Джин Вулф - Пират
Новия подняла руку и произнесла:
— Я, Сабина Мария де Вега Аранда Гусман, клянусь, что останусь здесь, покуда этот хороший человек, который является моим мужем перед Тобой, Господи, не вернется за мной. Я не последую за ним, если только он не позволит мне.
Она говорила совершенно серьезно. Я понял это по ее голосу и выражению лица. Я не стал задавать никаких вопросов, но она знала меня, как никто другой, и угадала мои мысли. Почти шепотом она сказала:
— Я ношу под сердцем ребенка, Крисофоро.
Половина каждой команды должна была остаться. Но на деле оказалось иначе, хотя я понял это лишь вечером, когда мы устроили засаду и расположились на ночлег. Новия не пошла с нами, но многие из тех, кто должен был остаться на кораблях, присоединились к нам. Полагаю, одни боялись, что мы вообще не вернемся (большинство из нас действительно не вернулись). Другие просто считали, что налет на караван с золотом станет величайшим приключением в их жизни, и хотели участвовать в нем, чтобы впоследствии говорить: «Я был с капитаном Бертом у Рио-Хато», как иные люди говорят: «Я был с Морганом, когда он сжег Панаму». Позже я узнал, что вместе с Новией на «Магдалене» осталось всего пять человек.
Большую часть утра мы шагали по дороге и наконец нашли хорошее место, где вдоль обочины росли густые кусты, а чуть поодаль от них возвышались могучие деревья. Сотней шагов дальше мы устроили засаду: по обеим сторонам от дороги поставили людей чуть ли не через каждый ярд, а двадцать метких стрелков, вооруженных мушкетами, заняли позицию в самом конце, чтобы перерезать солдатам и мулам путь, как только они окажутся в западне. За группу стрелков отвечал я, и Маху пошел со мной, хотя у него не было мушкета. Никто не должен был стрелять, пока не откроем огонь мы.
План казался хорошим и, возможно, сработал бы. Но к несчастью, когда во второй половине дня караван неспешным шагом вошел в западню, один из солдат заметил кого-то из наших людей. Он выстрелил в него, наши ребята выстрелили в ответ, и через считанные секунды палили уже все ружья. Мы выскочили на дорогу и открыли огонь, как и надлежало сделать, но ближайшие к нам солдаты все еще находились в сорока — пятидесяти шагах от нас.
Тем не менее мы расстреляли их в мясо, но половина мулов и погонщиков развернулась и помчалась во весь опор обратно в сторону Панамы. Мы с дикими криками бросились в погоню, но в следующий миг произошло нечто такое, что тогда показалось нам истинным чудом. Дальше к востоку раздался треск выстрелов, и на дороге началось жуткое столпотворение, когда люди и мулы, шедшие в хвосте колонны, повернули кругом и попытались отступить по направлению к нам. Мы стреляли, находившиеся восточнее парни стреляли, и у оставшихся в живых испанских солдат не было ни шанса.
Другие пираты, которые заняли позицию к востоку от нас и отрезали каравану путь обратно к побережью, оказались командой «Бретани» с Лесажем во главе. Мы страшно обрадовались при виде их, а они сделали вид, будто очень рады видеть нас. Я обнял Лесажа и немного поговорил с ним. Он сказал, что не застал нас в Портобело, но, зная о планах капитана Берта, последовал за нами со всей возможной скоростью и наконец нашел наши корабли у Рио-Хато.
Возможно, мне следует повременить с рассказом о последующих событиях, чтобы они стали для читателя полной неожиданностью, какой явились для нас. Хорошо, я повременю, но в рассказе Лесажа имелась серьезная неувязка, на которую мне следовало сразу же обратить внимание, и я говорю об этом сейчас. Я должен был раскусить Лесажа. И капитан Берт должен был. Но мы доверяли ему, а потому не раскусили.
Подумал ли я о Валентине? Да, подумал, но решил, что сейчас не время поднимать этот вопрос. Все стаскивали тюки золота с убитых мулов, радостно вопили и дивились тяжести слитков: по дюжине слитков чистого золота на каждом муле. Если капитан Берт не ошибался в своем предположении, что обычно мул несет поклажу весом в триста фунтов, значит, каждый слиток весил около двадцати пяти фунтов.
Остаток дня мы все были богатыми людьми.
Бойня началась ночью, когда большинство из нас спали. Я лежал без сна. Может, потому, что меня мучила жажда, но, скорее всего, потому, что у меня не шла из головы новость, сообщенная Новией.
Я стану отцом. Я совершенно не ожидал этого и не особо задумывался на сей счет. Новия тридцать четыре месяца состояла в браке с Хайме Гусманом и ни разу не забеременела, поэтому нам казалось вполне вероятным, что она вообще никогда не забеременеет. Теперь я понимал: дело было в нем. Возможно, Гусман знал о своем бесплодии и именно поэтому был таким ревнивым. Могу сказать только одно: когда я лежал там, думая о ребенке, который скоро появится на свет, и о деньгах, которые будут у нас троих, я не завидовал никому на свете.
Раздался пронзительный вопль, потом три или четыре выстрела. Я вскочил на ноги, пошарил по земле в поисках своего пояса и пистолей и крикнул Маху.
Маху не откликнулся, но на меня набросился парень с абордажной саблей. Я едва видел его в лунном свете, сочившемся сквозь густую листву деревьев, и тусклом свете угасающего костерка: здоровенный верзила с серовато-белым ремнем для пистолей, прыгнувший на меня из темноты. И еще я увидел блеск абордажной сабли.
Именно тогда я наконец нашарил свою саблю. Если бы дело происходило в каком-нибудь фильме или телесериале, мы стали бы эффектно рубиться и рубились бы достаточно долго, чтобы зритель успел сходить за попкорном, и я точно убил бы противника не так, как в свое время убил Янси. Но все происходило в действительности, и я поступил следующим образом: ткнул в лицо нападавшему горящей головешкой, выхваченной из костра, и зарубил его, когда он отпрянул в сторону. Я толком не помню, но, кажется, удар лезвия пришелся ему по шее сбоку.
В следующий миг на меня накинулись четверо парней, и я бросил саблю и дал деру, словно перепуганная крыса.
Будь я героем, я бы вступил в схватку с ними и погиб. Будь я супергероем, я бы перебил всех четверых. Я не герой и никогда не строил из себя героя. Что же касается супергероя, это название сэндвича. Понятия не имею, далеко ли я убежал, но надо полагать, довольно далеко. Потом мне следовало бы овладеть собой и вернуться обратно, чтобы сражаться.
Верно.
Кто бы сомневался.
Я не сделал ничего подобного. Убедившись, что оторвался от преследователей, я упал на колени и страстно возблагодарил Бога, сохранившего мне жизнь. Я не попытался вернуться к месту сражения. Там действительно состоялся жестокий бой, многие погибли, и наши потерпели поражение. Тогда я знал только это, и больше мне ничего не требовалось знать. Пока не забрезжил рассвет, я продолжал стоять на коленях, пытаясь заключить своего рода сделку с Богом. Когда я начал видеть собственную тень, то поднялся на ноги и отправился на поиски дороги, которая, я знал, приведет меня обратно в Рио-Хато.
