Константин Бадигин - Чужие паруса
Едва сдерживая нетерпение, Химков открывал шкатулку. Дважды повернулся ключ, послышался серебряный перезвон колокольчиков. Когда музыка замолкла, крышка открылась, и колокольчики снова зазвенели. У Химкова зарябило в глазах от множества золотых монет. Закружилась голова. Не веря глазам, он сунул руку в шкатулку. Золото, самое настоящее золото!
«Половину Семену, — мелькнула мысль, — не будет бедовать калека. Нет, всех оделить надо, кто погиб… сирот, вдов. — Он вспомнил о негритенке: — И ему».
Цезарь, видя радость Ивана, сам от души радовался: широкая улыбка не сходила с его черного доброго лица.
Химков крепко расцеловал Цезаря в толстые губы и бросился к товарищу поделиться большой удачей.
Шкипер Браун хранил деньги не только в подвалах торгового дома «Вольф и сыновья»… Как-то раз, напившись до бесчувствия, он забыл закрыть свой тайник, и негритенок узнал секрет своего хозяина.
Время шло быстро. Вот возник перед глазами приметный мыс на Зимних горах. Мореходы снова взялись за паруса. Бриг еще сбавил ход, и вовремя — впереди мельтешил низкий берег Мудьюжского острова. Химков не отходил от руля. Извилистый двинской фарватер требовал опытной руки и напряженного внимания.
В полдень следующего дня бриг «Два ангела» встал на якорь против обнесенных лесами куполов недостроенного Архангельского собора.
Поднявшись на борт парусника, таможенные, чиновники удивились царившей тишине и безлюдью. Ни штурмана, ни матросов на палубе не было. У носового трюма прохаживался негритенок в парадной капитанской одежде, да у фок-мачты лежала рыжая лохматая собака.
Еще больше удивились чиновники, открыв дверь капитанской каюты… Двое русских мореходов, развалившись на полу, спали тяжелым сном смертельно уставших людей. Офицер таможенной стражи так и не мог их добудиться.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В октябрьский холодный и дождливый день два больших завозных карбаса медленно подтягивали к пристани иноземный парусник. Мореходы, случившиеся на берегу, с удивлением разглядывали на зеленом корпусе брига русскую надпись «Святой Варлаам».
Еще больше удивились мореходы, узнав капитана, шагавшего на шканцах.
— Гляди, никак, Химков Ванюшка! — сказал кто-то, показывая пальцем на рослого мужика с русой бородой.
— Он и есть, — подтвердили из толпы…
— И Городков Семен на руле… Да он без ноги, калека…
— Смотри, смотри, арабчонок с ними!.. Когда парусник встал вплотную к берегу и его крепко привязали толстыми веревками к сваям, пристанские матросы положили сходни.
— Разойдись! — закричали в толпу показавшиеся на палубе стражники.
По сходням спустились, окруженные стражей, семь иноземных моряков. Звеня кандалами, они медленно, потупив головы, шли мимо архангелогородцев.
Трудно описать негодование мореходов, узнавших о злодействе пиратов. Они не уставали слушать рассказы Ивана Химкова и Семена Городкова.
Весть о гибели двенадцати мореходов с лодьи «Святой Варлаам» в этот же день облетела весь город. На панихиду собралась вся морская братия. Корабельная слобода гудела, словно потревоженный улей.
Вернувшийся с промысла Амос Корнилов обвинил в гибели мореходов купца Вильямса Бака. Он вспомнил конторщика Бринера, вспомнил Питер…
Толпа мореходов грозно двинулась к дому англичанина. Но контора ловкого дельца опустела: Вильямс Бак исчез. В городе поговаривали, что купец не забыл прихватить с собой солидную сумму казенных денег.
С первыми ноябрьскими метелями Степан Шарапов привез в Архангельск Наталью. Иван радостно встретил свою невесту. Приехал из Мезени Алексей Химков.
…Мягкая рука времени сгладила горе. Богатую свадьбу сыграл Иван Химков. Целую неделю гуляли мореходы. Посаженным отцом невесты был Степан Шарапов. А негритенок Цезарь, получив свою долю золотых гиней, остался жить в новом доме своего друга Семена Городкова. Его крестили в православную веру и назвали Федором в память зуйка Федюшки.
Еремей Панфилыч Окладников, опасаясь расправы, уехал на время в Каргополь. Когда жениху рассказали о всех проделках купца, он, помрачнев, ответил:
— Придет время, сочтемся!
Вслед за Иваном, откупив заезжий двор, женился на Марфутке Петр Малыгин.
Чужие паруса не испугали русских людей, не смогли закрыть поморам путь на Грумант. По-прежнему в своих становищах мореходы готовят на промысел крепкие лодьи.
Снова настанут теплые дни, и сотни поморских судов, набрав в паруса ветра, побегут стайкой белокрылых птиц во льды Студеного моря.
МОРЯК И ПИСАТЕЛЬ
«Седовцы», «Три зимовки во льдах Арктики», «Путь на Грумант», «Покорители студеных морей», «Чужие паруса», «По студеным морям», «На затонувшем корабле», «Секрет государственной важности», «Кольцо великого магистра» — вот книги Константина Бадигина, Героя Советского Союза, капитана дальнего плавания. Уже тридцать лет этот морской писатель, крепко приверженный к морю и его людям, к истории родного русского флота, создает эти всегда интересные и всегда познавательные книги. Главной целью их является стремление показать, что мореплавание зародилось на Руси в глубокой древности. Корабли наших предков бороздили воды Каспийского, Черного и Средиземного морей. В XI веке новгородцы на ильменских лодьях покоряли неведомые просторы Балтики, доходили до острова Готланда, до Копенгагена, а в 1184 году в ответ на разбойничьи набеги сожгли тогдашнюю столицу Швеции Ситгуну.
К. С. Бадигин рассказывает о Севере, где зародилось и развивалось морское племя архангельцев, мезенцев-поморов и кормщиков, где из могучих северных стволов строились добротные, не боявшиеся грозных штормов и льдов лодьи и кочи, на которых русские моряки доходили до дальних земель, промышляя зверя и рыбу.
Эта величественная тема истории русского мореплавания красной нитью проходит через книги К. Бадигина. Писатель наблюдательный, отлично знающий древний быт Русского Севера, проникший в красоту и сочность языка мореходов, историк, вникающий в детали староверческого уклада и поморских обычаев, и, уж конечно, прирожденный моряк, кто умеет передать суровую красоту наших северных морей, — К. Бадигин создает в своих книгах верную и яркую картину тогдашней эпохи и характеры отважных ее людей, неизменно показывая их мужество, смекалку, любовь к родине и тот неуемный дух открытий, который присущ людям, кто думает о будущем своей страны. Суровый северный океан воспитал этих сынов России. Шла борьба за российские богатства, на которые зарились английские и прочие иноземные купцы и промышленники.
