Кристина Хойновская-Лискевич - Первая вокруг света
— Оружие, действительно, у нас, но выдать его мы не можем. Приходи после Нового года к тому, кто принимал.
— Я уже прошла досмотр и завтра выхожу в плавание. Ваша сотрудница заверила меня, что забрать оружие можно в любой момент.
— Это была молодая блондинка?
— Да, молодая блондинка.
Дежурный переговорил о чем-то с коллегой.
— На складе двустволки нет. Панна, — он назвал фамилию блондинки, — заперла ее в своем кабинете, хотя делать этого не положено. Но у нас нет ключей и попасть мы туда сейчас не можем. Нужно прийти через два дня, когда она выйдет после праздников на работу.
Дело выглядело безнадежным, однако я сделала последнюю попытку:
— Через два дня я не приду: я прошла досмотр и должна уйти в плавание. Впрочем, двустволку я отдала южноафриканской полиции и хочу получить ее обратно от южноафриканской полиции, а не от молодой блондинки.
После долгих дебатов решили, что полиция по моему распоряжению перешлет двустволку самолетом в Кейптаун в адрес агента. Победила честь мундира, но я не хотела бы оказаться на месте той панны.
Уладив входные формальности, на что ушло два дня, я получила возможность проявить интерес к пребыванию в клубе. И снова поделиться впечатлениями с прессой, которая уловила меня в шесть утра — такой это трудолюбивый народ. Два пана и пани тщательно записали все, что услышали от меня, сделали несколько снимков. В вечерней газете появилось сообщение о моем плавании с сенсационным комментарием: «Полька не будет первой — ее опередила пожилая яхтсменка из Австралии, Анна Гаш, которая закончила одиночный рейс вокруг света в австралийском порту Баллина».
Огорчение по поводу Анны Гаш длилось на «Мазурке» всего двенадцать часов. Уже на следующий день я получила разъяснение (потом оказалось, что об этом знали все яхтсмены в клубе). На «Мазурку» пришел Джефф, он жил в Дурбане, и рассказал мне, как он выразился, всю правду. Австралийская яхтсменка на этапе Дурбан — Кейптаун плыла вместе с ним — не хотела выходить без экипажа. Они, действительно, попали в очень трудные погодные условия, и плавание оказалось тяжелым.
«Пойнт яхт-клуб» сдержал слово: через два дня я смогла перейти к гостевому причалу, пришвартовавшись к плоту из трех яхт. Меня устроили вне очереди, так как учли, что одиночный экипаж «Мазурки» больше нуждается в удобствах. «Спектрум» и «Челленджер» еще ожидали места. Теперь я могла приступить к уборке яхты и пополнению запасов. Рядом стояли две австралийские яхты, французская, немецкая, канадская, английская и новозеландская. Все международное общество состояло из искушенных яхтсменов. «Желторотые» имели за плечами «только» переход через Индийский океан из Австралии, остальные обошли три четверти света.
Как обычно, по яхтам лазали дети. Однажды на палубе появилась шестилетняя веснушчатая дама и тщательно осмотрела все уголки. Поскольку она передвигалась с кошачьей ловкостью и проявляла профессиональный интерес, у меня не было сомнений, что передо мной яхтенный ребенок.
— Ты кто?
— Я с той голубой яхты с австралийским флагом, — показала она на себя. — Знаю твою яхту с Портленда. Ты была тогда больна, поэтому я пришла посмотреть на тебя здесь. А теперь иди к папе с мамой.
При входе в Дурбан на судне экипаж имел право беспрепятственно передвигаться в пределах 50 км. Для более дальних экскурсий требовалось получить одноразовый пропуск. При досмотре меня заверили, что это пустая формальность, нужно только оформить пропуск в департаменте лично. Я хотела провести новогодние праздники в доме знакомых яхтсменов и направилась в нужное учреждение.
На двадцатом этаже небоскреба меня приняли два пана. Я представила просьбу о разрешении на выезд. Пан помоложе, в белом мундире, произнес:
— Пожалуйста, заполните анкету и внесите на счет нашего департамента залог. Таковы правила для туристов.
— Я не туристка. Приплыла на яхте, представляю в одном лице капитана и экипаж.
— Для нас это не имеет значения. Если нет визы, то вносится залог. Деньги мы возвращаем при отъезде из страны.
— Я запрашивала визу, но мне объяснили, что капитану виза не требуется.
— Для входа в порт и стоянки, действительно, не требуется. Но для экскурсий по стране виза нужна обязательно. Или залог, его может внести знакомый, или не дается разрешение на выезд из Дурбана. Таковы правила.
Тут я разозлилась не на шутку: не была преступницей, освобождаемой на праздники под залог, была капитаном яхты, которая стоила в сто раз больше требуемого залога и оставалась в мое отсутствие в порту. Я вышла из департамента с твердым намерением ничего не платить и никуда не выезжать из Дурбана.
В противоположность официальным властям клуб относился к иностранным гостям доброжелательно и с уважением. Клуб был старый — столетний, с традициями и обществом знаменитых яхтсменов. Гости пользовались всем наравне с членами клуба. Здесь дамы также не имели доступа в бар и могли напиваться только в ресторане. Впрочем, женщины всего лишь несколько лет назад получили право быть полноправными членами клуба, а не живым приложением к мужу, отцу или брату. Разумеется, иностранки пользовались исключением, а я вообще была суперисключением. Меня — единственную из всех гостей с иностранных яхт — пригласили на праздничный прием, устроенный самыми почетными и самыми знаменитыми членами клуба.
Поначалу я думала, что проскучаю весь прием. В нарядно украшенный зал входили седовласые дамы и джентльмены. Меня усадили за подковообразный стол, в центре подковы — командор и президент, между ними — я. Из речей командора и президента я поняла, что они чрезвычайно рады встрече с достойными людьми и с почетным гостем, т. е. мной. Наступил мой черед произнести речь. Я высказалась не менее элегантно, похвалив клуб и отметив, что горжусь честью, которая была оказана экипажу «Мазурки» столь уважаемым обществом. Командор вручил мне памятные подарки, я передала президенту флаг «Мазурки», который, к счастью, предусмотрительно захватила.
После торжественной части все приступили к еде. Выступления стали менее официальными, во время десерта на смену тостам пришли уже шутки, анекдоты.
Экипажи иностранных яхт не хотели отставать и тоже устроили праздничную встречу в клубе. Все явились очень нарядные и торжественные. Речей у нас не было, вероятно потому, что не было командора и президента. Темы разговоров тоже были другими: мы говорили в основном о том, что с нами было, и немного о том, что будет, т. е. о пути в Кейптаун.
Все праздничные дни были у меня расписаны по польским домам. Однако несколько странным было это рождество: вроде бы польским — с подарками под елкой и одновременно африканским — с жарой и купанием в домашних бассейнах. Я чувствовала себя среди благожелательных и приветливых людей, говоривших по-польски, ближе к дому, но все-таки это был Дурбан…
