Джулиан Стоквин - Укротители моря
– Ничего, я заставлю этого плута попотеть, или бросьте меня за борт, если я не прав, – писклявый голос мичмана звучал неубедительно.
«Мичману следовало бы выбирать более обходительный тон, разговаривая с людьми», – подумал Кидд и раздраженно отошел. Он опять заглянул в коридор кают-компании. Адамc обещал его сменить, но так до сих пор и не появился. Том, злясь на Адамса, вернулся на квартердек. Матросы закончили работу, все бутыли в плетеных корзинах были спущены в трюм.
На палубе задержался один из матросов, грузивших пиво, он медленно сворачивал кольцом ноктали. От его коренастой фигуры исходило что-то зловещее и тревожное. Кидд видел его среди недавно взятых на службу моряков, после он не раз замечал на себе его тяжелый вопрошающий взгляд.
Кидд направился к нему. Моряк посмотрел на него через плечо и снова принялся за сворачивание каната.
Когда Том оказался рядом с ним, он выпрямился и небрежно отдал честь.
– Мистер Кидд, сэр, – сказал он низким, неприятно скрипучим голосом.
Удивившись, Том остановился.
– Сэр, вы не помните меня?
В его тоне чувствовалось скрытое злорадство, это не понравилось Кидду. Не был ли он морским приставом? Хотя вряд ли. Немного ниже Кидда, с мощным телосложением, крепкими мускулистыми руками и с украшенной татуировкой грудью, с такой внешностью он не мог никого ввести в заблуждение на общей палубе.
Он холодно улыбнулся.
– Добби, старшина на юте, – прибавил он своим низким голосом.
Кидд никак не мог вспомнить кого-нибудь с таким именем. Из грот-люка высунул голову мичман, но, увидев их обоих, тут же исчез.
– Нет, не могу припомнить, – ответил Кидд.
Если моряк не имел ничего важного сообщить ему как офицеру, то он вел себя слишком фамильярно.
– Я не помню вас, Добби. Теперь возвращайтесь к вашим обязанностям.
Кидд повернулся, чтобы уйти, как вдруг Добби негромко произнес:
– А «Сэндвич»…
Том замер, потом опять развернулся. Добби смотрел, не отводя глаз, прямо на него.
– Да, вы были там. Я хорошо вас запомнил…
С тех пор прошло не меньше года, однако название «Сэндвич» Том надеялся больше никогда не услышать. На Норе «Сэндвич» был главным кораблем бунтовщиков, центром мятежа и беспредельной жестокости. Мятеж безжалостно и беспощадно подавили, это был конец благородной попытки завершить дело, начатое на Спитхэде. Многие моряки за это поплатились своими жизнями. Кидд примкнул к мятежникам, его захватил поток событий, овладевший всеми. Если бы не какието таинственные силы на самом высоком уровне, он разделил бы судьбу мятежников.
– Дик Паркер. Сейчас он все бы понял, не так ли? Если бы он увидел, что произошло. Он думал, что имеет дело с человеком, а не с фигляром. Он грубо ошибался.
Кидд отпрянул. Не пытался ли Добби втереться к нему в доверие или это был план завлечь его в какой-то безумный заговор? Тревога и дурное предчувствие охватили Тома. Любым способом надо было остановить его.
– Хватит молоть чушь. Как я попал на квартердек, это не ваша забота, Добби. Относитесь с должным уважением к офицеру и несите лучше службу, – даже самому Тому его слова показались неубедительными, лишенными уверенности.
Добби словно и не слышал его, он лениво ухмыльнулся. Кидд огляделся вокруг, никого не было поблизости, кто бы мог подслушать их.
– Вы разве не слышали? Я сказал…
– Мои товарищи говорят мне: «Кто этот недавно произведенный в офицеры? Манера одеваться у него словно у матроса на баке». Что я мог сказать? – Добби говорил уверенно, пристально глядя в лицо Тому. – Я помалкивал, потому что знаю, надо же вам поддерживать дисциплину. Но если они узнают, что тот, кто называет себя Том Кидд, в недалеком прошлом стоял плечом к плечу с Диком Паркером…
– Что вам надо? – прервал его Кидд.
Добби подобрал конец каната и внимательно оглядел его оплетку, искоса посматривая на Кидда.
– Уже лучше. Меня удивило, ты был в самой гуще. Не заправила, но твоя закорючка стояла на всех тех чертовых бумагах. Я видел ее своими глазами. Точно. А теперь не кажется ли тебе очень странным: множество хороших парней повесили на нок-рее, тогда как мистер Томас Кидд получил прощение. Одним досталась веревка, тебе полное королевское прощение и повышение в чине, – ухмылка превратилась в злобный оскал. – Мы выходим в море. Если парни на баке узнают о тебе все, ради чего тогда им тянуть из себя жилы, ради презренного предателя…
Кидд побагровел.
Добби бросил конец каната и скрестил руки на груди.
– Что скажете, мистер Кидд? Вы должны облегчить мою жизнь на корабле, перевести меня в вашу команду, или ребята на баке услышат о вас кое-что любопытное.
– Пошел ты к черту! Я не делал… – однако Добби повернулся и с видом «поглядим еще» пошел прочь.
Кидд страшно разозлился. Он никогда не согласился бы шпионить за своими товарищами, ведь они вместе отстаивали свои права. Он не был способен на такое. Однако матросы с бака могли посмотреть на все иначе. Добби был среди них своим; он уверял, что находился вместе с Киддом во время мятежа, и грозил рассказать обо всем. Не имея возможности оправдаться лично, Кидд понимал, кому больше поверят. Последствия могли оказаться очень печальными. Вне всякого сомнения, он не смог бы больше командовать своими людьми, скоро обо всем узнал бы капитан, и с ним как с офицером было бы покончено. Хотя могло произойти и худшее: темной ночью во время вахты удар по голове кофельпланкой и тут же за борт…
Еще оставалась кают-компания: если бы там узнали, что он продвинулся по службе благодаря слежке и предательству, какое будущее ждало бы его?
События в мгновение ока приняли зловещий оборот. Ему необходимо действовать быстро и решительно, любой ценой что-либо предпринять. Лучше всего пойти на соглашение, приносившее одни лишь выгоды. В дальнейшем ничего бы не произошло, потому что в интересах Добби держать язык за зубами. Кроме того, это было проще всего, Кидду как офицеру ничего не стоило создать для Добби более удобные условия. Затем лечь на другой галс – вести себя с Добби нагло и нахально. Однако гордость ему подсказывала не поддаваться на шантаж.
Как сейчас ему пригодились бы трезвый подход и логическое мышление Ренци. С помощью друга он обязательно нашел бы нужный выход, но Ренци на Ньюфаундленде. Кидд не был настолько дружен с Адамсом или с кем-то еще из офицеров. Надо было выкручиваться самому.
В одиночестве он все ходил и ходил взад и вперед по верхней палубе, не привлекая к себе ничьего внимания. Прошло не меньше двух часов, прежде чем решение созрело. Кидд знал нижнюю палубу, ее силу и слабость, ее честность и невежество. Жажда справедливости и сильное возмущение могли подвигнуть людей как на возвышенные поступки, так и на самые злобные и жестокие выходки. Ему следовало положиться на их доверие, на их непоколебимую веру, что он, став офицером, верит их чувству чести, справедливости и верности.
