Виктор Губарев - Череп на флаге
— Мы пойдем к той реке, — Барни протянул руку, указывая своим спутникам направление на вест-норд-вест, — и спустимся вместе с ней вниз, на берег лагуны.
В тот же день, примерно в три часа пополудни, беглецы вышли на поляну, откуда до моря оставалось идти не больше полумили. Здесь, под сенью пальм, акажу[48] и палисандровых деревьев[49], они с удивлением обнаружили полуразвалившуюся бамбуковую хижину, прислонившуюся к скале; прямо из скалы бил родник, питавший собой чистый серебристый ручей; последний змейкой убегал в сторону банановой рощи.
Осмотр хижины показал, что когда-то она имела тростниковую крышу, но бури, видимо, частенько проносившиеся над островом, смели ее, оставив нетронутыми лишь стены.
Решив, что эта заброшенная хижина являлась некогда убежищем либо для потерпевших кораблекрушение моряков, либо для случайно занесенных сюда искателей приключений, Барни предложил своим товарищам по несчастью отремонтировать ее, затем замаскировать с помощью лиан и папоротников и использовать в качестве пристанища, пока они не построят себе другое жилище — где-нибудь поближе к берегу.
— Я бы хотел, чтобы из нашего убежища открывался вид на море, — пояснил капитан.
— О, да, — кивнул Патрик, — там было бы гораздо красивее!
Барни и мисс Моррис переглянулись.
— Дело не в этом, Пат, — лицо Кэрол озарила усталая улыбка. — Вид на море нам нужен для того, чтобы не пропустить какой-нибудь корабль, который по воле случая может приблизиться к здешним берегам.
— Об этом вы можете не переживать, мисс, — заверил госпожу Гвинеец Пат. — Я целыми днями буду дежурить на берегу и, чуть что, сразу же дам вам знать.
— О вахтах поговорим позже, — сказал капитан, похлопав мальчика по спине. — Не за горами вечер, а нам еще предстоит кое-какая работенка.
— Да, сэр.
— Прежде всего, нужно достать жерди и побольше тростника и пальмовых листьев. Постелив крышу, наведем порядок внутри хижины и поставим дверь. Потом, если успеем, займемся маскировкой.
— Да, сэр.
— Я буду помогать вам, — заявила мисс Моррис.
Остаток дня все трое провели за работой. Но, как не спешили они, до наступления сумерек сделать удалось не так уж много. Крышу, правда, успели постелить. Что касается двери, то вместо нее вход в хижину прикрыли сломанными сучьями и стеблями папоротника. Поужинав у маленького костра жареными крабами, бананами, орехами и плодами папайи, они загасили огонь и устроились на ночлег на импровизированных ложах из хвороста и пальмовых листьев.
В течение следующих четырех суток беглецы обживали свой новый дом, изготавливали из дерева, камня и рыбных костей простейшие орудия труда, латали рваную одежду, изучали окрестности и поочередно несли дежурство на вершине скалы, возвышавшейся на берегу лагуны. Отсюда можно было следить не только за морем, но и за тем, что происходит на открытых участках суши в радиусе нескольких миль.
Седьмой день их пребывания на острове Коммодора выдался таким же погожим, как и предыдущие. Утром Барни и Гвинеец Пат, прихватив с собой острогу и сеть, сплетенную из тростника, отправились к реке на рыбную ловлю. Пока они отсутствовали, Кэрол углубилась в банановую рощу и нарвала десяток самых крупных — длиной в шесть-семь дюймов — плодов; все они имели мягкую кожуру цвета яичного белка и были поданы во время завтрака на десерт — следом за жареными крабами, рыбой, креветками и устрицами. Ели они, сидя на земле в тени деревьев. Разумеется, вилок у них не было, но и Барни, и Кэрол, и негритенок Пат прекрасно обходились пальцами рук. Куски от широких банановых листьев заменяли им тарелки.
В полдень Патрик ушел в дозор на берег лагуны, в то время как капитан, показав Кэрол, как можно сплести из тростника циновку, а из волокон масличной пальмы — гамак, собрался идти добывать мед. По его словам, в двухстах ярдах от хижины, за рекой, он обнаружил дупло с пчелами.
— Коль мне удастся их выкурить, — сказал он, — мы сможем разнообразить наш стол.
— Это не опасно, Джек?
Она назвала его по имени, словно близкого человека, непроизвольно, и сама удивилась, как это могло случиться.
Барни не сводил с нее глаз.
— Простите, капитан, — Кэрол потупилась, и стыдливый румянец залил ее щеки. — За эти дни я так привыкла к вам, словно… к родному брату…
Понимаете?
Помявшись, он ответил:
— Э, мисс Моррис, я ведь тоже не каменный и привязался к вам… Да, это правда. Если позволите, я тоже буду звать вас просто по имени — Кэрол.
Губы девушки вздрогнули, и в уголках их мелькнула едва уловимая улыбка.
— Я не против, Джек.
Барни подошел к ней и взял за руку. Глаза их, ясное дело, встретились.
— Кэрол, я сделаю все возможное, чтобы спасти вас и увезти с этого острова. Клянусь!
— Если бы я знала, что, кроме нас, на острове больше никто не живет, мне было бы легче переносить все лишения. Но я постоянно думаю о тех страшных людях, что остались на противоположном берегу, и эти мысли не дают мне покоя. Вдруг они придут сюда и найдут наше жилище?
— Не бойтесь. Пат сказал, что пираты решили строить лодку, следовательно, им некогда шататься по острову. Спустив лодку на воду, они наверняка уйдут отсюда.
Кэрол тяжело вздохнула.
— Дай бог… Все же постарайтесь не задерживаться, Джек. Когда вы рядом, я чувствую себя гораздо спокойнее.
— Я вернусь через полтора часа. А вы не расслабляйтесь и держите ухо востро. Советую прислушиваться к щебету птиц — они всегда предупредят об опасности.
После ухода капитана девушка занялась новым и необычным для нее делом — плетением циновки. Устроившись в тени скалы, возле родника, она работала минут сорок, пока удушающая духота и зной окончательно не сморили ее. Тогда, с трудом поднявшись на ноги, она вошла в ручей, прошла по скользкому каменистому дну шагов тридцать, осмотрелась по сторонам и, скинув с себя пропахшие потом лохмотья, бывшие некогда рубахой, начала обмываться. Освежившись, Кэрол прислушалась к крикам пестрых попугаев, которые, перепархивая с дерева на дерево, пронеслись над ее головой, потом взяла рубаху и решила прополоскать ее в прозрачных струях ручья.
Однако едва она склонилась над водным потоком, как из-за высоких стеблей папоротника кто-то бросился на нее сзади, свалил с ног и закрыл рот липкой грязной пятерней.
Ужас сковал ее, когда, перевернутая на спину, она увидела над собой небритую физиономию Жака Фурбэна.
— Так ты не утонула, бесстыдница, — прохрипел он, пожирая девушку горящими от вожделения глазами. — Невероятно! Если бы кто-то сказал мне о том, что ты жива, я бы этому не поверил. Но не могу же я, сжимая тебя в своих объятиях, не верить самому себе?
