Александр Чернобровкин - Морской лорд. Том 3
– А если не перебьем из луков? Если их конница прорвется? – произнес Роберт де Бомон. – У короля раза в два больше рыцарей, чем у нас.
Хотел я ему сказать, что мне плевать на рыцарей, но понял, что не оценят мое пренебрежение к элитным, по их мнению, войскам. Даже принц Генрих, который видел моих лучников в деле, колебался.
– Надо подождать, – продолжил граф Лестерский уверенным тоном. – На той стороне тоже не хотят сражения.
Мне показалось, что он знает что-то, чего не знаю я. Зачем нам ждать? Чтобы пришла помощь? Но откуда? И тут до меня дошло.
– Архиепископ Кентерберийский предупрежден, что мы пришли сюда? – спросил я таким тоном, будто был посвящен в их замысел.
Роберт де Бомон посмотрел на принца Генриха, который всем своим видом показал, что ничего мне не говорил.
– Имеющий ум да поймет, – перефразировал я крылатое выражение.
Граф Лестерский гмыкнул, признавая, видимо, наличие ума у меня, и повторил:
– Надо подождать. Несколько дней.
На противоположном берегу реки, поняв, что мы не собираемся нападать, тоже решили подождать. Видимо, баронам короля, как и нашим, не хотелось рисковать всем. Пока не произошло сражение, всегда можно договориться и перейти на другую сторону в прямом и переносном смысле слова. Оставив на берегу дозоры и заслоны из пехоты, рыцари отступили в свои лагеря. На обоих берегах Темзы началась обычная, будничная жизнь, словно до противника было не несколько сот метров, а несколько сот миль.
На третий день противостояния в наш лагерь прибыл Теобальд, архиепископ Кентерберийский и папский легат, а во вражеский – Генрих, епископ Винчестерский, брат короля Стефана. Архиепископ Кентерберийский был в возрасте около пятидесяти лет, имел узкое, плохо выбритое лицо с впалыми щеками, кустистые седые брови, длинный нос и тонкие бледные губы. Выражало это лицо дивную смесь заискивания и спеси. У американцев есть такой метод определения моральных качеств человека: купил бы ты у него подержанный автомобиль? Я бы у Теобальда Кентерберийского не купил бы и подержанный велосипед. Одет архиепископ был в шитое золотом, ярко-красное облачение и высокую шапку, украшенную золотым крестом с пятью крупными рубинами. Кресты с рубинами здесь в большом почете. Правда, не все могут себе позволить такие.
Принц Генрих вместе с графами Ланкастерским и Честерским встретили его на границе лагеря и сразу поводили в шатер принца. Мне не надо было там присутствовать, чтобы понять, что обсуждают условия перемирия. Поскольку архиепископ Кентерберийский на стороне принца Генриха, обсуждать, в общем-то, им было нечего. Сколько уступит король Стефан, столько и возьмут. Главные переговоры шли на противоположном берегу Темзы. Там младший брат Генрих Блуаский, епископ Винчестерский, продавливал старшего брата короля Стефана не только на перемирие, но и на передачу трона не сыну Евстахию, а Генриху, герцогу Нормандскому и Аквитанскому.
Уверен, что перемирие будет заключено. Во-первых, темница основательно подорвала боевой пыл Стефана. Он боится еще одного Линкольна, который неизбежен, потому что, и это во-вторых, его баронам надоела гражданская война. Самые воинственные ушли в Крестовый поход и не вернулись по разным причинам. Избыточный пар был выпущен. Оставшиеся в Англии хотели не воевать, а наслаждаться жизнью. Да, иногда можно размяться, чтобы потом было о чем рассказывать за пиршеским столом. Но не полтора же десятка лет сражаться?! В-третьих, папа римский, с подачи английских церковников, не признал Евстахия наследником престола. Оставить ему королевство – обречь на постоянные войны.
Пока шли переговоры, рыцари заключили негласное перемирие между собой. Начались поездки в гости с одного берега на другой, взаимные попойки. Только наемники – брабантцы на службе у короля и валлийцы, приведенные графом Честерским, – продолжали рваться в бой. Для них заключение перемирия означало окончание службы и, следовательно, отсутствие заработка и хорошей кормежки. И принц (или уже не принц?!) Евстахий разругался с отцом и ускакал с небольшим отрядом рыцарей в свой замок в Кембридже.
За время переговоров случилось кое-что и еще с одним сыном, на этот раз моим. Роберт де Беркет подрался с оруженосцем Симона де Санлиса, графа Нортгемптонского, зятя Роберта де Бомона, графа Лестерского. Я бы не узнал об этом, если бы не фонарь под глазом младшего сына.
– Из-за чего подрались? – поинтересовался я.
– Он сказал, что ты продал душу дьяволу, поэтому и побеждаешь всегда, – ответил Роберт.
– Из-за этого не стоило драться, – сказал я. – Так говорят завистники, которые сами готовы продать душу, лишь бы научиться побеждать. Но никогда не научатся. Никакой дьявол не поможет, если не умеешь думать, предугадывать действия противника, находить его слабые места и нападать неожиданно. Ты не подумал, что тебя провоцируют – и заработал синяк.
– Всё равно я победил его! – возразил Роберт.
– Молодец! – похвалил я. – Но в следующий раз не поддавайся на провокации. Воевать надо с холодной головой.
Симон де Санлис выглядел неважно. Судя по мешкам под глазами, у него проблемы с почками. Он поговорил о чем-то наедине с тестем, после чего они вышли из шатра. Роберт де Бомон представил нас друг другу. Граф Нортгемптонский посмотрел на меня очень внимательно, но не враждебно. Мы с ним не воевали, если не считать сражения по Линкольном, откуда он вовремя смылся.
Когда зять уехал на противоположный берег реки, Роберт де Бомон сказал мне:
– Ему принадлежат владения, которые Стефан отнял у Генриха Шотландского. Боится потерять их, если к власти придет наш Генрих.
– Нам еще не раз придется воевать с шотландцами, – поделился я знанием истории Великобритании.
– О чем я и собираюсь сказать принцу Генриху, – сообщил граф Лестерский. – Кстати, у Симона дочь на выданье, Амиция, как раз подойдет твоему старшему сыну.
– Особенно, если даст за нее в приданое бывшие земли Генриха Шотландского, – разгадал я их задумку.
Роберт де Бомон улыбнулся искренне:
– Так и знал, что ты сразу догадаешься! – и продолжил серьезным тоном: – Твой сын и моя внучка в любом случае ничего не потеряют. Если Генрих, став королем, решит отблагодарить Генриха Шотландского – не понимаю, правда, за что?! – то даст твоему сыну взамен другие равноценные владения.
– Что он хочет предложить в приданное? – поинтересовался я.
– Сеньорию в своем графстве из пятнадцати маноров. Война их не затронула, – ответил Роберт де Бомон.
– От такого предложения трудно отказаться, – сказал я.
– После заключения мира вернемся к этому разговору, – пообещал Роберт Лестерский.
