Жюль Верн - Плавучий остров
Совершая прогулки по острову, парижане все время восхищаются чудесами растительного царства. Оставив позади побережье с плантациями лимонных, апельсиновых и кофейных деревьев, хлопка, аррорута, сахарного тростника, маниока, индиго, сорго, табака, артисты блуждают среди густых зарослей средней части острова, у подножья гор, вершины которых выступают над зеленым куполом лесов. Повсюду изящные кокосовые пальмы, миро, или розовые деревья, казуарины, то есть железные деревья, тиаири, то есть древовидные молочайники, пурау, тамана, ахи, то есть сандаловые деревья, гуайявы, манговые деревья, такки со съедобными корнями, а также великолепные хлебные деревья с высоким гладким белым стволом, с широкими темно-зелеными листьями, между которыми сидят крупные, словно с резной кожурой драгоценные плоды. Их белая мякоть составляет основную пищу туземцев.
Наряду с кокосовой пальмой наиболее распространенным деревом является гуайява, произрастающая повсюду, чуть ли не до самых горных вершин; по-таитянски она называется туава. Гуайявы образуют густые леса, а заросли деревьев пурау представляют собой дремучие чащи, из которых очень трудно выбраться, если по неосторожности заберешься в их непроходимые дебри.
Однако хищных животных нет. Единственное туземное четвероногое похоже на кабана, по размерам это нечто среднее между свиньей и вепрем. Лошади же и быки завезены на остров, где хорошо размножаются также овцы и козы. Таким образом, фауна гораздо беднее флоры даже в отношении пернатых. Имеются голуби и саланганы, как на Сандвичевых. Никаких гадов, кроме стоножек и скорпионов. Из насекомых — осы и москиты.
С острова Таити вывозят хлопок и сахарный тростник, культура которого в настоящее время вытесняет табак и кофейное дерево; вывозят также кокосовое масло и апельсины, а кроме того, перламутр и жемчуг.
Всего этого достаточно, чтобы поддерживать оживленную торговлю с Америкой, Австралией, Новой Зеландией, Китаем, Францией и Англией.
Во время одной прогулки квартет добирается до полуострова Табарату. Там в портовой таверне, которую содержит колонист, Фрасколен раскошеливается на угощение. Туземцам из соседних селений и здешнему мутои подают французское вино, которое за хорошую плату ставит на стол хозяин заведения. Жители округи в свою очередь потчуют гостей местными блюдами — так называемыми бананами фей красивого желтого цвета, вкусно приготовленными клубнями ямса майоре, то есть плодами хлебного дерева, запеченными в яме, наполненной раскаленными камнями, и, наконец, особым сортом варенья, кисловатого на вкус, которое делается из тертого кокосового ореха и под названием тайеро хранится в высоких стаканах из бамбука.
Завтрак проходит очень весело. Сотрапезники выкурили неисчислимое количество сигарет, свернутых из целого табачного листа, высушенного над огнем и обернутого листом пандануса. Только, вместо того чтобы подражать таитянам и таитянкам, которые, затянувшись, передают сигарету по кругу, французы довольствовались тем, что курили на французский манер. И когда мутои предлагает свою сигарету Пэншина, тот только благодарит его, произнося: «Меа майтай» — то есть «очень хорошо», — и с такой забавной интонацией, что все присутствующие смеются.
Во время этих прогулок участники их, конечно, не могли каждый вечер возвращаться в Папеэте или на плавучий остров. Впрочем, повсюду — и в селениях и в одиноко стоящих хижинах, у колонистов и у туземцев, они встречали радушный прием, и всюду их старались устроить как можно удобнее.
Седьмого ноября парижане решают побывать на мысе Венус, — от этой прогулки не может отказаться ни один порядочный турист.
Выступают на рассвете, легким, бодрым шагом. Переходят по мосту через красивую речку Фантахуа и идут вверх по долине до шумного водопада, который хоть и не так широк, как Ниагара, но в два раза выше. Он с величественным грохотом низвергается с семидесятипятиметровой высоты. Затем по склону холма Тахарахи спускаются к морскому берегу у высокого мыса, которому Кук дал название «мыс Дерева», так как в то время здесь росло одинокое дерево, теперь уже засохшее от старости. Широкая тенистая аллея ведет от деревни Тахарахи к маяку, возвышающемуся на крайней точке острова.
В этом-то месте, на склоне зеленеющего холма, поселилось семейство Коверли. Вилла Танкердона находится далеко отсюда, очень далеко, по ту сторону Папеэте, поэтому у Уолтера Танкердона нет ни малейших оснований прогуливаться вблизи мыса Венус. Однако парижане обнаружили его здесь. Молодой человек добрался верхом почти до самого коттеджа Коверли. Он поздоровался с музыкантами и спросил, собираются ли они вернуться нынче вечером в Папеэте.
— Нет, господин Танкердон, — ответил фрасколен. — Мы получили приглашение от миссис Коверли и, вероятно, проведем вечер на вилле.
— Тогда, господа, я с вами прощаюсь.
И друзьям показалось, будто лицо молодого человека омрачилось, хотя в этот момент ни одно облачко не заслоняло солнца. Пришпоривая коня, он бросил последний взгляд в сторону коттеджа, белевшего среди деревьев. Увы, зачем в миллиардере Танкердоне пробудился прежний коммерсант? Зачем решился он посеять раздор среди населения плавучего острова, совсем не созданного для докучных забот?
— Знаете, — сказал Пэншина, — наверное, милый всадник был бы не прочь сопровождать нас…
— Да, — добавил Фрасколен, — и похоже, что друг Мэнбар совершенно прав! Смотрите, он уезжает удрученный тем, что не повстречал мисс Коверли.
— Вот и доказательство того, что не в миллиардах счастье! — подхватил наш великий философ Ивернес.
Остаток дня и вечер музыканты проводят в коттедже Коверли. Здесь квартет встречает такой же прием, как и в отеле на Пятнадцатой авеню. Во время этой дружеской встречи, ко всеобщему удовольствию, много внимания уделяется искусству. Миссис Коверли хорошо играет на рояле и легко разбирает новые партитуры. Мисс Ди поет, как настоящая артистка, а Ивернес, обладающий приятным голосом, присоединяет свой тенор к ее девическому сопрано.
Неизвестно зачем, может быть даже умышленно, Пэншина вскользь упоминает о том, что он и его товарищи видели Уолтера Танкердона, который катался верхом недалеко от виллы. Хорошо ли он поступил, не лучше ли было промолчать?.. Трудно сказать. Во всяком случае, если бы директор был здесь, он несомненно одобрил бы поступок «Его высочества». Легкая, почти незаметная улыбка скользнула по губам мисс Ди, ее красивые глаза внезапно вспыхнули, и когда она снова принялась петь, голос ее зазвучал как-то особенно проникновенно.
