Алистер Маклин - Крейсер Его Величества «Улисс»
Итак, обнаружить противника, вступить в бой, уничтожить. Уничтожение противника — такова главная, конечная задача военного корабля. Взять вражеский корабль или самолет на прицел и уничтожить его. «Улисс» был хорошо оснащен и для этой задачи.
Он имел четыре двухорудийные башенные установки: две башни на носовой, две на кормовой палубе. Скорострельные пушки калибром 5,25 дюйма могли с одинаковым успехом поражать как надводные, так и воздушные цели. Управление огнем осуществлялось с командно-дальномерных постов: главный находился в носовой части корабля, за мостиком и чуть выше его, а запасной — на корме.
Все необходимые параметры — пеленг, скорость ветра, дрейф, расстояние, собственная скорость, скорость хода противника, курсовой угол — поступали в гигантские электронные вычислительные машины, установленные в центральном посту, этом сердце корабля, которое, странное дело, находилось глубоко в утробе «Улисса» — значительно ниже ватерлинии. Там вырабатывались и автоматически подавались на башенные установки лишь две величины — прицел и целик. Разумеется, командиры башен могли вести огонь и самостоятельно.
В башнях размещались орудия главного калибра. Остальные орудия были зенитными. На корабле имелось несколько многоствольных скорострельных установок калибром 42 миллиметра. Пушки эти были не слишком точны, но создавали достаточно плотную огневую завесу, чтобы отпугнуть любого воздушного противника. Кроме того, в различных частях надстроек были размещены спаренные «эрликоны» — точные, сверхскорострельные пушки. В опытных руках они становились смертоноснейшим оружием.
Арсенал «Улисса» дополняли глубинные бомбы и торпеды. Глубинных бомб было всего тридцать шесть — сущие пустяки по сравнению с противолодочным вооружением многих корветов и эсминцев. Причем в одной серии можно было сбросить не более шести бомб. Но каждая из них заключала двести килограммов аматола; прошлой зимой «Улисс» потопил две неприятельские подводные лодки.
Из двух трехтрубных аппаратов, установленных на главной палубе за второй трубой, стремительные и грозные, выглядывали торпеды в 21 дюйм диаметром, в каждой — заряд в 337 килограммов тринитротолуола. Но аппараты эти еще ни разу не использовались.
Таков был «Улисс». Наивысшее для своего времени достижение человека, апофеоз его стремления — слить воедино научную мысль и звериный инстинкт, чтобы создать совершеннейшее орудие разрушения. Это был великолепный боевой механизм до тех лишь пор, пока находился в руках надежного, сработавшегося экипажа. Корабль — любой корабль — таков, каков его экипаж, ничуть не лучше.
А экипаж «Улисса» распадался на глазах: хотя кратер вулкана был заткнут, грозный рокот не умолкал.
Первые признаки новой опасности появились три часа спустя после выхода «Улисса» из гавани. Расчищая фарватер, впереди крейсера шли тральщики.
Однако командир корабля не ослаблял бдительности. Именно поэтому и сам Вэллери, и его корабль были до сих пор целы и невредимы. В шесть часов двадцать минут каперанг распорядился поставить параваны — торпедообразные буи, выпускаемые по одному с каждой стороны форштевня на специальных тросах — буйрепах. По законам гидродинамики минрепы — тросы, соединяющие мины с их якорями, — должны отводиться тралами прочь от корпуса корабля, к параванам, где их рассекают специальные резаки, и мины всплывают. Затем их подрывают или расстреливают огнем стрелкового оружия.
В 09.00 Вэллери приказал убрать параваны. «Улисс» сбавил ход. Первый офицер, капитан-лейтенант Кэррингтон, отправился на полубак проследить за операцией: матросы, лебедчики и унтер-офицеры, в чьем заведовании находились параваны обоих бортов, уже стояли на своих местах.
Стрелы для подъема параванов, находившиеся позади бортовых ходовых огней, были спешно поставлены в рабочее положение. Установленные на орудийной палубе второй башни трехтонные электролебедки мощным плавным усилием начали натягивать тросы; вскоре из воды показались параваны.
Тут-то и случилась беда. Виновен в случившемся был матрос первого класса Ферри. На лебедке левого борта оказался неисправным выключатель. В довершение всего лебедчиком был молчаливый, острый на язык Ральстон, тот мог ляпнуть или выкинусь такое, что не приведи Бог. Но виновным в том, что такое случилась именно так, а не иначе, был Карслейк.
