Рафаэль Сабатини - Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)
Приманка была брошена так искусно, что ни Асад, ни Марзак ничего не заподозрили. В обмен на жизнь и свободу франкской невольницы Сакр-аль-Бар, словно не подозревая об этом, предлагал собственную жизнь, представлявшую после всего случившегося немалую опасность для Асада ад-Дина. Соблазн был слишком велик. Паша задумался. Благоразумие подсказывало ему принять предложение корсара, сделать вид, будто он готов залатать образовавшуюся в их отношениях брешь, возвратиться в Алжир и там спокойно приказать задушить опасного соперника. Ничего надежнее нельзя было и придумать. Падение человека, способного из преданного и послушного кайи превратиться в грозного узурпатора, было неизбежно.
Сакр-аль-Бар внимательно следил за пашой. Затем он перевел взгляд на бледное лицо Марзака, по виду которого догадался, что тому не терпится услышать согласие отца. Но Асад медлил. Марзак не удержался и прервал молчание.
– Его слова исполнены мудрости, – коварно заметил он, как бы поддерживая корсара. – Слава ислама превыше всего! Позволь ему поступить по его желанию и отпусти франкскую невольницу. Тогда между нами и Сакр-аль-Баром вновь наступит мир!
По тону молодого человека чувствовалось, что он вкладывал в свои слова скрытый смысл и надеялся на сообразительность отца. Паша понял, что Марзак обо всем догадался, и его желание принять предложение корсара еще более окрепло. Однако голос рассудка боролся в нем с соблазном, заявлявшим о себе не менее властно. Перед воспламененным взором паши возникло видение высокой, стройной девушки с мягко очерченной грудью; оно манило и притягивало его. Два противоположных желания раздирали Асада. С одной стороны, отказ от прекрасной чужестранки обеспечивал ему возможность отомстить Сакр-аль-Бару и устранить наглого мятежника. С другой – уступка страсти чревата мятежом на борту, необходимостью принять бой, а возможно, и проиграть его. Ни один здравомыслящий паша не стал бы так рисковать. Но Асад не был таковым с той минуты, когда его взгляд вновь упал на Розамунду, и голос страсти заставил умолкнуть голос рассудка.
Асад подался вперед и испытующе заглянул в глаза Сакр-аль-Бара:
– Если она не нужна тебе, почему ты не уступил ее и обманул меня? – Голос паши дрожал от едва сдерживаемого гнева. – Пока я считал, что ты не кривишь душой и действительно взял эту девушку в жены, я уважал ваши брачные узы, как подобает мусульманину. Но коль скоро выяснилось, что это всего-навсего хитрость, к которой ты прибегнул, чтобы нарушить мои планы, глумление надо мной и издевательство над священным законом пророка, то я, пред кем свершился этот кощунственный брак, объявляю его недействительным. Тебе нет необходимости разводиться с этой женщиной: она уже не твоя. Она может принадлежать любому мусульманину, который захочет взять ее.
Сакр-аль-Бар угрожающе рассмеялся.
– Такой мусульманин, – заявил он, – окажется ближе к острию моей сабли, чем к раю Мухаммеда. – И, словно в подтверждение своих слов, он встал.
Паша с поразительной для его возраста живостью вскочил одновременно с корсаром.
– Ты смеешь угрожать? – вскричал он, сверкая глазами.
– Угрожать? – усмехнулся Сакр-аль-Бар. – О нет! Я пророчествую.
С этими словами он повернулся к Асаду спиной, спустился с юта и пошел на шкафут. Он понимал, что дальнейшие препирательства бесполезны и самым разумным будет немедленно уйти и подождать, пока его угроза не произведет на пашу нужное действие.
Дрожа от ярости, паша смотрел вслед корсару. Он едва не велел ему вернуться, но сдержался из опасения, как бы Сакр-аль-Бар на глазах у всех не выказал неповиновения и тем самым не нанес удар его непререкаемому авторитету. Асад знал, что приказ имеет смысл лишь тогда, когда ты уверен в повиновении или располагаешь возможностью добиться такового. В противном случае он может вызвать обратный результат, а власть, которой хоть однажды не повиновались, уже не власть.
Видя колебания отца, Марзак схватил старика за руку и стал горячо убеждать его уступить Сакр-аль-Бару.
– Это верный способ, – говорил он. – Неужели белолицая дочь погибели стоит того, чтобы ради нее рисковать? Заклинаю тебя шайтаном, избавимся от нее! Высадим ее на берег. Так мы купим мир с Сакр-аль-Баром, а чтобы он не вздумал нарушить его, ты прикажешь удушить изменника, когда вернемся в Алжир. Это надежный, самый надежный способ избавиться от него!
Асад посмотрел на красивое, взволнованное лицо сына. Поколебавшись, он пустился в свои привычные разглагольствования:
– Разве я трус, чтобы из всех способов выбирать самый надежный? Твои советы достойны труса!
Надменный тон паши мгновенно охладил пыл молодого человека.
– Я страшусь только за тебя, отец мой, – оправдывался возмущенный Марзак. – Думаю, нам небезопасно ложиться спать. Не поднял бы он ночью мятеж.
– Не бойся, – успокоил его Асад. – Я уже отдал приказ установить наблюдение. Мои офицеры надежны. Бискайн отправился на бак[81] разведать настроение команды. Скоро мы будем точно знать, на что нам рассчитывать.
– На твоем месте я бы не стал рисковать и принял решительные меры, чтобы не допустить мятежа. Я бы согласился на его требования, а потом бы разделался с ним.
– Отказаться от франкской жемчужины! – Асад покачал головой. – Нет, нет! Она – сад, который расцветает для меня благоуханными розами. С ней я вновь вкушу сладчайшего канзарского шербета, и она возблагодарит меня за то, что я открыл перед нею двери рая. Отказаться от этой дивной газели?
Предвкушая грядущее блаженство, Асад тихо рассмеялся. Марзак подумал о Фензиле и нахмурился.
– Она не мусульманка, – сурово напомнил он отцу, – и тебе самим пророком запрещено брать ее в жены. Или на это ты так же закроешь глаза, как и на грозящую тебе опасность? – Марзак ненадолго замолк и затем продолжал с откровенным презрением: – Она прошла по улицам Алжира с незакрытым лицом; на базаре на нее глазел всякий сброд; ее хваленые прелести были осквернены похотливыми взглядами еврея, турка и мавра; галерные рабы и негры любовались ее красотой, один из твоих капитанов ввел ее в свой гарем… – Он рассмеялся. – Клянусь Аллахом! Видно, я плохо знаю тебя, отец мой! И это та женщина, которую ты хочешь приблизить к себе? Женщина, ради обладания которой ты готов рисковать жизнью, а возможно, и властью!
Слушая Марзака, паша сжимал кулаки, пока ногти не вонзились в ладони. Каждое слово сына было подобно удару плети по обнаженной душе Асада. Он понимал, что ему нечего возразить, и едва ли не впервые в жизни чувствовал себя пристыженным и униженным. Тем не менее упреки не охладили безумную страсть Асада и не заставили его отступить от принятого решения. Прежде чем он успел ответить, на трапе выросла высокая воинственная фигура Бискайна.
