сантэр требовать говорящую бумагу?

— Потому что эта бумага принадлежит ему.

— Сможет ли он доказать свое право на нее?

— Он говорит, что поехал к Наггит-циль, чтобы отыскать там эту бумагу. Но Сэки-Лата нашел ее раньше его.

— Если он искал бумагу, то должен знать, о чем она говорит.

— Ты прав, сын мой. Пусть Сантэр скажет нам, какие слова говорит бумага, и она станет его.

Новый поворот дела смутил Сантэра. В замешательстве он поглядывал то на меня, то на старого и молодого вождей. Конечно, можно было догадаться, что письмо касается золота, спрятанного в Наггит-циль, однако он боялся, что если письмо начнут читать, то тайна, которой он стремился завладеть, перестанет быть тайной. Поэтому он нашел верный ход.

— Если бы я знал, о чем говорит бумага, я не стал бы ее искать. Олд Шеттерхэнд же знает, о чем там идет речь, только потому, что случайно нашел ее раньше меня. Разве то, что я поехал за ней в Магворт-Хиллз, не подтверждает мою правоту?

— Он говорит умно, — поддержал Сантэра Тангуа. — Пусть забирает бумагу.

Однако я не собирался сдаваться.

— Он говорит умно, — заговорил я. — Но это умная ложь.

Старый вождь вздрогнул, услышав звук моего голоса, словно человек, услышавший голос преисподней.

— Бледнолицая собака снова принялась лаять, — прошипел он злобно, — но пощады ей не будет!

— Пида, молодой вождь кайова, сказал, что Тангуа мудр и справедлив, — продолжал я, не обращая внимания на злобное шипение старика. — Пида ошибся, иначе Тангуа рассудил бы нас по справедливости.

— Пида не ошибся.

— Тогда скажи, подозреваешь ли ты меня во лжи?

— Нет. Сэки-Лата — самый опасный среди бледнолицых и мой смертельный враг, но у него никогда не было двух языков, — вынужден был признать Тангуа.

— Тогда выслушай меня. Никто, кроме меня, не мог знать о существовании этой бумаги. Я, а не он приехал к Наггит-циль, чтобы найти ее. Я, а не он достал ее из тайника, он же только подсматривал за мной. Надеюсь, ты мне веришь.

— Тангуа думает, что Сэки-Лата говорит правду, но и Сантэр утверждает, что говорит правду. Как мне поступить, чтобы рассудить вас по справедливости?

— Правильно поступает тот, кто соединяет справедливость с мудростью, Сантэр часто ездил в Наггит-циль, чтобы искать там золото. Тангуа сам разрешил ему бывать в тех горах. Я говорю, что и на этот раз Сантэр поехал туда на поиски золота.

— Это ложь! — взорвался окончательно пришедший в себя Сантэр.

— Пусть Тангуа спросит у тех троих бледнолицых, — ответил я возмущенно.

По знаку вождя Гейтс, Клай и Саммер приблизились и подтвердили, что Сантэр привел их во владения кайова на поиски золота.

И все же обескуражить Сантэра было не так-то просто.

— Ну и что же? Я ехал туда за бумагой, а заодно захватил с собой товарищей, чтобы поискать сокровища. О бумаге я ничего не говорил, потому что она касается только меня.

Слова Сантэра снова склонили чашу весов на его сторону. Старый вождь после некоторого колебания произнес:

— Похоже, что прав все-таки Сантэр.

И тут я пустил в ход свой последний козырь:

— Если бумага принадлежит Сантэру, то он должен знать, кто ее написал.

— Уфф! — воскликнул Пида, устремляя на меня взгляд, в котором к уважению примешивался восторг.

— Сэки-Лата прав, — твердо решил старый вождь. — Тот, кто знает, кем написана бумага, и станет ее хозяином.

Я загнал Сантэра в угол. Даже если Сантэр и догадывался, что письмо написано Виннету, он никак не мог сказать об этом, потому что ни один краснокожий в здравом уме не поверил бы, что вождю апачей вздумалось оставить послание убийце своего отца и сестры. Назвать любое имя белого человека было вдвойне опасно, так как тогда ложь мгновенно выплыла бы наружу.

— Имя этого человека ничего вам не скажет, — заявил Сантэр. — Письмо написано одним из моих друзей, которого вы не знаете.

— Пусть молодой вождь достанет говорящую бумагу из моего кармана и покажет последний лист тем трем бледнолицым, — обратился я к Пиде с просьбой.

Тангуа не возражал и только молча смотрел, как его сын достает бумаги и протягивает их вестменам.

— Виннету! — воскликнул пораженный Гейтс. — Письмо подписано Виннету!

По рядам зрителей снова прокатилось удивленное «уфф!». Сантэр схватился за голову и набросился с упреками на Гейтса:

— Болван! Неужели нельзя было назвать любое имя! Сказали бы «Джонс» — и вся недолга!

Старый вождь внимательно смотрел на меня. Пида так и стоял, разглядывая непонятные знаки, начертанные рукой Виннету!

— Теперь я ясно вижу, что говорящая бумага принадлежит Сэки-Лате, — произнес Тангуа. — Только ему мог оставить послание вождь апачей у могил на Наггит-циль. Теперь Виннету мертв. Знаки, начертанные рукой нашего смертельного врага, могут иметь особую силу. Поэтому я решил: бумага станет талисманом моего сына. Пида, спрячь ее в свой мешочек с «лекарствами». Возможно, эта добыча ценнее, чем оружие Сэки-Латы.

Пида повиновался. Он медленно сложил листы бумаги и спрятал их в мешочек, висевший у него на шее. Я переиграл Сантэра, но ничего от этого не получил. Теперь, даже если бы мне удалось бежать, я не могу получить завещание Виннету обратно. Краснокожие никогда добровольно не расстаются со своими талисманами, берегут их как зеницу ока, а похитителя преследуют всю жизнь. Однако нет худа без добра: теперь и Сантэру не добраться до бумаг, хотя их ценность в его глазах значительно возросла.

Уязвленный неудачей, Сантэр плюнул, круто развернулся на каблуках и зашагал прочь. Гейтс, Клай и Саммер послушно пошли за ним. Никто не задерживал их, индейцам не было дела до бледнолицых, случайно попавших в их стойбище.

— Сэки-Лата держал при себе говорящие бумаги, — обратился старый вождь к сыну. — Почему вы до сих пор не осмотрели его карманы?

— Потому что он великий воин, — ответил тот. — Мы его убьем, потому что он заслужил смерть, но мы не хотели оскорблять его. Мы отняли у него оружие, пока этого достаточно. После его смерти все остальное и так станет моим.

Мне казалось, что старик не согласится с сыном и упрекнет его за мягкое обращение со мной, но я ошибся. Тангуа окинул Пиду гордым взглядом и сказал: