Роберт Стивенсон - Остров сокровищ. Черная стрела
— Это уже решено? — спросил молодой человек.
— Завтра, перед полуднем, в монастырской церкви, Дик, — ответила она, — будет покончено и с Джоном Мэтчемом и с Джоанной Сэдли. Если бы можно было помочь слезами, я выплакала бы себе глаза. Я молилась не переставая, но небо глухо к моим мольбам. Добрый Дик, дорогой Дик, так как ты не можешь меня увести из этого дома до утра, мы должны поцеловаться и сказать друг другу прощай!
— Ну, нет, — сказал Дик. — Только не я; я никогда не скажу этого слова. Положение наше кажется безнадежным, но пока мы живы, Джоанна, есть и надежда. Я хочу надеяться. О, клянусь небом и победой! Когда ты была для меня только именем, разве я не пошел за тобой, разве я не поднял добрых людей, разве я не поставил свою жизнь на карту? А теперь, когда я увидел тебя такой, какая ты есть — прекраснейшей, благороднейшей девушкой Англии, — ты думаешь, я поверну назад? Если бы здесь было глубокое море, я прошел бы по волнам. Если бы дорога кишела львами, я разбросал бы их, как мышей.
— О, — сухо сказала она, — ты поднимаешь слишком много шума из-за голубого шелкового платья!
— Нет, Джоанна, — возразил Дик, — не только из-за одного платья. Ведь тебя я уже видел ряженой. А теперь я сам ряженый. Скажи откровенно, я не смешон? Не правда ли, дурацкий наряд?
— Ах, Дик, он вполне к тебе подходит, — улыбаясь, ответила она.
— Вот видишь! — торжествующе сказал он. — Так было в лесу и с тобой, бедный Мэтчем. По правде сказать, у тебя был смешной вид! Зато теперь ты красавица!
Так они болтали без умолку, держа друг друга руки, обмениваясь улыбками к влюбленными взглядами. И часы им казались минутами — так могли бы они провести всю ночь. Но внезапно послышался шорох, и они увидели маленькую леди. Она приложила палец к губам.
— О боже, — воскликнула она, — как вы шумите! Не можете ли вы быть посдержаннее? А теперь, Джоанна, моя прекрасная лесная девушка, что ты дашь своей кумушке за то, что она привела твоего милого?
Вместо ответа Джоанна подбежала к ней и пылко ее обняла.
— А вы, сэр, — продолжала юная леди, — что вы дадите мне?
— Сударыня, — сказал Дик, — я охотно заплатил бы вам той же монетой.
— Ну, подходите,— сказала леди,— вам это разрешается.
Но Дик, покраснев, как пион, поцеловал ей только руку.
— Чем вам не нравится мое лицо, прекрасный сэр?— спросила она, приседая до самого полу.
Потом, когда Дик наконец холодно обнял ее, она прибавила:
— Джоанна, твой милый очень неловок, когда ты смотришь на него. Уверяю тебя, он был гораздо проворнее при нашей первой встрече. Я вся в синяках, моя милая! Можешь мне больше никогда не верить, если это не так! А теперь, — продолжала она, — наговорились ли вы? Ибо я скоро должна удалить паладина.
Но оба влюбленных заявили, что они еще ничего не сказали друг другу, что ночь только началась и что так рано они не хотят расставаться.
— А ужин? — спросила юная леди. — Разве мы не должны спуститься к ужину?
— О да, конечно! — вскричала Джоанна. — Я забыла!
— Тогда спрячьте меня, — сказал Дик, — за ковер, в сундук, суньте куда хотите, лишь бы я был здесь, когда вы вернетесь! Помните, прекрасная леди, — прибавил он, — что мы в отчаянном положении и, быть может, с сегодняшней ночи до самой смерти никогда не увидим друг друга.
При этих словах юная леди смягчилась. И когда несколько позже колокол принялся сзывать к столу домочадцев сэра Дэниэла, Дика спрятали у стены, за ковром; он дышал через щель между коврами и мог даже видеть комнату.
Но недолго пробыл он в этом положении.
Тишина в верхнем этаже дома нарушалась лишь треском пламени и шипеньем сырых дров в камине; но сейчас до напряженного слуха Дика долетел звук чьих-то чрезвычайно осторожных шагов. Затем дверь открылась, и черномазый карлик, в одежде цветов лорда Шорби, просунул в комнату сперва голову, а потом свое искривленное тело. Он открыл рот, казалось, для того, чтобы лучше слышать; глаза его, очень блестящие, быстро и беспокойно бегали по сторонам. Он обошел комнату вокруг, постукивая по коврам, закрывавшим стены. Однако Дик каким-то чудом избегнул его внимания. Потом карлик заглянул под мебель и осмотрел лампу; и, наконец, видимо глубоко разочарованный, собирался уже выйти так же тихо, как и вошел, во вдруг упал на колени, поднял что-то с полу, рассмотрел и в восторге спрятал в сумку на поясе.
Сердце Дика упало, ибо то была кисть от его собственного пояса. Ему было ясно, что этот карлик-шпион, находивший злобное удовольствие в своей должности, не станет терять время, а отнесет ее своему хозяину, барону. У него было искушение отодвинуть ковер, напасть на негодяя и, рискуя жизнью, отобрать у него предательскую кисточку. Покуда он колебался, возникла новая тревога. На лестнице раздался грубый, надтреснутый от пьянства голос; и по коридору загремели неровные, тяжелые шаги.
— Зачем же вы живете в тени густых лесов? — пропел этот голос. — Зачем же вы живете? Эй, дураки, зачем же вы здесь живете? — прибавил он с пьяным хохотом.
И запел опять:
Вижу, в пиво ты влюблен,Мой толстяк, игумен Джон.Ты — за пиво, я — за снедь.Кто же в церкви будет петь?
Лоулесс, увы, мертвецки пьяный, бродил по дому, отыскивая уголок, где бы проспаться после попойки. Дик пришел в ярость. Шпион сначала испугался, но сразу успокоился, поняв, что имеет дело с пьяным; с быстротой кошки он выскользнул из комнаты, и Ричард больше его не видел.
Что было делать? Без Лоулесса Дику не удастся освободить Джоанну. Но, с другой стороны, шпион, быть может, спрятался где-нибудь поблизости, и, в таком случае, если Дик заговорит с Лоулессом, последствия будут самые роковые.
Тем не менее Дик все же решился заговорить с Лоулессом. Выскользнув из-за ковра, он остановился в дверях и угрожающе поднял руку. Лоулесс, багровый, с налитыми кровью глазами, шатаясь, подходил все ближе. Наконец он смутно разглядел своего начальника и, невзирая на повелительные знаки Дика, громко приветствовал его по имени.
Дик набросился на пьяницу и стал его яростно трясти.
— Скотина! — прошипел он. — Скотина, а не человек! Дурак хуже изменника! Твое пьянство погубит нас!
Но Лоулесс только смеялся и, пошатываясь, старался похлопать молодого Шелтона по спине.
И вдруг тонкий слух Дика уловил быстрое шуршанье в коврах. Он бросился на звук. Через мгновение один из ковров был сорван со стены, и в складках барахтались Дик и шпион. Они катались, путаясь в ковре, хватая друг друга за горло, безмолвные в своей смертельной ярости.
