Капитаны ищут путь - Юрий Владимирович Давыдов
Сочельник и рождество Амундсен справил в форту Эгберт, а в третий день февраля 1906 года, отблагодарив начальника станции и телеграфистов, пустился в обратный путь, туда, где, покрывшись брезентом, заваленная снегом, терпеливо дожидалась лета яхта «Йоа».
В Форт-Юконе Джимми и Каппа присоединились к Амундсену. Он не преминул потешить их рассказом о комическом происшествии с толстяком шкипером, и эскимосская пара долго и заливисто смеялась, сверкая зубами.
Перед тем как перевалить горы, Амундсен и его друзья вольготно отдохнули в одиноком домике, где жил охотник, известный окрестным индейцам и эскимосам под именем Даниеля Кодцова, по-иному говоря — Данила Котцов, потомок старинной архангельской фамилии и первых русских проведывателей Аляски.
Возвращение на «Йоа» не ознаменовалось особыми приключениями, если не считать встречи с человеком, при виде которого Амундсен едва не онемел от восхищения.
Джимми первым приметил черную точку. Приближаясь, она росла, пока не превратилась в почтальона-шотландца, тащившего за собой нарты. Один, без спутников, без собак! Один со своими нартами, груженными почтой и мешком с харчами, шел он через горы, пересекал сотни километров северных просторов, ночевал под звездами. Один он шел к селениям, раскиданным среди снегов и безмолвия, и приносил людям долгожданную почту. Это был такой героизм, что видавший виды Амундсен не нашел что сказать шотландцу. А тот, как истинный храбрец, отнюдь не считал себя храбрецом. Он делал свое дело: шагал и шагал сквозь пургу и бураны, тащил нарты и неделями не видел ни души.
Амундсен на всю жизнь запомнил шотландца.
Потом он завязал с ним дружескую переписку. Может, письма норвежца были единственной радостью того, кто приносил радость десяткам других людей. В последней весточке, полученной Амундсеном от почтальона, он просился в экспедицию к Южному полюсу. Амундсен немедленно ответил. Разве он мог найти лучшего помощника? Но амундсеновский ответ опоздал: шотландец сгинул в устье реки Макензи. Больше уж не брел сквозь пургу и бураны этот бесстрашный человек, гибель которого отметил лишь чиновник, вычеркивая его имя из списков низших служащих почтового ведомства.
«ДЛЯ СМЕРТНЫХ НЕТ НЕВОЗМОЖНОГО»
На зимовье пришла беда: сильно занемог машинист «Йоа», весельчак и неутомимый магнитный наблюдатель Густав Юль Вик.
Густав лежал в жестоком жару. Он бредил родным городком Хортена, что на западном берегу Осло-фьорда, и шептал, поглаживая ворс одеяла, заветное имя девушки из Потсдама, где Густав учился когда-то в магнитной обсерватории.
Вик угасал. Волосы прилипли к потному льду. Глаза помутились. Товарищи поочередно сидели у его изголовья. Старый Антон Лунд украдкой смахивал слезу. На дворе трубила метель…
В начале апреля тощий ворон отрывисто прокаркал, усевшись на крышу бревенчатой хижины. Вещун опоздал: Густав Вик скончался.
Но тощий ворон вещал другое — наступала весна.
Снег сходил с холмов. Солнце поднималось все выше. Дни удлинялись. Живым — живое: на зимовье радостно встречали вешнюю пору.
Сунув по привычке в рот табаку, Риствед и Хансен, прихватив дробовики, отправлялись на охоту. Они преследовали куропаток и возвращались, увешанные дичью. Охотники сдавали добычу коку. Линдстрем жарил птицу и сам жарился у очага в хижине штурмана Стена.
Амундсен, лейтенант Хансен и Антон Лунд готовили «Йоа» к плаванию. недаром Руал служил матросом на заплатанных промысловых шхунах. Он перенял у седоусых неспешных стариков хитрые тонкости моряцкого ремесла, богатый мореходный опыт. Он целые дни проводил на «Йоа», попыхивая трубкой и щуря глаза, придирчиво осматривал яхту, указывал, где и что надобно исправить, сам брал молоток и деревянную шпаклю.
Нетерпение моряков росло. Капитан часто поглядывал на море, все еще покрытое плотными льдами.
Он несколько раз гостил у шкиперов-китобоев, зимовавших на острове Гершеля. Шкиперы радушно принимали норвежца, давали ему карты, более подробные и тщательные, нежели те, что были в распоряжении капитана «Йоа». Среди зимовщиков Амундсен присмотрел двух матросов и договорился с ними, что они перейдут на яхту и вместе с ветеранами закончат поход.
В июле льды вскрылись. Все собрались на борту. Затарахтел мотор. Выбрали якорь. «Йоа» вздрогнула и, уловив ритм моря, вольготно закачалась на волне. Амундсен — у штурвала, Педер Риствед — у мотора. Остальные машут шапками: прощай, Стен, прощайте, Джимми и Каппа, прощай, Кингс-Пойнт!
Медленно, трехузловым ходом, идет «Йоа». Высоко на берегу маячит могильный крест. Медленно приспускается флаг: прощай, Вик, прощай, товарищ!..
Флаг взлетает над мачтой: вперед, «Йоа»!
Но льды долго еще держали судно в узеньком проливе, отделяющем остров Гершеля от материка, там, где в 826 году шнырял на шлюпке Джон Франклин. И только в августе осторожный Амундсен оставил остров Гершеля.
Он держал близ берега: лед там был менее плотным. Впрочем, ледяные массы нет-нет да и старались прижать «Йоа» к скалистой береговой грани, точно делали еще одну попытку отстоять Северо-Западный проход.
И это было не все. Когда «Йоа» подходила к мысу Барроу, к тем самым водам, которые больше шестидесяти лет назад резали байдары русского моряка Кошеварова, винт сильно ударил о льдину. Взметнулся сноп сверкающих осколков, и мотор сник. Все бросились на корму, но ничего не могли разглядеть. Разъяснил ситуацию Риствед, высунувший голову из люка и печально возвестивший, что его обязанности окончены: от удара винта о льдину вал погнулся и машина вышла из строя. Амундсен решил идти под одними парусами.
Однако так шли недолго: ночью бурный ветер, налетевший с просторов Северного Ледовитого океана, переломил гафель[25]. Амундсен сцепил зубы, лейтенант Хансен тотчас начал соображать, что делать с гафелем, Антон Лунд, крякнув, выразился весьма недвусмысленно.
«Йоа» оказалась и без мотора и без гафеля. И это в то время, когда противные ветры и норд-остовое течение мешали ей огибать мыс Барроу. О ремонте вала не могло быть и речи; можно было лишь скрепить гафель. Этим и занялись на «Йоа», невзирая на ветер
