Тим Северин - Мираж Золотого острова
— Держитесь! — взвыл Изреель, когда корабль качнулся на волне и устремился вперед, в ревущую массу воды.
Гектора накрыло с головой. Он задержал дыханье, мертвой хваткой вцепился в поврежденный парус и выжидал, пока корабль снова взберется на волну. Наконец вода стекла с него, и он снова смог работать своим ножом. Еще раз шесть нос погружался в воду, а море набрасывалось на Гектора, прежде чем его попытки распутать мокрый клубок сдвинулись с мертвой точки. По-прежнему стоя на коленях, он подался немного в сторону, чтобы ненужные обломки смыло за борт. Сзади послышался очередной предупреждающий возглас Изрееля. Но было поздно. Свободный конец каната захлестнул лодыжку боцмана и, когда сорванный парус пополз за борт, он потянул за собой и человека. Послышался отчаянный вопль, и Гектор на секунду успел увидеть в волнах побледневшее от ужаса лицо Эванса.
«Услада холостяка» едва продвигалась вперед. Движение ее представляло собой только взлеты и падения, дикую качку на громадных волнах. В нескольких ярдах от корабля виднелись обломки мачты и парус. Эванс держался на плаву, высоко подняв голову. Его матросская куртка из промасленной парусины вздулась пузырем. Гектор вскочил на ноги и бросился на квартердек.
— Человек за бортом! — закричал он, указывая на Эванса. Вахтенные у штурвала уже и сами все увидели. Несколько матросов подбежали к фальшборту, бросая канаты барахтавшемуся в воде человеку, но добросить до него у них не получалось. Какое-то время упорный боцман боролся с волнами, с ногой, запутавшейся в парусе и обломках. Но с каждой новой волной его относило все дальше, и расстояние между ним и кораблем постепенно все увеличивалось.
— Ближе не могу подойти, — прорычал рулевой. — Корабль не слушается руля!
Остальные вахтенные в безмолвном потрясении лишь смотрели, как Эванса уносит все дальше и дальше. Через считанные минуты его уже невозможно было разглядеть среди пены и брызг.
— Его не спасли даже две серьги, — пробормотал седой матрос, с окаменевшим лицом отвернувшись от борта.
В каждом ухе Эванс носил по золотой серьге — считалось, что моряк с серьгой в ухе не утонет.
— Нам самим как бы не пропасть, — отрывисто проговорил Дампир. — Ветер набирает силу. Шторм еще не разыгрался.
Не успел он вымолвить эти слова, как над головой у него лопнула бизань. Парус превратился в дюжину мокрых тряпок, болтавшихся теперь туда-сюда. Рваные концы щелкали, будто кнуты. Потом ветер совсем оторвал их, унеся обрывки прочь. Ликтрос, которым обшивают кромки парусов, продержался ненамного дольше. Вскоре все обрывки и ошметки скрылись из виду. Ветер превратился в ураган. Он набрасывался с запада, завывал в снастях и к середине дня достиг апогея. Таких огромных волн не помнили даже самые бывалые моряки из команды. Целые стены воды вставали и обрушивались перед кораблем, команда которого выбивалась из сил. Теперь «Услада холостяка» шла с голыми мачтами и реями, чудом удерживаясь на плаву. Каждая волна возносила корабль на свой гребень, где тот неустойчиво замирал, едва не ложась набок. Добраться сейчас до бака было сродни самоубийству. Вновь и вновь море обрушивалось на судно всей своей бурлящей массой, прокатывалось по палубе, проникая под крышки люков. Оттуда вода стекала ниже, вдобавок она просачивалась и через швы корпуса. Все члены экипажа, сменами по четыре человека, откачивали воду корабельной помпой, всеми силами стараясь, чтобы она не поднялась выше щиколоток. Они знали: если воды будет больше, то корабль пойдет ко дну.
Остаток дня и всю следующую ночь суровое испытание продолжалось. Ветер изменил направление на северо-западное, и «Усладу холостяка» отнесло еще южнее. Пока судно барахталось в каше брызг, переваливаясь с одного борта на другой, у команды не было ни секунды передышки. Свободные от вахты теснились на нижних палубах, вдыхая во мраке запахи рвоты, мочи и экскрементов, потому что выходить на палубу по естественной надобности теперь было небезопасно, и люди использовали трюм как отхожее место. Гектор, скрючившись на койке, старался найти утешение в мыслях о Марии. Они отвлекали его от мощных ударов волн о борт корабля, от скрипов и стонов корабельных балок и шпангоутов, от холодной воды, которая вдруг начинала хлестать из щелей. Он сосредоточился на том моменте, когда впервые увидел ее, два года назад: как она вышла из каюты захваченного испанского торгового судна. Одета девушка была просто: в коричневое платье с длинными рукавами и белым полотняным воротником. Он вспоминал ее распущенные каштановые волосы, ее маленькие, изящные руки. С каким возмущением она тогда сложила их перед собой. Девушка была компаньонкой одной дамы, чей муж занимал в колониях очень высокое положение, поэтому Мария держалась в тени, но взгляд Гектора снова и снова возвращался к ней. Она показалась ему просто красавицей: широко поставленные темные глаза, правильные черты лица, трогательные медового оттенка веснушки. Чувствовалось, что она умна, и это еще больше притягивало Гектора к ней. Их взгляды встретились лишь однажды, и он испытал прилив восхищения, когда понял, что Мария ничего не боится, даже стоя лицом к лицу с бандой буканьеров. И теперь, на «Усладе», содрогавшейся от шторма, Гектор вспоминал, с каким достоинством она держалась, и мечтал найти ее и признаться ей в любви.
К утру следующего дня шторм приутих, и измученная команда смогла наконец выйти на палубу и привести корабль в порядок. Матросы связали поврежденные канаты, подтянули ослабленные ванты, вбили несколько клиньев там, где расшатались мачты. Жак развел на камбузе огонь и сварил суп. Но тут шальная волна качнула корабль, и котел снова опрокинулся. На этот раз Жак еще и поскользнулся на залитом жирным супом полу, неудачно упал и вывихнул плечо. Гектор вправил вывих и перетянул плечо полосами парусины. Потом Дан и Изреель отвели француза вниз. Команде пришлось довольствоваться сухомяткой, и пока ветер не усилился снова, люди успели разве что пожевать сухарей и хлебнуть бренди, чтобы подкрепить силы.
Точно сориентироваться было невозможно. По небу быстро проносились облака, сквозь плотную пелену которых лишь изредка пробивался слабый солнечный луч или на миг проглядывали звезды, палуба ходила ходуном, горизонт был закрыт волнами. Никто не знал, что их всех ожидает в ближайшее время. Кук и Дампир могли только догадываться о местоположении судна и о том, какое расстояние оно прошло.
Впрочем, было очевидно, что корабль относит все южнее и южнее. За одним ударом шторма следовал новый, и затишье наступало лишь на несколько часов. Температура упала еще ниже. Шквалы все чаще приносили снег. На седьмой день разыгралась настоящая снежная буря, пропала всякая видимость, перед глазами теперь висело лишь белое марево. К тому времени всё на верхней палубе уже покрылось тонким слоем льда, так что стало опасно залезать на мачты и даже ходить по палубе. Руки у людей коченели и теряли всякую чувствительность. Некоторые во время работы сорвали себе ногти, даже не заметив этого, однако считали, что им еще повезло. Один матрос поскользнулся на обледенелом рее, упал и разбился насмерть. Так он и лежал на палубе, будто сломанная кукла.
