Лотар-Гюнтер Буххайм - Прощание
— Пусть лежит — «La liesche» — это выражение я узнал во Франкфурте на книжной ярмарке. Так говорят франкфуртцы, если желают, чтобы что-то воспринималось спокойно.
— La liesche? Надо запомнить.
Чтобы каждый из нас смог получить пирожное к кофе, которые часто, когда мы не являемся первыми, уже сметены со стола «семейными кланами», как я их называю, старик заказал кофе и пирожные в свою каюту.
— Поговорим лучше о чем-нибудь другом, о том, как, собственно говоря, случилось, что ты пересек Атлантику на паруснике. Ах, и еще кое о чем я хотел тебя спросить: что там, собственно говоря, произошло с «Дюнгекальк» в Гамбурге?
— «Дюнгекальк» мы продали как «Баукальк».
— Как это ты до этого додумался?
— Ах, — говорит старик, защищаясь, — этому можно научиться.
— Исчерпывающая информация! Ну, хорошо, как ты пришел к безрассудной идее отправиться в Южную Америку на паруснике?
— А не хотел бы ты мне сначала рассказать, как ты, «каталажник», снова вернулся в нормальную жизнь?
— Нет, не хотел бы, но мы можем бросить кости, чтобы узнать, чья очередь рассказывать.
— Ну, хорошо, — говорит старик добродушно, — старый Корте был гамбургским коммерсантом, участвовавшим в межконтинентальной торговле. До войны он работал на Дальнем Востоке. Его сын Адо родился в Тяньцзине. Старик был коммерсантом в Китае, а позднее вернулся обратно в Гамбург. Теперь сын Адо — его родители погибли — при разделе наследства получил небольшую виллу в Ляйнпфад и быстро продал ее одному еврею. Тот обменял доллары и заплатил за виллу примерно 60–70 тысяч марок. И на эти деньги сын Адо начал строить яхту.
— Строить? Я думал, что это была старая яхта.
— Нет, она была построена заново.
— И что — это тогда прошло без всяких осложнений?
— Во всяком случае — прошло. В Эккенфёрде мы еще прошли строительный надзор.
— Этот Корте был, очевидно, очень хитрым: таким образом он смог вывезти из Германии свои деньги и себя самого. Но он все же не был моряком?
— Нет, моряком он не был и в этом была его проблема. Поэтому он нашел и нанял меня.
— То есть ему был нужен шкипер!
— Да, и им оказался я. Но сначала я позаботился о приобретении необходимых приборов, секстанта, например. Они в то время делались из легких металлов и очень хорошо продавались по ту сторону океана.
— Я представляю себе: вы спокойно строите яхту, ты добываешь секстанты — и это притом, что после войны ничего нельзя было добиться без связей…
— А это и це было просто. Прежде всего нам потребовалось большое количество провианта, хрустящих хлебцев, например. Проблему, естественно, представляло все оборудование. Мы искали повсюду, говоря, что собираемся проводить на корабле исследования по биологии моря.
— Не глупо!
— Исследования по биологии моря — это ласкало слух и производителей хрустящих хлебцев в Люнебурге. Хрустящие хлебцы могут стать шлягером при оснащении судов, сказали мы, и тогда они, — это всего один пример, — охотно выделили необходимое.
— Сколько вас было?
— Четверо.
— И как велик был корабль, какова была площадь парусов?
— Примерно сто квадратных метров парусности. Яхта имела, это я могу еще сегодня сказать точно, длину тринадцать и семь десятых метра, три метра тридцать в ширину, полторы мачты. Это была яхта иол.
— И за океаном вы ее продали?
— Да. Но до этого мы еще не дошли. Теперь уже ты хочешь прибавить темпа?
— Упаси боже!
— Ну, тогда позволь мне сначала разделаться с писаниной, — говорит старик и показывает на стопку бумаг на письменном столе, — у нас еще есть время. Между прочим, сегодня вечером будет кино.
— И что же? Если фильм такая же халтура, как и последний, то лучше я обойдусь без него.
— Все-таки разнообразие. Называется, как я знаю, «Цыган» со знаменитым французским актером Делоном.
— Посмотрим, — говорю я скептически и прощаюсь.
Предположим, раздумываю я, бесцельно передвигаясь по палубе, я действительно решусь на это путешествие по Африке, тогда в Дурбане мне пришлось бы оставить корабль со своего рода «багажом беженца». Прощание с кораблем, прощание со стариком. Великая печаль охватывает меня.
В каюте матроса Ангелова вокруг маленького стола собралась группа «умелые руки». Большой толстый ассистент снова сидит здесь, кроме него сегодня присутствует и боцман. Ангелов дает урок. С гордостью показывает он мне свои новые корабли в бутылках.
— Еще лучше в баре, — говорит он, — настоящая выставка. И я обещаю, что следующие мои шаги приведут меня в бар.
Тот самый Ангелов, голос которого срывался в пронзительный визг, когда акулу вытаскивали на верхнюю палубу, теперь терпеливо и мягким голосом объясняет обоим ученикам тонкости изготовления миниатюрных моделей парусных кораблей в бутылках. Все трое сосредоточенно заняты крошечными моделями кораблей. Вот и объясните мне природу людей.
На фильм я не пошел. Чтобы стряхнуть оцепенение, которое грозит охватить меня, я заставляю себя сделать записи в дневнике. Когда старик стучит в мою дверь и спрашивает: «Я мешаю?» — я кричу:
— Входи же. Я как раз собирался закончить. Ну, как фильм?
— Не на мой вкус. Я бы охотнее посмотрел кинокомедию. Расовые проблемы можем увидеть в натуре и в Дурбане.
— Мне в голову пришло кое-что смешное после того, как ты рассказал мне о твоей акции с хрустящими хлебцами, — говорю я старику, когда мы перебрались в штурманскую рубку.
— И что же было смешным?
— Я же тебе рассказывал, что не все мои немногочисленные друзья сообразили, что я почти полгода отсутствовал. Даже хуже: за это время они изрядно попользовались моей собственностью.
— Тс-с, — произносит старик и бормочет: — Давнишний печальный опыт. Но я здесь не вижу ничего смешного!
— Подожди! В качестве стартового капитала для обеспечения средств к жизни у меня было полцентнера[42] сахара.
— Как ты его раздобыл?
— Добрый Бонзо, коллега по издательству, для которого мы хотели достать мебель, — вспоминаешь?
— Да, — говорит старик и кивает, — ваша карнавальная встреча с американскими танками.
— Да, этот. Итак, Бонзо предполагал, что его жена Беле с маленькой дочкой находится где-то в Тюрингии. Это была в то время своего рода ничейная земля. Американцы, правда, оккупировали эту местность, но затем ретировались, и вместо них туда должны были прийти Советы. И как раз в эту брешь в этот момент мы и хотели проникнуть и вызволить Беле с дочкой — чистейшей воды бред!