Присутствие младшего лейтенанта Карслейка среди спасательных плотов, где он руководил работами по подъему левого трала, явилось следствием целого ряда ошибок. Первой из них была ошибка его отца, отставного контр-адмирала, который, полагая, что сын одного с ним поля ягода, в 1939 году забрал его из Кембриджа в далеко не юном возрасте (Карслейку-младшему стукнуло уже двадцать шесть) и, в сущности, навязал свое чадо флоту. Вслед за первой последовали другие ошибки: недостаточная принципиальность командира корвета, первого начальника Карслейка (знакомый его отца, он, грешным делом, представил Карслейка к офицерскому званию); недосмотр аттестационной комиссии на «Кинг Альфреде», которая присвоила ему такое звание; наконец, промах старшего офицера «Улисса», назначившего его на эхо-заведование, хотя он и знал о некомпетентности Карслейка и его неумении командовать людьми.
Лицо Карслейка, точно у сверхпородистой лошади, было длинное, худое и узкое, с бледно-голубыми глазами навыкат и торчащими вперед верхними зубами.
Белокурые волосы жидки, брови изогнуты в виде вопросительного знака. Под длинным, острым носом, под стать бровям, изгибалась верхняя губа. Речь его представляла собой пародию на язык, каким говорят нормальные англичане: краткие гласные у него получались, долгими, а долгие — бесконечными, да и с грамматикой он не всегда был в ладах. Он лютой ненавистью ненавидел флот, ненавидел начальство, медлившее с представлением его к очередному званию, ненавидел матросов, которые платили ему той же монетой. Словом, младший лейтенант Карслейк воплощал в себе все самое порочное, что порождала английская система привилегированных частных школ. Тщеславный заносчивый мужлан и недоучка, он стал посмешищем экипажа.
Он и теперь выставлял себя на посмешище. Забравшись на спасательные плоты, широко расставив ноги для лучшей устойчивости, он кричал, отдавая матросам бессмысленные, ненужные распоряжения. Главный старшина Хартли стонал, но, соблюдая субординацию, вслух не произносил ни слова. Зато матрос I класса Ферри чувствовал себя гораздо раскованней.
— Глянь на их сиятельство, — обратился он к Ральстону. — Перед командиром так и распинается, землю роет. Он кивнул в сторону Вэллери, стоявшего на мостике метрах в шести от Карслейка. — И, наверно, думает: «До чего здорово это у меня получается!»
— Оставь Карслейка в покое. Лучше за шкенгелем следи — посоветовал ему Ральстон. — Да сними ты эти проклятые рукавицы. А не то...
— Знаю, знаю, — насмешливо перебил его Ферри. — А не то их зацепит тросом, и меня намотает на барабан лебедки, — добавил он, ловко подавая трос. — Ничего, корешок, с кем с кем, — а уж со мной-то этого не произойдет.
Но он ошибался. Внимательно наблюдавший за раскачивающимся параваном Ральстон вдруг посмотрел на лебедку. Он заметил разорванную прядь на тросе всего в нескольких дюймах ее руки Ферри, увидел как острая проволока впилась в рукавицу к потащила ее вместе с рукой к вращающемуся барабану. Ферри даже крикнуть не успел.
Реакция Ральстона была мгновенной. Ножной тормоз находился всего в шести дюймах, но это было слишком далеко. Матрос изо всех сил крутанул реверс, в долю секунды переключив лебедку на «полный назад». И в то мгновение, как раздался крик Ферри, чье предплечье угодило между тросом и барабаном, послышался глухой взрыв, и лебедка, стоимостью в пятьсот фунтов стерлингов, окутанная клубами едкого дыма, в мгновение ока превратилась в груду лома.
Под тяжестью паравана начал разматываться трос, увлекая за собой Ферри.
Трос проходил сквозь блок — киповую планку, находившуюся в шести метрах от лебедки. Если бы Ферри повезло, он потерял бы только руку.
Ферри оттащило фута на четыре, но тут Ральстон изо всей силы нажал на педаль тормоза. Взвизгнув, барабан застыл как вкопанный, и параван бултыхнулся в море. Оборванный конец троса лениво раскачивался из стороны в сторону.
Карслейк слез с плота с лицом, перекошенным злобой. Подскочив к Ральстону, он свирепо завопил:
— Ты, идиот проклятый! Из-за тебя мы потеряли параван. Ты чего тут раскомандовался? Отвечай, черт тебя побери!
Ральстон сжал губы, но ответил достаточно почтительно:
— Виноват, сэр. Но иного выхода не было. Рука Ферри...
— Черт с ней, с рукой! — чуть не верещал от ярости Карслейк. — Я тут главный... я отдаю приказания. Погляди! Ты только погляди!.. — Он показал на обрывок троса. — Твоя работа, Ральстон, идиот несчастный! Параван пропал, понимаешь, пропал!!
