Джон Пристли - Затерянный остров

Уильям и Терри нанесли обязательный визит в полицейское отделение французских владений в Океании, где, посмеиваясь, отыскали крохотный кабинетик, такой жаркий, душный и заставленный тропическими растениями, что сам его хозяин казался мясистым белым цветком, гниющим посреди джунглей. Оттуда они вышли с разрешениями на временное пребывание, заполненными мелким чиновничьим почерком. Затем, настроившись на деловой лад, все четверо наведались на шхуну «Хутия», которой предстояло доставить троих компаньонов на Затерянный. Славный символ приключений действительно оказался слишком раскаленным, грязным, вонючим и не обещал особых удобств. Уильям познакомился со шкипером смешанного французско-скандинавско-полинезийского происхождения по фамилии Преттель — массивным смуглым косматым типом в грязной тельняшке. Видно было, что коммандер не зря назвал его неуравновешенным. В «Бугенвиле» о Преттеле рассказывали довольно много занятного, но сам Уильям этих историй не слышал. Если на то пошло, в «Бугенвиле» он не слышал занятных историй ни о ком, только скучные байки о Тарсе Флоке и его невероятных уловах.

Коммандер, большой дока в шхунах, сводил Уильяма и на соседние суда, со шкиперами которых он уже успел завести шапочное знакомство. Приземистые двух-трехмачтовики, возившие копру и жемчуг, принимали на борт свежие грузы. Воплощение экзотики — заморские названия, китайские суперкарго, канакская команда, тенты, белье на веревках, неразбериха на палубе, волдыри на бортах, резкие запахи… Однако четвертое по счету судно казалось Уильяму уже куда менее экзотическим и романтичным, чем первое. Он смотрел, как швартуется шхуна, везущая полную палубу туземцев с соседних островов, и как отдает концы другая, полная таких же, как две капли воды похожих туземцев. На причале неизменно разыгрывалась одна и та же сцена — смех, песни, поцелуи, слезы… Судя по всему, островитяне пытались довести мастерство публичного излияния эмоций до уровня хорошего оперного хора.

Купаться в море ходили по несколько раз на дню, хотя Терри довольно скоро стала отлынивать. Она быстро подружилась с двумя американцами из отеля — Пулленами (Уильям знакомством со своим соотечественником Крофордом похвастаться не мог, похоже, Рамсботтом не зря называл его замкнутым и нелюдимым), а Пуллены, водившие дружбу с другими рассеянными по острову американцами, то и дело приглашали ее с собой. Иногда она прихватывала и Уильяма, но нечасто, и тогда, сам себя ненавидя за эти чувства, он терзался ревностью и досадой, собирался проучить Терри равнодушием при следующей встрече, но моментально таял от одной ее улыбки. Сближения между ними не предвиделось, они отдалились еще сильнее, чем в последние дни на «Марукаи», однако это Уильяма не особенно тревожило: он уверял себя, что Терри гораздо сильнее его самого захвачена царящей вокруг экзотикой, поэтому ей сейчас не до личных отношений. Он держал себя в руках и старался не предъявлять никаких претензий. У него не было ощущения, что он ее теряет: Терри всегда радовалась встрече, охотно делилась своими открытиями, хватала его за руку в моменты восторга и ласково целовала на ночь. Над Рамсботтомом, окружившим ее заботой, она добродушно подтрунивала, а с коммандером, с которым виделась гораздо реже, держалась ровно и приветливо. Из всей четверки завсегдатаями «Бугенвиля» были именно Терри и Рамсботтом. Рамсботтом приходил туда за ледяными напитками, слухами и милашками-таитянками, частенько там вертевшимися. К ним он относился с отеческой и романтической теплотой в равной степени. Терри шла не ради выпивки (хотя пила больше, чем хотелось бы видеть Уильяму, пусть он и не осмеливался ей это высказать), а ради возможности пообщаться с другими американцами. «Бугенвиль» при всей своей неказистости служил центром светской жизни города и целого острова, а Терри обязательно нужно было находиться где-то на виду, в толпе. И это Уильяма не радовало. В этом путешествии он открывал себя с новой стороны и в том числе заметил за собой склонность к собственничеству. Ему хотелось отобрать Терри у всех этих непонятных людей, спрятать ее на время, обладать ею безраздельно. Пока он, впрочем, не обладал ею никоим образом, и если на родине его бы это не удивило, то здесь дело обстояло по-другому. На Таити царил культ тела, и Уильям, уже покрывшийся бронзовым загаром, забывший о вечной мороси и шерстяном исподнем, загордившись собой, начал мучиться вопросом: «Почему? Почему же?»

Несмотря на досадные недостатки — влажную жару, комаров, полное вымирание города на долгие послеполуденные часы под невыносимо палящим солнцем, неожиданную монотонность будней и отсутствие сближения с Терри, — Уильям был счастлив. Иногда у него по-настоящему захватывало дух — от той первой встречи с разноцветными рыбками, от безумных закатов; при виде Муреа, словно вырезанного из аметистовой глыбы; от радуги, перекинутой между фиолетовыми зубцами хребта Диадем; от невероятного вагнеровского пейзажа; от первого нырка в холодный ручей над бассейном Лоти; при виде грандиозного водопада высоко в горах, куда они забрались с коммандером, совершенно выбившись из сил, и где их вернули к жизни дикие апельсины и освежающие брызги воды… Драгоценные мгновения, кладезь воспоминаний, из которого можно будет черпать снова и снова, разгоняя грядущий сумрак. Однако подлинное счастье, подлинные романтические ощущения шли не извне, а изнутри, рожденные не окружающими чудесами, а собственными мыслями Уильяма. Его восхищал не сам Таити, а осознание принадлежности к этому острову; не Терри как таковая (которая не особенно стремилась его порадовать), а ощущение того, что она здесь, рядом. Тонкое смешение этих двух волшебных чувств наполняло будни Уильяма радужным светом.

4

Шел последний день перед отплытием «Хутии», и четверка договорилась выжать из него максимум. Рамсботтом пригласил обоих компаньонов, Терри и миссис Пуллен (сам Пуллен отправился по делам на Муреа) на грандиозный морской обед в Таравао, на другом краю острова. Много лет один таитянин держал там знаменитую местной кухней простенькую гостиницу, которая теперь перешла в руки майора Хокадея, англичанина, предпринимавшего уже третью попытку открыть собственный отель на Таити или Муреа. Рамсботтом познакомился с майором Хокадеем в Папеэте — это знакомство и определило выбор места для обеда. Дружная компания выехала на арендованном семиместном «бьюике» спозаранку — предполагалось по пути сделать остановку для купания, а до Таравао было сорок миль по не самой гладкой дороге. Проезжая через Папеэте, Терри предложила прихватить для ровного счета и миссис Джексон, молодую вдову из Суффолка. Рамсботтом не возражал, поэтому решили сделать крюк в шесть-семь миль до бунгало миссис Джексон. Никто из компании там еще не бывал, но водитель знал дорогу.