Григорий Адамов - Тайна двух океанов
Шелавин лично убедился, что именно так обстояло дело, когда, по его настоятельной просьбе, подлодка вернулась к ледяной горе и он смог осмотреть интересовавший его участок подводного основания айсберга. Впрочем, океанографу не удалось произвести осмотр с такой тщательностью, с какой ему хотелось бы. Из подлодки его непрерывно вызывали скорее вернуться и не дали закончить обследование по расширенной программе, которую составил себе ученый.
Всем не терпелось, всем хотелось возможно быстрее покинуть это злосчастное место, уйти подальше от этой мрачной ледяной тюрьмы, в которой им угрожала позорная участь жалких пленников на долгие, мучительные месяцы.
Как только за Шелавиным поднялась выходная площадка и плотно сдвинулись наружные двери выходной камеры, двадцать первого июля, в два часа подлодка взяла курс на север и, словно вырвавшаяся на свободу птица, стремительно понеслась к необъятным просторам Тихого океана.
Глава V
Южный тропик
В каком-то необычно мрачном настроении зоолог только что вышел от капитана, с которым имел длительную беседу о предстоящей остановке подлодки для глубоководной станции. Остановка предполагалась в тех областях океана, где под сороковым градусом южной широты холодное Гумбольдтово течение, омывающее западные берега Южной Америки, соприкасается с теплыми струями — отпрысками Южного экваториального течения.
Встретив почти у самых дверей капитанской каюты Горелова, зоолог спросил:
— Как бы вы отнеслись, Федор Михайлович, к небольшой, часов на шесть-семь, экскурсии по дну океана? Вы уже давно, если можно так выразиться, не проветривались… А? Что вы скажете?
Горелов был, очевидно, застигнут врасплох неожиданным предложением зоолога. На трех предыдущих станциях, которые были сделаны в Тихом океане на пути от Антарктики, работали только зоолог, Шелавин и их обычные спутники — Цой, Павлик, Скворешня и Матвеев. Горелов попробовал было однажды предложить и свои услуги, но встретил вежливый отказ со ссылкой на капитана. Капитан, по словам зоолога, не соглашался отпускать в его распоряжение для участия в научных работах вне подлодки больше двух человек из команды и притом рекомендовал использовать в первую очередь Скворешню и Матвеева как специалистов-водолазов. После этой неудачной попытки Горелов больше не возбуждал вопроса о своем участии в подводных экскурсиях. Неудивительно, что, получив теперь это приглашение, Горелов в первое мгновение несколько смутился, потом откровенно обрадовался.
— Очень вам благодарен, Арсен Давидович, — отвечал он улыбаясь. — С большим удовольствием выйду с вами… Я уже положительно заплесневел здесь, в этих круглых стенах.
— Ну и прекрасно! — сказал зоолог. — Через два часа подлодка остановится, будьте готовы к этому времени. Встретимся в выходной камере ровно в шестнадцать часов.
И, повернувшись, зоолог торопливо направился по коридору к своей лаборатории.
Горелов, не трогаясь с места, проводил зоолога взглядом чуть прищуренных глаз и направился к своей каюте.
В шестнадцать часов подлодка неподвижно повисла на глубине трех тысяч метров, почти у самого дна океана. В выходной камере собрались участники экскурсии. Перед тем как одеваться, зоолог попросил свою группу — Горелова, Цоя и Павлика — держаться около него, не отплывать далеко, так как работа будет коллективная.
Через несколько минут семь человек в скафандрах готовы были к выходу. Лишь на Горелове и зоологе не было еще шлемов. Как раз в этот момент, когда Крутицкий, дежурный водолаз, помогавший экскурсантам одеваться, готов был надеть на голову зоолога шлем, в камеру быстро вошли Семин и Орехов.
— Ну, как? Кончаете? — обратился комиссар к Крутицкому. — Вы нам нужны. Капитан приказал проверить склад водолазного имущества.
— Сейчас освобожусь, товарищ комиссар, — ответил Крутицкий, — только два шлема надену.
— Ну, ну, кончайте спокойно, не торопитесь.
Орехов подошел к Горелову, с любопытством рассматривая его высокую, закованную в металл фигуру.
— Какая масса вещей у вас у пояса, — проговорил он, внимательно перебирая топорик, кортик, запасной ручной фонарь; он потрогал сетку пружинного сачка, открыл патронташ со щитком управления, заглянул во все его щели, под крышку, потом отстегнул электрические перчатки, растянул их и тоже посмотрел внутрь. — Можете себе представить, я ни разу не выходил из подлодки! Все некогда. Хозяйство, мелочи, выдачи, ордера, расписки… Эх, жаль! Кончится поход, а я так и не пополощусь в океанской водичке!
Разговаривая, он ходил вокруг Горелова, пристально осматривая со всех сторон его скафандр.
Чуть прищурив глаза, Горелов следил за ним, за его руками, за простодушным лицом, потом сказал:
— Очень захотелось бы, нашли бы и время. Много любопытного увидели бы.
Крутицкий кончил обряжать зоолога и поднял шлем над Гореловым:
— Разрешите, товарищ интендант.
— Пожалуйста, пожалуйста… — заторопился Орехов и улыбнулся. — А где экскурсионный мешок товарища вое-нинженера?… Ага, вот этот! Интересно.
Он открыл экскурсионный мешок, с веселым любопытством пошарил в нем рукой, вынул из его карманов разные мелкие экскурсионные инструменты, перебрал их и положил на место.
— Ну, тут я ничего не понимаю… Это уже по научному ведомству… Кончили, Крутицкий? Приходите скорее. Мы будем ждать вас в складе.
Помахав приветственно руками, комиссар и Орехов вышли из камеры. Крутицкий в последний раз тщательно осмотрел одетые в металл фигуры, удовлетворенно кивнул головой и тоже вышел. Через минуту послышалось глухое журчание: вода начала заливать камеру.
Не успели экскурсанты отплыть и нескольких километров от подлодки, как Горелов с досадой сообщил зоологу, что фонарь у него на шлеме потух.
— Разрешите, Арсен Давидович, вернуться на подлодку и исправить фонарь. Без него не рискую отправляться с вами. Я очень вас прошу, Арсен Давидович, займитесь пока работами здесь, недалеко от подлодки. Я мигом слетаю туда, исправлю фонарь и вернусь к вам. Можно?
После минутного колебания зоолог согласился, вызвал подлодку и сообщил о происшествии. Крутицкий получил из центрального поста распоряжение подготовить выходную камеру к приему Горелова.
Через пятнадцать минут Горелов уже опять выходил из подлодки. Повреждение фонаря было пустяковое: стерженек кнопки на щитке управления был погнут, вероятно, неосторожным движением самого Горелова, и произошло разъединение. Фонарь вновь ярко горел в то время, когда Горелов выходил из камеры на откидную площадку. Но едва он ступил с нее в черноту глубин, как свет опять погас. Однако на этот раз Горелов никому об этом не сообщил. В непроницаемой тьме он тихо проплыл вокруг подлодки, чуть касаясь рукой ее обшивки, подплыл к корме и нащупал отверстие центральной ходовой дюзы. Осторожно, стараясь не задевать металлом своего рукава металл дюзы, Горелов просунул руку в выходное отверстие дюзы. Рука до плеча погрузилась в еще горячую камеру сжигания и долго производила там какую-то утомительную работу. Наконец, так же осторожно, как и прежде, Горелов вытащил из камеры руку. В ней находился небольшой кубический ящичек.
