Дневник одного плавания - Сергей Петрович Воробьев
– Красиво! – вторит ему наш курд. – Не поспоришь. А что кроме этого? Ничего! Всё вертится вокруг быта и внешней благоустроенности. Мой дом – моя крепость. В итоге пришли к замкнутому герметичному обществу, которое приучает человека к одиночеству – благополучному, размеренному, расписанному наперёд, с тёплым клозетом, одиночеству, защищённому якобы всеобщим общечеловеческим законом – Правами человека. Откуда взялся этот закон? Из Корана? Из Библии? За красивыми декларациями я вижу ту же пустоту, что и за красивым палисадом. Кого и от кого защищает этот закон? Я отвечу: человека от самого человека. Этот искомый общечеловек принадлежит чему и кому хотите: закону, инструкциям, регламенту, уставу, распорядку, государству, наконец, но только не самому себе. Он стиснут в этих рамках так, что не может и шага в сторону сделать. Он, правда, хорошо накормлен, одет и притравлен низменными соблазнами жизни. В итоге внешне благополучный, хорошо одетый и откормленный датчанин частенько и не догадывается, что свободу он давно потерял, живёт в духовном вакууме и похож больше на гомункулуса. На Западе повсеместно идёт процесс разрушения основы человека – его души. На это направлены все институции. Здесь каждый человек находится в своём стойле. А в стойле, как известно, очень легко превратиться в скотину.
27.07.1993. Falkenberg
Выгрузка в тумане. – Почём нынче водка у шведов. – Выделился. – Покупка бутыли-телефона. – Знакомство со шведской алкоголичкой. – Даун по-шведски. – Якубовский – жизнь среднего класса при социал-демократах и христианских демократах. – Пылесос «Siemens». – Порожняком на Клайпеду.
Нам пришлось опять вернуться в пролив Каттегат, пересечь его и пристать к шведскому берегу. Притулились мы в заштатном городишке Фалкенберге, погружённом в туман. От него, по-видимому, в воздухе стоит мороса, будто прыснули в воздух гигантским спрэем. Все судовые надстройки и палуба в росе. Открываем трюма, начинается выгрузка остатков металлического профиля. Выгружают быстро. К обеду должны освободить от груза.
Среди грузчиков выделялся пожилой швед – единственный, на ком поверх спецовки была натянута прозрачная полиэтиленовая плащ-накидка с капюшоном. Он время от времени подходил к трапу парохода и спрашивал, не продадут ли ему водки. Но предлагал очень малые деньги, всего 40 крон, поэтому те, у кого она имелась в наличии, отвергали сделку. Все знали, что водка в Швеции стоит немалых денег, и даже 100 крон – это дёшево. Когда кто-нибудь из команды появлялся на палубе, вахтенный матрос сразу сообщал, что «вот тот в полиэтилене покупает водку за 40 крон». Все, как сговорившись, произносили одну и ту же фразу: «В магазин пусть идёт…» Всё таки спиртное сверх одной бутылки считалось контрабандным товаром, а в случае продажи могли последовать серьёзные штрафные санкции для продающего. Поэтому риски должны быть оправданы хотя бы стоимостью товара.
Грузчик в полиэтилене, работая в бригаде стропальщиков, поглядывал иногда в нашу сторону, видимо надеясь, что кто-то клюнет на его удочку и помашет ему рукой: мол, иди – бери свою водку за сорок шведских крон, уговорил. Но знаков с парохода не поступало. Работа у шведов спорилась, наш потенциальный покупатель с каждым стропом нервничал всё больше. Это было видно по его движениям и излишней суетливости. В конце концов, его ударило большим гаком портового крана по голове в тот момент, когда в очередной раз он скосил свой взгляд в нашу сторону. Хорошо ещё, что на нём была пластмассовая каска. Швед упал навзничь, сразу остепенился и, кажется, водки больше не хотел. К нему сразу подбежали грузчики, разрезали на нём полиэтиленовую накидку, побили ладошками по щекам, после чего он слегка оклемался и даже хотел куда-то идти. Но явно не в сторону парохода. Очень быстро подъехал автомобиль и нашего неудавшегося коммерсанта и любителя дешёвой водки увезли. Боцман подвёл черту:
– Недаром в народе говорят: «Не выделяйся». Вот, надел на себя полиэтиленовый мешок, выделился, и получил по «скворечнику». Так и не попил нашей дешёвой русской водки, бедолага.
Читателю, конечно же, хотелось бы узнать, как живёт среднестатистический швед, что он кушает на обед, как распределяет свой бюджет, что предпочитает делать в свободное время, любит ли собак, что читает и чем занята его голова. Скажу сразу: «Ни на один из этих вопросов я ответить не могу с достаточной достоверностью». Годом раньше был у меня очень короткий опыт общения в шведском городе Норрчёпинге. По определённым дням, приходящимся на воскресенье, городская управа этого города позволяет жителям организовывать на центральной площади рынок старых вещей и продавать там свой надоевший или ненужный скарб. Поскольку Швеция – страна зажиточная, то на рынке встречались порой очень приличные вещи.
Мы со старпомом по случаю выходного дня бродили между рядами выложенных на обозрение товаров. У одной шведки с явными алкоголическими признаками на лице я за 30 крон выторговал оригинальный сосуд-бутыль, сделанный в виде телефона, с номеронабирателем, с трубкой и витым проводом от неё. При снятии трубки открывалось горлышко бутыли, а стоило приподнять саму бутыль, внутренний механизм отыгрывал колокольчиками фрагмент увертюры к опере «Дон Паскуале» Г.Доницетти. В ту пору мне показалось это оригинальным. Но в дальнейшем я убедился, что это совершенно лишняя вещь, и шведка правильно сделала, что от неё избавилась. Пить водку из телефона под Доницетти – это кощунство.
Когда мы уже собрались уходить со своей покупкой, шведка вдруг спросила:
– Are you seamen? (Вы моряки?)
Мы подтвердили её предположение, и даже назвали имя парохода и порт приписки.
– Мой сын очень любит моряков, – продолжила жительница Норр-чёпинга. – Не могли бы с ним немного пообщаться? Он был бы очень рад. Я живу тут недалеко, и сын сейчас как раз дома.
На её лице хотя и стояла явная печать хронического алкогольного синдрома, но было видно, что говорила она искренне, откровенно и трезво, без всякой задней мысли. Подобные инициативы навязывания знакомства шведам вообще не свойственны, но её мотивацию мы поняли только тогда, когда увидели её сына, согласившись зайти в гости. Сын был явно выраженным дауном: маленький курносый носик, глаза-пуговицы, коротенькие ручки. На вид лет пятнадцать. Удивило другое: он довольно хорошо владел английским и задавал вполне осмысленные вопросы. Особенно его интересовала география. А когда я поведал ему, что мне приходилось бывать в Антарктиде, он достал с полки большой географический атлас, открыл его на нужной странице и показал мне, где находятся русские, немецкие, американские, японские и австралийские полярные станции. Когда мать увидела недоумение на наших лицах, то пояснила:
