Танит Ли - Пиратика
Артия шла между двумя рядами стражников, ее руки были закованы в стальные кандалы. Она смотрела вверх, на высокий столб, перекладину и веревку.
Десять миль. Виселица, казалось, уходила вверх не меньше чем на десять миль. Десять — это буква J. Десятая буква в алфавите. Ее нет на карте. Как нет и Справедливости, Суда, Судей, Совести…
Играй свою роль. Да, играй. Это всё, что тебе осталось. Ты на сцене. Так позабавь же публику…
А публика приветственно хлопала в ладоши. Радуются, что ее повесят? Нет — они выкрикивают ее имя. Имя из спектакля. Имя Молли, ставшее именем Артии.
— Пиратика!
— Славься, Пиратика, королева морей!
— Удачи тебе! Бог в помощь!
— Пиратика, мы тебя любим!
Стражники заволновались. Дубинками и прикладами ружей они принялись оттеснять толпу, но крики и аплодисменты не стихали, и вдруг к ее ногам полетели… нет, не цветы, зима всё-таки… вечнозеленые ветки. Стражники отпрянули, как испуганные лошади.
«Споемте, друзья, о бесстрашных пиратах…»
Песня!
Артия огляделась по сторонам, ни на миг не ослабляя тренированного актерского самообладания, и раскланялась (просто кивнула — сейчас было не до любезностей), но толпа — ее публика — буквально взревела от восторга.
Но вот уже и они, ступеньки…
Это сцена. Весь мир — театр. И смертная тебя не скроет тень… Альпараисо, рай храбрецов… Мама…
Вверх. Каждая ступенька звенела деревянным стуком.
В десяти милях над ее головой висела веревка, теперь она стала близка, ласково щекотала щеку. Палач бережно заколол ей волосы на затылке… она попросила не завязывать ей глаза. На шею ее опустилась петля.
* * *Тишина, будто чаша, накрыла площадь. Стих шум толпы. И ветер тоже стих, и дождь внезапно прекратился. Будто штиль на море…
Потом что-то…
Кто-то…
Нацеливаются ружья, мушкеты, но…
Он уже рядом с ней — прямо на эшафоте! Возник неведомо откуда. Как театральный трюк, волшебный фокус. Где он этому научился?!
Он обернулся и посмотрел на палача, на стражников, на полицейских, готовых разорвать его на куски. Он был не вооружен — показывал им пустые руки. Глаза у него были такие синие, лицо… такое необыкновенное, и почему-то — может, на то была иная причина, а может, только эта — все они в нерешительности остановились.
— Дайте мне, — сказал Феликс Феникс звонким сильным голосом, далеко разлетевшимся по всему речному берегу, вверх и вниз, проникнув во все уголки. — Дайте мне сказать!
И снова посмотрел на палача, на стражников.
— Погодите несколько минут. Разве это много? Просто дайте мне чуточку времени…
В толпе послышался крик:
— Пусть говорит!
Его подхватили сотни, тысячи голосов:
— Пусть говорит!
Палач испугался. Отступил на шаг. Стражники встревожились. Толпа кричала всё громче и громче. Стражники опустили оружие.
— Благодарю вас, — сказал Феликс, и толпа снова затихла. Тогда он повернулся спиной к вооруженным людям на эшафоте — лицом к молодой девушке с незатянутой веревочной петлей на шее. Его глаза обежали толпу. (Возможно, краем глаза он заметил фигурки, беспокойно задвигавшиеся в верхнем окне таверны, но не обратил на них внимания.)
Феликс обратился к толпе.
— Вы хотите ее смерти?
Мертвая тишина затопила площадь. Благоговейный ужас перед таким странным вопросом охватил зрителей. Хотим ли мы ее смерти? Конечно же, нет — но куда деваться? Правосудие Ангелии решило…
— Вы ведь поете песню о ней. О Пиратике, королеве морей. Песню восторга и восхищения.
Он был одет чисто, но бедно. Белоснежные волосы сияли, как лунный свет. Никогда еще Феликс Феникс не был так красив. А в глазах его горела любовь.
— Эта девушка — ваша героиня. Капитан Артия Стреллби, Пиратика. Одна из величайших женщин Ангелии.
Откуда-то из-под сцены донесся хриплый, громкий голос констебля:
— Нет. Она пират. Дрянь!
(Но тут другой констебль лягнул его в лодыжку. Случайно, наверное.)
— Пират, — согласился Феликс. — Но пират, который сражался исключительно своим умом и хитростью, не принес зла ни одному простому человеку, ни разу не пролил крови, не потопил ни одного корабля…
Верхнее окно таверны «Последним пришел — первым вышел» с грохотом распахнулось. Из окна высунулась голова разъяренного капитана Болта.
— Она похитила мой корабль!
— Насколько я помню, сэр, вы покинули поле боя без единой царапинки. Разве другие пираты отпустили бы вас? Или я ошибаюсь? Разве Пиратика вас убила?
Толпа заулюлюкала.
Капитан Болт высунулся еще дальше и чуть не вывалился из окна. Кто-то — кажется, Землевладелец Снаргейл из Адмиралтейства — втащил его обратно.
Феликс снова обратился к толпе.
— У моего дяди был корабль, — сказал он. — На него напали пираты. Безжалостно убили его самого и всех, кто был на борту, мужчин, женщин, детей. Это известие, в свою очередь, убило моего отца и мать. И моих братьев тоже.
Я поклялся отомстить всему пиратскому племени. Но потом я встретил Пиратику.
Феликс обернулся и в упор посмотрел на Артию.
Ее глаза встретили его взгляд, как два серебряных зеркала. Да видит ли она ими вообще?! Она ничего не сказала.
— Эта девушка, которую с вашего попустительства сейчас повесят за пиратство, для меня единственный друг на всём белом свете. Я хотел погубить ее. Но вместо этого влюбился в нее. Почему это произошло? Потому что она не такая, как все, ни на кого не похожа. Она героиня, украшение и своей страны, и всего женского рода. Я хотел выступить в суде — но мне заткнули рот. Вот оно, хваленое ангелийское правосудие. Мне заткнули рот!
Толпа разразилась возмущенными воплями. У себя за спиной и внизу Феликс снова увидел блеск ружейных стволов, услышал, как щелкают взводимые затворы. Он выкрикнул в толпу:
— Значит, вы хотите ее убить? Не сомневайтесь, она умрет. И это будет на вашей совести: девушка всего семнадцати лет… Ее жизнь в ваших руках. Спасите же свою героиню, или… — Жестом, на который был способен только актер, Феликс снял с плеч Артии веревку, опутывавшую ее, словно паутина, и надел себе на шею. В петле он снова обернулся к Артии. Посмотрел на нее. Посмотрел на толпу. — Или же позвольте мне умереть рядом с ней.
Безжизненное серебро растаяло в глазах Артии. Она удивленно взглянула на Феликса.
— Ты сошел с ума!
— Ничуть. Что мне терять? Я был мертв. Ты вернула мне жизнь.
Она протянула руку и ласково коснулась его волос, стянула с шеи петлю. Веревка закачалась в воздухе. Она обняла его, и — на эшафоте, под грозовым небом, утихомиренным Высшими силами Планкветта, — они поцеловались и забыли обо всём — о толпе, о жизни, о смерти…
