Коллектив авторов - Сборник Поход «Челюскина»
Другую группу на корабле составляли «врангелевцы», как мы их в шутку называли, т. е. персонал, отправлявшийся на остров Врангеля на зимовку. В него входили научные работники разных специальностей, радиоработники, хозяйственники и т. д. Причем ввиду длительности командировки некоторые из них отправлялись с женами, а одна семья (начальника полярной станции т. Буйко) с годовалым ребенком.
Наконец своеобразную группу представляли строительные рабочие (11 человек), которые должны были строить дома на острове Врангеля. Эти товарищи, в большинстве никогда не видавшие моря, представляли вначале особую трудность в смысле воспитания коллектива, но под конец оказались великолепными работниками, которые нам много помогли в лагере. Возглавлял эту группу инженер-строитель В. А. Ремов.
Мой ближайший штаб составлялся из моих заместителей — И. А. Копусова, И. Л. Баевского и помощника по политической части, старого большевика А. Н. Боброва, с которым я был связан совместной работой еще в героические времена 1918–1919 годов в Народном комиссариате продовольствия.
Как впоследствии оказалось, состав экспедиции и команды был подобран в общем очень хорошо, но сплочение его разнородных частей в единый коллектив конечно не могло итти самотеком и было с самого начала предметом особенной заботы с моей стороны и со стороны общественных организаций «Челюскина».
Переход Ленинград — Копенгаген — Мурманск
Переход до Мурманска конечно не является экспедиционным плаванием, но для нас он имел тогда существенное значение. Мы присмотрелись к работе отдельных товарищей и могли в Мурманске произвести необходимые перемены. Некоторые участники, в том числе все строители и большинство «врангелевцев», сели к нам только в Мурманске. До норвежских шхер пароход вел капитан Безайс, который по поручению Наркомвода принимал «Челюскина» в Копенгагене и должен был по пути закончить пробные испытания. Капитан Воронин вышел вместе со всей экспедицией из Ленинграда, а командование «Челюскиным» принял в норвежских шхерах.
12 июля мы простились с Ленинградом, очень тепло провожаемые ленинградскими пролетариями, советскими и партийными организациями. Только 16 июля нам удалось закончить приемку угля и грузов [26] в Угольной гавани у выхода из Ленинградского порта в Финский залив. Во время перехода до Копенгагена обнаружились некоторые дефекты в работе машин, устраненные в Копенгагене фирмой «Бурмейстер и Вайн», построившей пароход.
Стоянка в Копенгагене показала нам, насколько живо и заграница заинтересовалась нашим походом. Выдающиеся ученые и писатели посетили пароход или встретились с нами у полпреда СССР. На пароход непрерывно приходили экскурсии из различных слоев населения.
Дальнейший переход — из Копенгагена в Мурманск — проходил в значительной части норвежскими шхерами. Переход в открытом море подтвердил нам то, что мы ожидали с самого начала ввиду особой формы «Челюскина»: его качало, как настоящий ледокол, т. е. исключительно сильно и стремительно. Пришлось принять особые меры для закрепления груза. Наконец в Мурманске вся подготовка была закончена, мы взяли дополнительный уголь и 10 августа 1933 года вышли в экспедицию.
Мы имели конечно подробную информацию о состоянии погоды и льда от наших полярных станций. Было ясно, что Карское море будет пройти значительно труднее, чем в предыдущем году во время похода «Сибирякова». Было известно также, что пролив Вилькицкого — между мысом Челюскиным и Северной Землей — все еще закрыт. Очевидно лето запаздывало в Арктике. Однако мы решили дольше не ждать, а, пройдя в Карское море, ориентироваться на месте.
Мурманск — мыс Челюскин
В этой статье я не буду касаться подробностей нашего плавания, которые с навигационной стороны освещены в статьях капитана, других наших моряков и научных работников. Остановлюсь лишь на некоторых моментах, имевших значение для дальнейшей судьбы нашей экспедиции.
Баренцово море прошли, как и следовало ожидать, без встречи со льдом. В Карское море вошли проливом Маточкин Шар и здесь нагнали ледокол «Красин» и проводимые им суда. Дальнейший путь до мыса Челюскина мы могли бы проделать или вместе с «Красиным» и его группой судов, или самостоятельно. Путь с «Красиным» был конечно легче, но должен был тянуться дольше, так как ленские [28] суда должны были предварительно зайти на остров Диксон. Вообще проводка ледоколом целой группы неледокольных судов, какими были ленские пароходы, — операция медленная. Мы решили пытаться пойти самостоятельно, одновременно развертывая научную работу. Как с точки зрения наибольшей ценности этой работы, так и с точки зрения быстроты продвижения мы выбрали более северный вариант пути, чтобы в случае задержек со вскрытием льдов в проливе Вилькицкого пытаться пройти более северным проливом Шокальского между главными островами архипелага Северной Земли.
Двухнедельный поход по Карскому морю показал нам, что не только пролив Шокальского, но и вообще берег Северной Земли в этом году недоступен. Это подтвердилось также неудачей ледокольного парохода «Седов», который не мог выполнить своего задания — сменить зимовщиков Северной Земли и построить станцию на мысе Оловянном в проливе Шокальского. Во время поисков пути по Карскому морю среди льдов мы несколько раз пользовались летной разведкой т. Бабушкина, с которым обычно летал капитан.
Произведя научные измерения в неисследованных частях Карского моря, мы натолкнулись на большой остров, на котором не оказалось признаков посещения его человеком. На карте этого острова нет, но ряд данных заставляет думать, что это не новый остров, а остров Уединения, открытый еще в XIX веке, затем посещенный в 1915 году Свердрупом, но повидимому совершенно неправильно нанесенный на карту (на 50 миль восточнее истинного положения). Наш астроном-геодезист т. Гаккель определил точное положение острова астрономическим наблюдением, а я заснял и сфотографировал его очертания с самолета Бабушкина. Остров этот по своему положению — в самом центре Карского моря — имеет исключительное значение для Северного морского пути. В 1934 году мы собираемся основать на этом острове станцию.
При первых же встречах со льдом в Карском море «Челюскин» получил повреждение в носовой части (лопнул шпангоут, погнулись стрингера и т. д.). Эти повреждения нам показали, что мы не должны требовать от «Челюскина» слишком многого. Хотя он построен и с учетом северного плавания, но его крепления рассчитаны очевидно неправильно и во всяком случае недостаточно. Под руководством инженера Ремова были поставлены добавочные деревянные крепления, оказавшиеся очень удачными. Для установки добавочных креплений в носу потребовалось разгрузить носовой трюм от угля, [29] который был перегружен частью в угольную яму средней части корабля, частью на корму.
