Лотар-Гюнтер Буххайм - Прощание
— Под атомоходом я представлял себе невероятно современный, а не построенный по обычной схеме корабль, — сказал я старику, — даже транспортный корабль для перевозки войск не мог быть более будничным и более лишенным фантазии, чем «Отто Ган».
— Государственный пароход, — говорит старик. — А что ты вообще хочешь от государства?
— Боцман еще на борту?
— Какой?
— Да этот чудак, кстати, как его зовут?
— Ты имеешь в виду Вильдапфеля? — спрашивает старик.
— Да, его. Чудная фамилия!
— Он, возможно, еще здесь. Но точно я не знаю, я же в последних рейсах не участвовал.
Затем я спрашиваю:
— Как ты, собственно говоря, попал на каботажный пароход, твоя жена мне об этом рассказала…
— Да? Рассказала? — говорит старик. — Это долгая история. Я расскажу тебе ее только в том случае, если ты расскажешь мне как Симона, — как ты говоришь, — разыскала тебя.
— Это еще более длинная история, — пытаюсь я уклониться.
И мы оба сидим и предаемся нашим мыслям.
— Позволь спросить, что же ты хочешь «наскрести» о корабле? — слышу я наконец голос старика.
Я трясу головой, будто хочу избавиться от посторонних звуков, потом отвечаю:
— Репортаж, еще один репортаж, что же еще? Я же всегда был репортером. И все еще продолжаю им быть. Если бы мне пришлось придумать сюжет, фабулу, то это показалось бы мне нелепым. Я все еще нахожу действительность, как она есть, достаточно интересной. В принципе на титульном листе книги «Лодка» должно было бы стоять слово «репортаж», а не «роман».
— А почему ее не назвали репортаж? Разве не ты сам вставил слово «роман»?
— Нет, издательство. Репортаж у нас в стране считается слегка дискриминированным жанром. Это должен был быть роман. Так это принято у мещан.
Я глубоко вздыхаю и продолжаю говорить, не выпуская старика из вида:
— И кроме того это произошло из-за тебя. Ты же прочитал рукопись и сказал: «Просто здорово, что изображенные образы не имеют прототипов».
И тут старик ухмыльнулся:
— Остряк! — и спросил, отправил ли я уже так называемые «маммилеттерс» («мамочкины письма», или «письма для мамочки»).
— «Маммилеттерс» — а что это такое?
— А ты этого не знаешь? Три раза с борта в адрес пароходства посылается телекс с информацией для родственников. Например: местонахождение корабля, адрес агента в Дурбане. Пароходство копирует тексты телексов и рассылает эту информацию в конвертах с написанными адресами.
— Какой сервис! Я чувствую себя по-настоящему обслуженным!
— Ха! — говорит старик и ухмыляется. — Конверт отправится на землю еще сегодня вечером.
При подъеме на мостик я жалуюсь:
— Пластиковые поручни перил в проходах сконструированы неправильно. Когда по ним скользят руки, они заряжаются электричеством. А если при этом пальцы коснутся металлических деталей нижней части, то человек получает приличный электрический удар.
— А зачем ты хватаешься за перила? Ты что — женщина? — парирует старик.
— Хорошо! Впредь я буду остерегаться этих разрядов. Скажу себе, что на приличные перила, наверное, не хватило денег.
Теперь порт освещен желтыми противотуманными светильниками и голубовато-белыми лампами. Нефтеочистительные заводы подвесили на различной высоте красные предупредительные лампы. Краны с крайне высоко установленными эстакадами усеяны лампами белого цвета, которые светятся, как на елке. Каждый кран имеет наверху красный предупредительный сигнал. К нам подплывает буксир и начинает разворачиваться по ветру. Наши надстройки, освещенные «зонненбреннерами» («солнечными горелками»), четко вырисовываются на фоне темного неба. Второй буксир, который, вероятно, будет толкателем, держится по правую сторону, направив свой нос прямо против нашего борта, готовый принять швартовые концы. Лоцман подходного фарватера уже на борту. Портовый лоцман, который будет командовать буксирами, еще не прибыл. Сейчас время отлива.
— Осадка спереди у нас восемь метров, сзади — восемь метров пятьдесят, — слышу я голос старика.
На морской карте видна вся акватория роттердамского порта. Эта карта включает Ларсхафен, продолжающийся через Ваальхафен, Бебенхафен и Ботлек, где мы сейчас стоим, различные нефтяные гавани вплоть до Европорта, который уже построен в Шлике. Простирающийся далеко порт, в который можно попасть по Беер-каналу, называется гавань Миссиисипи: наконец-то название, в котором ощущается дыхание дальних стран.
На мостике, как всегда перед отплытием, царит спешка. На старика наседают со всех сторон одновременно: он должен принять так называемые таймшиты. Уполномоченный фирмы, для которой предназначен груз, хочет иметь подписи под документом, фиксирующим время, затраченное на разгрузку. Я слышу, что 12 500 тонн руды, которую корабль доставил из порта Элизабет, были выгружены за десять часов.
— Хорошая работа, — говорит старик.
Появляется клерк агентства и возвращает мерительное свидетельство и документы об уплате пошлины при выходе из порта, подписанные портовыми властями.
— А теперь передадим «заявление о готовности» и всю эту писанину обратно в агентство для чартера, — говорит мне старик.
Полночь. Трап поднят. Портовый лоцман тоже на борту. Появившись на мостике, он приветствовал меня словами «доброе утро, штурман». Так что я вполне нормально могу сойти за штурмана. Прибрежная радиостанция сообщает, что в открытом море нам придется иметь дело с северо-восточным ветром силой 7 баллов. Меня это устраивает.
Корабль еще пришвартован с помощью трех швартовых и шпринга. Прежних корабельных канатов из пеньки больше нет. Теперь тросы делают из полиэтилена, а некоторые плетут из стальной проволоки.
В темноте квакающе звучат громкие переговоры по УКВ-связи. Первый помощник капитана появляется со скоросшивателями в руках. Старик должен подписать бумаги и отправляется для этого в штурманскую рубку, расположенную за рулевой рубкой, так как там светло. Едва он вернулся, как лоцманы протягивают ему листочки на подпись: подтверждение проделанной работы в «грузовом районе порта».
На буксире приняли буксирный канат, поданный с носовой части корабля. Старик приказывает: «Отдать концы!» С кормовой части тоже работает буксир. Рулевой, которому поручили быстро принести кофе для лоцманов, теперь стоит на своем рабочем месте.
Я поражен: швартовая команда разъезжает по пирсу на автомобиле взад и вперед. Только что под самым мостиком она сняла проушину каната с причальной тумбы. Тем самым освобожден последний канат, шпринг. Оба буксира тянут корабль под углом к набережной. Прямо под нашим «зонненбреннером» отсвечивает оливково-коричневая полоска воды, становящаяся все шире между пирсом и бортом корабля.
