Клайв Касслер - За борт!

— Могут ли наши люди что-нибудь сделать, негласно, конечно, чтобы помочь Морану попасть в Белый дом?

Полевой покачал головой.

— Слишком велик риск разоблачения и усиления враждебной пропаганды.

— А где Марголин?

— По-прежнему в руках Бугенвилей.

— Есть ли вероятность, что старая восточная сука выпустит его, чтобы помешать Морану?

Полевой беспомощно пожал плечами.

— Кто ее знает?

— А ты, Владимир, что бы сделал на ее месте?

Полевой задумчиво помолчал, потом сказал:

— Я бы договорился с Мораном, что избавлю его от Марголина.

— У Морана хватит смелости принять такое предложение?

— Если бы между тобой и властью над сверхдержавой стоял один человек, к тому же находящийся в очень уязвимом положении, как бы ты поступил?

Антонов громко рассмеялся, вспугнув птиц по соседству. Птицы улетели.

— Ты читаешь меня как открытую книгу, дружище. Я понимаю твою точку зрения. Я, без сомнения, удалил бы его.

— Американские средства массовой информации сообщают, что Моран утверждает, будто Марголин утонул.

— Значит, у твоей теории надежное основание, — сказал Антонов. — Может, старуха Стальной Лотос все-таки принесет нам пользу.

— По крайней мере, нам сделка с ней ничего не стоила.

— Кстати о цене: что с золотом?

— Адмирал Борчавский начал подъем. Обещает в течение трех недель поднять все слитки.

— Хорошая новость, — сказал Антонов. — А что с доктором Луговым? Мы сможем продолжать проект после отстранения президента от власти?

— Сможем, — ответил Полевой. — В голове президента огромные знания о тайнах Соединенных Штатов. Луговой должен еще получить их.

— В таком случае пусть проект продолжается; представь Луговому список политиков и военных, кого мы хотели бы использовать. Все американские лидеры, оставляющие должность, выступают советниками; у них большой опыт, даже если руководство было неудачным. У капиталистов короткая память. Знания, которыми располагает президент и которые только еще должны получить его преемники, для нас большая ценность. Но на этот раз мы проявим терпение и не станем спешить. Мозг президента может оказаться гусыней, целые десятилетия несущей нашей разведке золотые яйца.

Полевой поднял стакан.

— За нашего лучшего тайного агента.

Антонов улыбнулся.

— Пусть работает подольше.

За полмира от них Реймонд Эджли сидел у консоли и читал распечатку. Он поднял очки и потер покрасневшие глаза. Несмотря на усталость, в нем чувствовалась большая нервная энергия. Пробудилось чувство соперничества. Возможность опередить достойного противника в психологических играх уничтожала всякую мысль о сне.

Доктор Гарри Гринберг, тоже известный психолог, закурил длинную, изогнутую глиняную трубку. Пробудив к жизни желтую, в пятнах, головку трубки, он мундштуком показал на записывающий аппарат.

— Ждать дольше бессмысленно, Рей. Я убежден, что у нас достаточно данных для переключения.

— Не хочу торопиться, пока не буду уверен, что мы сможем перехитрить Алексея.

— Действуй, — сказал Гринберг. — Довольно ждать. Сделай это.

Эджли посмотрел на свою команду из десяти психологов.

Все выжидательно смотрели на него. Он кивнул.

— Ладно. Всем приготовиться к переключению с президентского имплантата на наш центральный компьютер.

Гринберг обошел комнату, коротко переговорил со всеми, вторично проверил все процедуры. Три человека сидели у консоли компьютера, держа руки на клавишах. Остальные следили за экранами и поступающими данными.

Сжав в руке носовой платок, Гринберг стоял за одним из психологов, чуть сбоку.

— Ни в коем случае нельзя прервать ход его мыслей или вмешаться в ту минуту, когда Луговой отдает указания, — предостерег Гринберг.

— Я понимаю, — ответил Эджли, не отрывая взгляда от экрана, передающего запись мыслей. — Нам к тому же нужно точно учесть его сердечный ритм и остальные функции организма.

Программист ввел команду и ждал. Все ждали, глядя на пустой экран, которому предстояло показать успех или неудачу. Шли минуты, все молчали, слышалось только негромкое гудение оборудования: компьютер отсчитывал миллисекунды до принятия команды.

Неожиданно на экране вспыхнула надпись:

ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ СВЯЗИ ЗАВЕРШЕНО.

Все с облегчением вздохнули и заговорили, пожимая друг другу руки, как в центре управления НАСА после успешного запуска.

— Думаешь, Алексей купится? — спросил Эджли.

— Не волнуйся. Он ничего не заподозрит. Самолюбие никогда не позволит Алексею Луговому подумать, что кто-то может его перехитрить. — Гринберг помолчал, выпуская кольцо дыма. — Он проглотит все, что мы ему скормим, и отправит в Москву, решив, что это божий дар для его шпионажа.

— Надеюсь, — сказал Эджли, вытирая мокрый лоб. — Следующий шаг — перевод президента в госпиталь Уолтера Рида и извлечение имплантата.

— Всему свой черед, — сказал Гринберг, доставая бутылку шампанского. Один из сотрудников раздавал бокалы. Хлопнула пробка, и полилось вино. Гринберг подставил бокал.

— За дока Эджли, — с улыбкой сказал он, — который только что отбросил КГБ на десять лет в прошлое.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ „СТОУНУОЛЛ ДЖЕКСОН“

Глава 68

13 августа 1989 года Новый Орлеан, Луизиана

Питт большую часть дня дремал, а самолет вел Джордино. Солнце ярко светило, когда они снизились над сине-зелеными водами озера Пончартрейн и нацелились на маленький аэродром, выступающий из берега Нового Орлеана. Аквамариновый реактивный самолет НПМА коснулся асфальта полосы и остановился возле вертолета с надписью „Дельта ойл лтд.“ на борту.

Из стоявшей поблизости машины вышел человек в легком костюме из полосатой ткани и пошел к ним. Когда Питт выбрался из кабины „Лира“, человек снял темные очки и подал руку.

— Мистер Питт? — спросил он, сверкнув зубами на загорелом лице.

— Я Питт.

— Клайд Гриффин, ФБР, спецагент, начальник луизианского отделения.

На землю спустился Джордино, и Питт представил его.

— Чем можем быть полезны, мистер Гриффин?

— Директор Эммет просил меня официально заявить, что Бюро не может оказывать поддержку вашим поискам.

— Я не просил о помощи, — сказал Питт.

— Я сказал „официально“, мистер Питт. — Белые зубы сверкнули в широкой улыбке. — А неофициально… сегодня воскресенье. Директор разрешил всем агентам сегодня заниматься своими делами. В моем распоряжении восемь человек, которые считают, что ваше дело важнее их партий в гольф.