Солнце слепых - Виорэль Михайлович Ломов
Индеец предупреждал, чем выше я поднимусь, тем больше потребуется от меня присутствия духа, тем большие сомнения станут охватывать меня, тем больший ужас скует меня. Он сказал: «Если тебе будет очень тяжело идти, представь, что это не ты идешь, а я, и тебе сразу же станет легче». Было несколько моментов, когда я чувствовал себя тем индейцем, и только благодаря этому шел к вершине. Когда я хотел пить, я сосал лед. Когда я хотел есть, я грыз лед. Когда я хотел спать, я тер льдом лицо…»
– Так ты дошел до вершины? – спросил кто-то нетерпеливый.
Дерейкин не успел ответить, его повели к следователю. Надо не забыть, после допроса рассказать о том, как на вершине ледяной скалы его глазам предстал великолепный город, с высокими стенами, башнями, садами и рощами, вершины деревьев которых поднимались выше высоких городских стен. Город сиял на солнце до нестерпимой рези в глазах, и только зелень спасала глаза от слепоты. Золотая Земля оказалась Городом Солнца.
Прошло уже много дней, Федор потерял им счет, как ледяным ступеням, а следователь каждый раз задавал одни и те же вопросы, в разной последовательности, с разными акцентами, очевидно ловя его на несуразностях или противоречиях. Хотя один раз Федору показалось, что он просто тянет время, клинчует. Федор старался говорить одно и то же.
– Как вам, Дерейкин, вот это: «…упомянутый выше Дрейк, он же Дерейкин, замечен был в рассказах о его якобы имевших место путешествиях в страны латинского региона в составе и даже предводителем банды пиратов…»
– О якобы имевших место путешествиях? – Федор подчеркнул «якобы».
Гвоздев уловил новый оттенок в показаниях, у него даже блеснули глаза, но он не стал углублять тему латинского региона.
– Хорошо, а как вы прокомментируете вот эту запись? «Упомянутый Дрейк, он же Дерейкин, демонстрировал собравшимся шарф, якобы подаренный ему империалистической королевой Великобритании, шитый золотом».
– Опять якобы подаренный? Выходит, не подаренный.
– Ну, а как вы относитесь к буржуазной социологии?
– Социологией не интересуюсь. Меня больше занимают машины и механизмы. Там социология не нужна. Там все железно.
– А говорите, не интересуетесь, – сказал Гвоздев. – Рассуждаете, как типичный буржуазный социолог. Винтик к винтику может быть как раз только в социальном механизме. Ну да ладно, отнесем это на счет вашего незаконченного высшего образования. Можете продолжать брать свои производные, они никак не скажутся на рабоче-крестьянском единстве нашего народа. Оно неизменно и постоянно… Хорошо, а что вы знаете о Сильве? – вдруг спросил он.
– О ком? – удивился Дерейкин. Этого вопроса следователь не задавал еще ни разу.
– О Сильве, – повторил следователь, испытующе глядя ему в глаза.
– Это оперетта такая? Ничего не знаю. Не люблю оперетту.
– Челышева знаете?
– Челышева – знаю.
– А говорите, не знаете.
– Ну почему же не знаю? Знаю!
– Прекрасно, так и запишем. Знает. Челышева (Сильву) зна-ает.
– Про Сильву первый раз слышу.
– Это неважно, – отмахнулся следователь. – Выходит, знаете и семью Челышевых?..
– Конечно, знаю, – с недоумением ответил Федор.
– И дома у них бывали?
– Бывал.
– Портреты на стенах видели?
– Какие портреты? А, предков их, видел.
– Значит, были портреты? Сколько?
– Три или четыре, не помню.
– Три или четыре, прекрасно. Че-ты-ре… Что ж, портреты были – да сплыли, – нараспев протянул следователь, любуясь записью. – Что ж, благодарю вас за исполненный гражданский долг. Вы помогли следствию. Это вы отправили «Хряща» туда? – Гвоздев ткнул пальцем в потолок.
– Хряща? – Дерейкин посмотрел на потолок. Удивительно, потолка словно и не было. Над головой бледнел только круг света.
– Хряща, Хряща. Помните, в первую вашу ночь? У него инсульт был тогда. Удар, иначе говоря. Вот ваш пропуск, Дерейкин. Сдадите дежурному. Пожитки будете забирать с собой?
– Я свободен?
– Это вам виднее. Свобода, Дерейкин, это осознанная необходимость.
– Я осознал ее. Хорошо осознал, – он вспомнил ночь, шило, руку Фелицаты со свечой во сне.
– Смотрите, у Хряща дружки на воле остались, – предупредил Гвоздев.
– Хорошо, я посмотрю на них, – не удержался Дерейкин. – Я свободен?
– Да-да, можете идти. Да, совсем забыл, это не имеет к делу никакого касательства – что за Фелицату Воронову разыскивали вы?
– Воронову? Привет ей хотел передать, от ее родителей. Соседи наши, – у Федора потемнело на минуту в глазах. – Кстати о Сильве, – Федор пришел в себя. – Я вспомнил. У меня был один знакомый, Нуньеш да Сильва. Лучшего штурмана я не знал. Я с ним работал пятнадцать месяцев. Он, как «Отче наш», знал побережье Бразилии. А как он провел мою флотилию в страшнейшую бурю по отмелям устья Ла-Платы! Такого шторма я больше и не припомню. Это даже не шторм был, а пляски дьявола. Да Сильва, кстати, называл этот берег Землей Дьявола. Вдруг, как в пустыне, нас осыпал песок с берега, на палубе его было по щиколотку, потом как из ведра хлынул дождь, в тумане не было видно руки, а ветер (я с таким столкнулся впервые) стал, как резиновый шланг. Мы попали в жуткую воронку стихии. Стало темно, как ночью, и вода душила, как удав. Волны играли нами, как щепкой. Днища кораблей бились о землю, а мачты чиркали по небосводу. Если бы не Нуньеш, я не сидел бы сейчас перед вами. Шестьдесят лет было португальцу, а живчик, каких мало. Как он нас вел, как вел! Это был дирижер, он бурей дирижировал, как симфонией. Смуглый, плотный как жгут. Он любил одежду из вельвета (ему шел красный вельвет) и доверял только португальским картам. Я его расцеловал, хоть он был и враг королеве Англии. Говорил ему: оставайся, свои же засудят. Нет, предпочел свободу. Будто я ему ее как-то ограничивал! Выбрал своего Бога, как будто Он разный!
– Попал к инквизиторам?
– Да, к мексиканцам. От них разве спрячешься где? Засудили беднягу. Ну я пошел?
– Как же теперь они будут без ваших историй жить, а? – Гвоздев озадаченно смотрел Федору в глаза. – Не губите свой талант, мой вам совет. Как вы сказали: «Народ, как паук, ловит в паутину власти самого себя»?.. Один мудрец сказал: «Не выставляй себя слишком мудрым: зачем тебе губить себя?» Прощайте!
– Жаль, не досказал им одну историю, – сказал Федор.
– О Золотой Земле?
– Нет, другую.
– Можете досказать, – вдруг разрешил Гвоздев. – Как закончите, постучите в дверь.
Глава
