Луи Жаколио - Берег черного дерева и слоновой кости. Корсар Ингольф. Грабители морей
— Ну а если нас захватят крейсеры? — спросил Верже, сообразив, что теперь можно вмешаться в речь капитана.
— Ну тогда мы повернем на другой галс[22] и открыто примемся за дело.
— А пассажиры?
— Они приедут в Габон, когда этого захочет дьявол, то есть когда «Оса» кончит четвертую кампанию и продаст с выгодой свой груз.
— А вы не боитесь?
— Чего?
— Что они наделают много хлопот.
— Из-за них мы рискуем шкурой, следовательно, мы не обязаны церемониться с ними: при малейшей попытке выдать нас проходящему кораблю я прикажу заковать их.
— Я и сам думаю, что всего бы лучше высадить их. Можно избежать проезжей дороги, если держаться немножко на юг от мыса Лопеса.
— Таково и мое намерение. Дойдя до этого места, мы обогнем остроконечный мыс с северо-востока, прямо у входа в область Габона, выбросим пассажиров на мыс Понгара и, свободные от тревоги, опять направимся к Наталю.
— Это самая разумная мера, которую только можно придумать.
— Позаботьтесь же, чтобы заручиться успехом, Верже. После многих сомнений я начинаю соглашаться с мнением старика Ронтонака, хотя в первое время оно показалось мне неудобоисполнимым… Может быть, я не прав, что возвращаюсь к первому решению… Не беда. Мы еще раз докажем крейсерам, что «Оса» летает по воде и при случае сумеет ужалить. Помните ли, Верже, тот авизо[23], который мы пустили ко дну в тридцати милях от острова Святой Елены?
— Как я припоминаю, ни одной вещи не было выброшено на берег и ни один человек не спасся. Газеты всего мира возвестили, что судно с людьми и грузом бесследно погибло в циклоне.
— Смотрите же, отдайте строгое приказание. Само собой разумеется, никто здесь, начиная с вас, ни слова не понимает по-французски. Всякий матрос, который обменяется одним словом с пассажирами на каком бы то ни было языке, будет немедленно закован и лишен премии.
— Люди уже предупреждены, капитан.
— И что же они говорят об этом?
— Все недовольны присутствием этих пассажиров и более расположены выбросить их в море, чем любезничать с ними.
— Прекрасно. Однако как только они поправятся, я приглашу их обедать за одним столом со мной и постараюсь убедить их, что «Оса» — честнейшее береговое судно.
В эту минуту вошел Девис и заявил с почтительным поклоном:
— Я передал вахту Голловею и готов к вашим услугам.
— Хорошо, дитя мое, я пригласил тебя отобедать со мной… Верже, не хотите ли вы с нами?
— С удовольствием, капитан.
В подобные часы капитан Ле-Ноэль был премилым человеком.
Битва «Осы» с «Доблестным». — Прибытие на мыс Негро
Семнадцать дней спустя после отплытия из Ройяна «Оса» была уже в водах Габона и, постоянно описывая дуги, избегала таким образом неприятных встреч с крейсерами.
Четверо пассажиров давно уже были на ногах и без труда примирились с вынужденной необщительностью, экипажа, после того как командир его заверил, что ни один человек из команды не говорит по-французски. Пассажиры больше не старались завязывать беседы с окружающими, тем более что сами никакого языка, кроме своего родного, не знали. Жилиас, не умевший связать и двух слов ни на одном из иностранных языков, выразил даже по этому случаю свое восхищение.
— Вот видите, — сказал он командиру, пожелавшему узнать причину его восторга — как преувеличивают все на свете: уверяют, будто французы не очень-то любят изучать иностранные языки, а вот ваша команда состоит из пятидесяти человек — тут есть американцы, англичане, немцы, греки, итальянцы и датчане, — и никто из них не понимает нашего языка!
— Мне даже сдается, — добавил Тука, — что все они малоспособны научиться ему, потому что не могли запомнить хотя бы несколько самых простых слов. Вот, например, я говорю юнге: «Дай мне огня!» Ведь это, кажется, так просто, а знаете ли, что из этого выходит?.. Шалун смеется мне в глаза и приносит стакан воды!
Подобные рассуждения вызвали лукавую улыбку на лице капитана, а подпоручик и Гиллуа старались лишь не прыснуть со смеху прямо в лицо своему начальству.
Не стоит и объяснять, что с той поры оба юноши сблизились со старым врачом и его другом интендантом, чтобы рассеять скуку продолжительного плавания.
В течение целой недели вопрос о языковедении составлял неистощимый предмет развлечения.
Жилиас и Тука, ссылаясь на свое долговременное пребывание в Бакеле, уверяли всех, что оба они прекрасно говорят на туземном наречии. В конце концов Гиллуа и Барте попросили свое начальство давать им уроки яловского и мандингского наречий… Это забавное положение привело, разумеется, к множеству веселых еден…
Однажды вечером капитан объявил пассажирам, что завтрашний день будет, по всей вероятности, последним, который они проведут на «Осе», и что, прежде чем солнце взойдет, судно будет уже у мыса Лопес.
В это время они сидели за десертом; обед был по обыкновению роскошно приготовлен, и на отборные вина хозяин не скупился, так что при новом известии Жилиас и Тука не могли скрыть душевное волнение.
— Капитан! — воскликнул врач, вставая и, как видно, желая произнести тост. — Никогда я не забуду царственного угощения, которое… которым… и в особенности вашего старого вина…
Далее он не мог продолжать и сел на место, опорожнив до дна бокал.
— Конечно, — подхватил Тука, стараясь поддержать честь своего мундира, — вся провизия у вас первейшего сорта, вино неподдельное… Надо правду сказать, если бы ваш комиссар и интендант получали более пяти процентов от поставщика, то никак бы невозможно…
Барте и Гиллуа едва не подавились от смеха.
— Да, никак бы невозможно, — повторял несколько раз старый интендант, — невозможно никак, особенно же если отчетная часть хорошо устроена, так, чтобы главный контроль только хлопал глазами…
Жилиас торжествовал, видя, что Тука никак не может довести до конца своей тарабарщины… Тука же любил старое бургундское и в этот вечер воспользовался им через край. Пролепетав еще несколько нелепостей, он вдруг прослезился от умиления, бросился обнимать командира и заявил ему о своем сердечном желании посвятить дни свои служению в должности интенданта «Осы».
— Мы не желаем разлучаться с вами! — подхватил Жилиас, достигнув апогея своей чувствительности. — Я вступаю в должность вашего корабельного врача!
— Принимаю ваше предложение, — отвечал Ле-Ноэль, — и при случае напомню вам это.
Сцена эта, вероятно, долго бы еще забавляла, если бы внезапно не раздался голос вахтенного:
