Жюль Верн - Путешествия и приключения капитана Гаттераса

Таким образом, за исключением капитана, все были на борту.

Отплытие было назначено на 5 апреля. Присутствие врача на борту несколько успокоило экипаж. Куда бы ни отправился достойный ученый, за ним можно было спокойно следовать. Однако большинство моряков были обеспокоены, и Шандон, опасаясь, что кто-то сбежит в последний момент, был готов выйти в море по первому же знаку. Он знал – как только берег исчезнет с глаз, экипаж покорится своей участи.

Каюта доктора Клоубонни занимала всю корму. Каюты капитана и помощника выходили иллюминаторами на палубу. Капитанская каюта оставалась закрытой после того, как ее заполнили различные документы, поставили мебель, принесли одежду, книги, утварь – все, что было указано в подробной записке. В соответствии с инструкцией неизвестного капитана, ключ от каюты был отправлен в Любек: таким образом, только сам капитан мог зайти в каюту.

Осознавать это Шандону было крайне неприятно, так как лишало шансов на капитанский мостик и капитанское звание. Что касается его собственной каюты, она была в достаточной степени подготовлена к требованиям предполагаемого путешествия – первому помощнику были прекрасно известны условия в полярной экспедиции.

Каюта второго помощника располагалась рядом с обширным кубриком: матросы жили там очень комфортно, более того, вряд ли они встречали такие удобства на борту других судов. С ними обращались как с ценным грузом, стояла прямо посреди кубрика была установлена большая печь.

Доктор Клоубонни был полностью погружен в хлопоты: он поселился у себя в каюте 6 февраля, то есть через день после спуска брига на воду.

– Самым счастливым животным на свете, – бормотал он, – стала бы улитка, если бы смогла построить себе раковину по своему вкусу. Надо постараться и мне быть разумной улиткой.

Раковина, в которой он должен был пробыть весьма долгое время, быстро становилась очень уютной. Врач радовался, как ученый или ребенок, организовывая свой научный мирок. Книги, гербарии, записи, инструменты, физические приборы, коллекция термометров, барометров, гигрометры, осадкомеры, очки, компасы, секстанты, карты, планы, ампулы, порошки, бутылки – он все выстраивал в таком идеальном порядке, что ему бы позавидовал Британский музей. Пространство всего в шесть квадратных футов содержало несметные богатства. Врачу стоило только протянуть руку – и он мгновенно становился математиком, чтобы потом превратиться в астронома, географа, ботаника или конхиолога.

Доктор гордился этим и был счастлив в своем плавучем святилище, хотя тут с трудом могли бы уместиться трое его тощих друзей. Скоро появились друзья, и в таком обилии, что это стало неудобно ему и как человеку, так и врачу. И наконец он, перефразируя Сократа, в сердцах произнес:

– Мой дом невелик, но дай бог, чтобы он никогда не наполнялся друзьями!

Для завершения описания брига «Вперед» нам осталось сказать, что место для великолепного датского дога было устроено прямо под окном таинственной каюты, но его дикий обитатель предпочитал бродить по палубам и трюму судна. Казалось, что его невозможно приручить и что никто не может совладать с его странным нравом: печальный вой, который особенно был слышен по ночам, отдавался зловещим эхом в глубине трюма.

Была ли это печаль об отсутствующем хозяине? Или инстинкт, предвещавший сотню опасностей далекого путешествия? Было ли то предчувствие грядущей опасности? Моряки склонялись к последнему и всерьез верили, что пес – сам дьявол на четырех лапах.

Пен, человек жесткий и грубый, как-то раз бросился на пса, чтобы его поколотить, и упал на шпиль так, что разбил себе череп. Посчитали, что этот случай – на совести ни в чем не повинного «дьявольского» животного.

Клифтон, самый суеверный из всего экипажа, заметил, что, находясь на юте, собака постоянно бродит на наветренной стороне. Позже, когда бриг уже вышел в море и ему приходилось лавировать, странное животное после каждого поворота меняло место, но упорно держалось наветренной стороны, словно настоящий капитан.

Доктор Клоубонни, который своей кротостью и приветливостью, казалось, мог бы смирить тигра, старался задобрить собаку, но безуспешно – и только даром потратил силы и время.

Неприветливое животное, более того, не отзывалось ни на одну из кличек. Наконец, устав, матросы стали называть ее Капитан. Тем более что собака казалось, прекрасно знала морские порядки. Должно быть, она уже бывала в плавании, и, быть может, не в одном.

Теперь становилось ясно, что заставило боцмана дать тот самый шутливый ответ приятелю Клифтона, и не удивительно, что большинство матросов приняло его всерьез. Некоторые, правда, улыбались, вспоминая эти слова, однако тайком допускали, что в один прекрасный день собака примет человеческий образ и по бригу разнесется громкая команда капитана.

Ричард Шандон перед отплытием не испытывал дурных предчувствий, но начало плавания не обошлось без новых странностей. За день до отплытия, 5 апреля, вечером, он беседовал с врачом, Уоллом и Джонсоном в кают-компании.

Все четверо выпили уже по десятому стакану грога, вероятно последнему на неведомо долгий срок – ведь, как значилось в письме капитана с требованиями к экипажу, все его члены, от самого капитана до кочегара, должны были быть людьми воздержанными. То есть на борту не должны были пить ни вина, ни пива, за исключением тех случаев, когда на это прямо указывали бы предписания врача – то есть исключительно во время болезни.

Уже почти час разговор шел об отплытии. Если инструкции капитана будут выполняться так, как ранее, то Шандон на следующий день должен будет получить письмо с последними приказами.

– Если в письме, – проговорил Шандон, – не будет названо имя капитана, то по крайней мере, должно быть указана цель путешествия. Иначе как мы сможем направить судно в верную сторону?

– На вашем месте, первый помощник, – нетерпеливо ответил доктор Клоубонни, – я вышел бы в море в любом случае, даже если бы не дождался письма. Ведь оно может догнать нас в дороге.

– Вы уверены, доктор? Но в какую сторону нам следовало бы поплыть, какую часть света исследовать?

– Северный полюс, конечно! Странный вопрос… В цели путешествия никаких сомнений.

– Нет, сомнения есть! – возразил Уолл. – Почему бы не к Южному полюсу?

– К Южному? В антарктические воды? – с насмешкой переспросил доктор. – Никогда! Разве нашему капитану пришла бы в голову идея перейти на бриге всю Атлантику?! Трудно представить себе подобную нелепицу, мой дорогой Уолл.