Т. Креве оф Барнстейпл - Федька-Зуек — Пират Ее Величества
На всякий случай Хоукинз приказал в решающую ночь приготовиться к экстренному отплытию. Негры отошли от берега на две мили — чтобы их ненароком не задела месть богов белым. Хоукинз предупредил негров, что не исключено, что бог белых людей может призвать их на суд, — и тогда придется отправляться с кораблями, оружием и остальным имуществом. Так что на всякий случай попрощались, выпили на дорогу и стали ожидать своей роковой участи.
Оказалось, что Хоукинз был прав, предусмотрительно оставляя себе возможность для отступления, не роняющего престижа белых: затмение в этих местах оказалось весьма неполным, нестрашным — так, луна из трехчетвертной стала половинной, и только. И Хоукинз скомандовал отход — благо, с вечерним бризом можно было отвалить совершенно без всплеска. Это было поздним вечером 3 февраля 1568 года.
5На борту «Юдифи» невольников не было. Дрейк на военном совете заявил, что настолько уверен в будущей добыче в Новом Свете, что готов отказаться от своей доли в выручке от продажи рабов в обмен на долю иной добычи (упаси боже, слово «грабеж» произнесено не было! Что вы!) в двойном размере. То есть не десять процентов, а двадцать.
Что ж, люди Джона Хоукинза — не пираты. Это у пиратов личное решение капитана не могло вступить в силу, покуда не было одобрено командой. А у Хоукинза капитан решил — и точка, ну а если кому это не по нраву — он может рассчитаться немедленно по возвращении в Англию.
Впрочем, желающих не нашлось. Команда «Юдифи» была молода и вместе со своим капитаном откровенно предпочитала журавля в небе, нежели синицу в руках. Да и неохота им было возиться с вонючими неграми, ежедневно вышвыривать за борт трупы и все дни переживать: не взбунтуются ли рабы?
Переход через океан прошел без приключений — за три четверти века, миновавшие со времен Колумба, эти пути были уже достаточно хорошо изучены… Наконец на пятьдесят четвертый день перехода флотилия Хоукинза достигла Антильских островов, но в районе Доминики. Этот гористый, по форме похожий на Сардинию, остров весь, от чернопесчаных пляжей до макушек гор, среди которых выделялся огнедышащий вулкан на севере, был населен воинственными карибами. Высаживаться тут было опасно. Не то испанцы распускали эти слухи, не то на самом деле карибы съели уже немало белых людей. Хоукинз этим слухам доверял. Дрейк же — нет. Он считал, что уж слишком испанцам выгодно, чтобы могло быть истиной то, что карибы опасны. У испанцев не хватает людей, чтобы заселить все свои владения. А слухи о кровожадных каннибалах отвратят от высадки любых иностранцев — англичан ли, французов ли, неважно. Лучше и дешевле, чем если бы даже испанцы вздумали окружить весь остров каменной стеной.
От Доминики, сменив курс на зюйд-вест, пошли к Подветренным островам: сначала к знаменитой жемчужными отмелями Маргерите, что у побережья Новой Андалусии (нынешней Венесуэлы севернее долины Ориноко), потом к Кюрасао. Губернаторам этих малопримечательных островов Хоукинз присылал письма, вежливые до приторности: «Ваша милость, я подошел в Вашему острову лишь для того, чтобы дать возможность моим людям пополнить запасы продовольствия, если Вы позволите продать мне их за деньги, — или, если Вам это благоугодно, — обменять их на мои товары, и предполагаю пробыть здесь с этой целью не более пяти, или, в крайнем случае, шести дней. Все это время Вы и другие жители можете чувствовать себя в полнейшей безопасности — ибо ни мною, ни кем-либо из моих людей не будет нанесено ни малейшего ущерба. Ее Величество королева Англии, моя повелительница, при моем отплытии из Англии приказала мне верно служить со всем моим флотом королю Испании, если в этом возникнет необходимость в любом из тех мест, в которые я буду заходить».
В этих письмах не было только объяснения, а за каким делом вообще явились корабли Хоукинза в испанские владения Нового Света, если во всем мире каждому, а уж его повелительнице и подавно, было уж много лет известно, что король Испании запретил любую торговлю с англичанами в Новом Свете, что их сюда не звали и не ждут…
Все шло по отработанному уже, не единожды испытанному сценарию. Днем суда стояли на полупустом рейде в гавани Кюрасао, что на западном побережье острова. Просторная и глубоководная бухта с узким длинным входом, на берегу которой раскинулся изумительно красивый городок, казалось, была нарочно придумана для доказательства того, что испанцы не в состоянии освоить принадлежащие им земли.
— Ах, какая гавань! В Европе немного таких! Притом незараженная местность, ни лихорадки тут, ни тифа, ни кровавого поноса. Климат целебный, воздух свежий, растет все, не сыро… Вот только ураганы иногда бывают. Но везде что-нибудь бывает. А тут — живи — не хочу! — а жить некому! Эти паписты улеглись на всем Новом Свете, как собака на сене — сами не «ам», но и никому не дам! — возмущался Дрейк.
Днем англичане завозили на свои корабли то пресную воду — неспешно, по бочонку в день, то свиней, то вино. И отдыхали. А как стемнеет — в порту начиналась кипучая жизнь. К кораблям Хоукинза подплывали баркасы с плантаторами, быстро сговаривались и принимали на борт невольников с кляпами во рту. Деньги передавали наверх, негров спускали вниз — и сделка совершена к обоюдному удовольствию сторон. А днем ночные покупатели осыпали англичан бранью с тех же баркасов, держась на всякий случай на безопасном удалении, требовали убраться добром из испанских владений, не испытывать более терпение их, которое велико — по примеру Иисуса Христа, который сам терпел и нам велел, — но отнюдь не бесконечно…
Хоукинз приказал своим людям так же терпеть, уподобляясь Иисусу, и ни словом не отвечать на ругань…
6На Кюрасао Хоукинз разделил свою флотилию: два судна — «Юдифь» и «Ангел» составили передовой отряд, командование которым было поручено Дрейку. Этому отряду было приказано идти прямо в Рио-де-ла-Ачу, а остальные корабли Хоукинз повел в Борбурате — главный город провинции Новая Андалусия.
Встав на якорь в Борбурате, Хоукинз послал дону Диего де Леону — губернатору Новой Андалусии — очередное учтивое письмецо, в котором излагал причину (ту же, что и на Кюрасао и Маргерите) своего здесь появления. Далее в письме говорилось, что он хотел бы продать шестьдесят (всего-то!) невольников и очень небольшое количество английских товаров — ровно столько, чтобы уплатить жалованье своим солдатам! Да-да, разумеется, ему отлично известно, что Его Католическое Величество строжайше запретил такую торговлю, а недавно подтвердил это запрещение. Но безвыходность положения, в котором он оказался, понуждает его уповать на то, что господин губернатор со свойственным католикам милосердием все-таки сочтет для себя возможным лично посетить его корабль и обсудить это дело — а встречен он будет, конечно же, самым дружеским образом.
