Януш Мейсснер - Зеленые ворота
Длилось это лишь миг. Оба сразу опомнились и Мартен, взяв кончики её пальцев, проводил Марию в карету мадам Сюзанны.
— Мы опоздали, — звучным голосом сказала сеньорита. — Прошу прощения.
— Это моя вина, — признал Арман. — Я выбрал неверную дорогу и мы немного заплутались.
— О, если так, то выбранная им дорога оказалась именно той, что нужно, — шепнул один из кавалеров на ушко мадемуазель Жозефине де Карнарьяк, которая громко рассмеялась.
— Дороги среди холмов тут в самом деле очаровательны, мечтательно протянул Ричард де Бельмон. — И притом настолько крутые, — добавил он, поглядывая то на Мартена, то снова на шевалье д'Амбаре, — что можно совершенно потерять голову, особенно в обществе дамы, увлекшись её красотой и милой беседой.
« — Что ему нужно? — подумал Мартен. — Предостерегает он меня или сам ревнует? Чтобы черти взяли все это сиятельное сборище!»
Застолье затянулось так надолго, что про охоту все забыли и веселая подвыпившая кавалькада возвратилась в замок, чтобы приготовиться к вечернему торжеству и танцам. Тем не менее граф де Бланкфор тут же удалился вместе со своей излишне размалеванной супругой, и этот его демонстративный шаг тут же склонил к немедленному отъезду мсье де Ля Сов, барона и баронессу де Трие и супругов де Шико. Это вызвало неприятное шушуканье, поскольку все оставшиеся знали или догадывались, какова истинная причина столь поспешной ретирады.
Если бы Ян Куна, прозванный Мартеном, родился дворянином, как де Бельмон, сеньорите де Визелла могли бы простить связь со столь знаменитым корсаром. Но он был простолюдином, деревенщиной, который только благодаря общению с Бельмоном и своей любовницей немного обтесался. Так или иначе, его присутствие в замке родовитого аристократа, а также бесцеремонность, с которой он собрался наносить визиты мсье де Ля Сов и графу де Бланкфору, были признаны просто бестактными. Этого жалкого Карнарьяка, жена которого сбежала с богатым коммерсантом, а дочки путались с молодыми кутилами и вертопрахами, тоже следовало проучить. Пусть знает, что придется выбирать между людьми своего круга и пришельцам из Польши, кормившимся морским разбоем то под одном, то под другим флагом. Можно быть снисходительным к его связи с мадам Сюзанной, но пусть не испытывает их терпения.
Мартен это тоже понял. Оставшись наедине с Марией, он стал настаивать вернуться домой. Но сеньорита не хотела даже слышать ни о чем подобном. По её мнению, это стало бы бегством — трусливым бегством.
— Ты же сам сказал, что наплевать тебе на графов и баронов, — напомнила она ему его собственные слова. — Что же с того времени изменилось? Они уехали? Тем лучше! Мы останемся. Шевалье д'Амбаре не менее благородного происхождения, чем они, — добавила она, подумав. — Но он…
— Я бы предпочел, чтобы ты поменьше интересовалась этим шевалье, — с нажимом перебил Мартен. — Я уже наслушался издевательских шуточек, пока вы с ним «блуждали»в лесу.
— Ты, наверно, хочешь, чтобы я ему об этом сказала! взорвалась она. — Хочешь, чтобы и он счел тебя простаком, которого ослепила ревность. Ты держал меня взаперти на «Зефире», а когда я спасла тебе жизнь и стала твоей любовницей, собирался запереть меня в Марго-Медок как в монастыре. О, как низко я пала! — воскликнула Мария. — Живу в грехе с безбожником, который меня тиранит, подозревает и унижает.
Слезы текли по её щекам, и этот самый сильный аргумент покорил Мартена, как с тех пор ему предстояло покорять его раз за разом, вплоть до полного подчинения.
— Хорошо, останемся, — согласился он. — И не будем больше об этом.
ГЛАВА II
Прием у мсье де Карнарьяка не оправдал всех планов и надежд Марии, но в целом был ею признан удачным вступлением к дальнейшим светским развлечениям, которых ей так недоставало. Несомненно, её красота, грация, наряды и драгоценности стали предметом разговоров и сплетен среди ближних и дальних соседей, и прежде всего в Бордо, что она считала важным достижением. Довольна она была и поведением Мартена, который понравился женщинам, заинтриговал мужчин, и что важнее всего, смог настолько усмирить свою ревность и вспыльчивость, что не случилось никаких скандалов.
Мария сумела оценить это как льстивыми словами, так и с помощью других доказательств благодарности, на которые не поскупилась, и в результате Ян согласился поехать с ней на бал в ратушу Бордо.
Правда, это мероприятие не отличалось ни высоким уровнем участников, ни особым разнообразием и весельем. Танцевали «данс бассе», павану и брауль, поскольку веселый гальяр возмутил бы городских нотаблей, среди которых было немало гугенотов. Тем не менее Мария Франческа вновь обратила на себя внимание, а шевалье д'Амбаре, верно её сопровождавшего, постоянно распрашивали, кто эта ослепительная красавица.
Потом последовали другие балы, а также маскарады актеров и художников, которые правда никто из высшего света своим присутствием не удостоил.
Мартен с возлюбленной бывали в театре на итальянских комедиях Пьера Лариво, на спектаклях мсье Жоделя и Белло. Но высший свет по прежнему не принимал их в своих салонах, а маркизы, графы, бароны и даже простые нетитулованные дворяне не собирались завязывать знакомства с парочкой авантюристов, хоть издали приглядывались к ним с любопытством и даже неким восхищением.
Мартен не переживал из-за этой изоляции. Ян предпочитал общество своих товарищей блестящим банкетам, которые устраивали вельможи, им презираемые. Тем больше раздражали его постоянные старания Марии проникнуть к ним, добиться их симпатий. Но этой почве у него с Марией Франческой постоянно возникали конфликты, споры и скандалы, сопровождавшиеся «днями молчания», когда она с ним не разговаривала и даже просто не замечала.
Но это было не худшее. Сеньориту начинали утомлять любовь, верность и чуткость Мартена. Она жаждала перемен — ну хотя бы сцен ревности, жаждала быть обожаемой другими мужчинами; искала опасности, играла в двусмысленности, которые возбуждали её чувства.
Давалось ей это без труда. Бельмон, который прежде относился к ней с легкой иронией, теперь был влюблен в неё — или по крайней мере делал вид. Мартен поначалу не принимал всерьез этой перемены, но со временем шутливые ухаживания Ричарда, и тем более многообещающие взгляды украдкой и многозначительные усмешки Марии начали его раздражать.
Бельмон стал теперь частым гостем в шато Марго-Медок; столь же частым, как и шевалье д'Амбаре. Оба состязались в развлечениях для сеньориты: плавали в лодках на рыбную ловлю, устраивали состязания в стрельбе из лука, прогулки верхом или в экипажах, играли в мяч, танцевали на крестьянских свадьбах; наблюдали выступления бродячих жонглеров, фокусников, певцов и декламаторов.
