Штормовой предел - Шигин Владимир Виленович

— Кишка тонка кулак на кулак! — смеялись теперь уже и офицеры.

— Погодите радоваться! — шикнул на весельчаков проходивший мимо Мусатов. — День еще только начинается!

Около одиннадцати часов утра вдали прогремело несколько выстрелов, но вскоре все стихло.

— Неужели это Небогатов? — гадали на броненосце. — Но ведь бой не мог быть таким скоротечным.

Неужели так легко прорвались?

Старший офицер Мусатов предложил было идти на выстрелы, но Миклуха отказался: что-то подсказало ему — этого делать нельзя.

— Со своим ходом мы за ними все равно не успеем, лишь ускорим собственную гибель. Остаемся на прежнем курсе!

Командир "Ушакова" и его старший офицер никогда не узнают, что их флагман к Владивостоку так и не прорвался. Случилось самое страшное. Застигнутый и окруженный на выходе из Цусимского пролива японским флотом, он сдался неприятелю… Произошло это утром 15 мая, когда "Адмирал Ушаков" еще искал ушедшие вперед небогатовские корабли…

По-прежнему появлялись на горизонте дымы, приходилось от них отводить, так что броненосец в итоге описывал какие-то зигзаги, очень мало приближаясь к намеченной цели.

Сразу после обнаружения противника "Адмирал Ушаков" повернул на юг, и японцам пришлось его догонять. Только около 17 часов дистанция уменьшилось до 80 кабельтовых. В 16 часов 50 минут контр-адмирал Симамура, следуя полученному от адмирала Того приказанию, распорядился поднять сигнал по международному своду: "Ваш флагман сдался, предлагаю Вам сдаться". Одновременно на "Ивате" взвились боевые стеньговые флаги.

— Драться, пока хватит сил, а потом уничтожить броненосец, — приказал Миклуха.

С приближением противника пробили боевую тревогу. Давая поручение священнику на случай своей гибели, мичман Дитлов не мог сдержать волнения. Отец Иона, поняв состояние молодого офицера, заверил его:

— Хорошо, все сделаю, если Бог спасет, а ты успокойся, а то команда увидит.

Понимая, что этот бой будет для них последним, офицеры и матросы прощались друг с другом.

Но последний броненосец русского флота упрямо шел вперед, на Владивосток. Несколько раз он успешно уклонялся от многочисленных японских отрядов, бродивших в поисках легкой добычи.

В половине четвертого пополудни по носу "Ушакова" показались 1-й и 2-й японские броненосные отряды под флагами адмиралов Того и Камимуры.

— А вот и главный самурай пожаловал, ишь, дымит вполнеба, во всю прыть чешет! — вздохнул старший артиллерист, усаживаясь в кресло управляющего стрельбой. И уже рассыльным:

— Опросить командиров башен и плутонгов о готовности к открытию огня. Главная цель — флагман Того "Миказа". С него и начнем.

— Пусть себе наяривают. Ловушка еще не захлопнулась. Адмирал Того, как всегда, ошибся в расчетах, и мы своего шанса теперь не упустим! — отозвался Миклуха. — Рулевой, право пятнадцать! Будем уклоняться!

И снова командиру "Ушакова" удалось почти невероятное — обмануть самого Того и весь японский флот, следовавший с ним! Вскоре неприятельские броненосцы остались далеко позади, долго еще пачкая горизонт грязным дымом.

Но Владимир Николаевич особо не радовался. Слетев по трапу, он вбежал в штурманскую рубку и вместе со штурманом дырявил измерительную карту, прикидывая все возможные варианты действий неприятеля. Затем вызвал к себе Мусатова.

— Александр Александрович, до выхода из пролива нам остается не больше двух часов, а там ищи ветра в поле, там японцам нас не достать, это я вам говорю, как старый дальневосточник. Будем уходить к берегам Японии, там-то уж нас искать не будут. Все должно решиться в эти два-три часа. Обойдите посты и попросите людей от моего имени постараться, как никогда.

Того наверняка сейчас наводит на нас телеграфом ближайшие крейсерские отряды! Это его последний шанс догнать броненосец! — заметил Мусатов, уходя.

— Разумеется, — кивнул Миклуха-Маклай. — И, если бы у нас не разбило во вчерашнем бою беспроволочные телеграфы, вполне можно бы подслушать их болтовню и отвернуть в сторону. Но, увы, чего нет, того нет!

Вспоминает один из членов экипажа броненосца: "Больной, с издерганными походом нервами… Владимир Николаевич с самого начала боя, еще 14 мая, вел себя безукоризненно, не проявив ни малейшей робости или сомнения. Невзирая на все несчастные для нас условия, он твердо решил, что имя старика Ушакова не будет запятнано и русский флаг на броненосце его имени опозорен не будет…"

Постоянно меняя курс, "Ушаков" спешил вырваться из узкого Цусимского пролива.

— Господи, пошли туман! — молили офицеры и матросы.

Но солнце, как назло, светило во всю, и видимость была великолепная.

Сзади на горизонте появились два дымка. Сначала чахлые и еле заметные, они быстро увеличивались, становясь все гуще и больше. Это были вызванные Того по телеграфу крейсера, спешившие настигнуть уже почти прорвавшийся к Владивостоку русский броненосец. Скоро с ходового мостика можно было разглядеть броненосный крейсер "Ивате", а за ним однотипный "Якумо". На каждом — по четыре новейших восьмидюймовых орудия с дальностью стрельбы, перекрывающей дальность "ушаковских" пушек почти вдвое, и по двенадцать шестидюймовых. Оба играючи дают двадцать узлов с лишним. Водоизмещение каждого в два раза больше, чем у "Ушакова".

— Недурно, кто толк понимает, — бросил сам себе Миклуха озабоченно. И скомандовал:

— К бою!

Артиллерийская тревога была пустой формальностью. Все уже давно разбежались по боевым постам. Но боцманские дудки уже тревожно пели "все по своим местам" — сигнал, от которого начинали чаще биться сердца.

— Японские пушки лупят по семьдесят пять кабельтов! — присвистнул старший артиллерист, заглянув в справочник. — Нас спасет только кратчайшая дистанция боя!

— Вот когда и проявились наши "неудачной серии выделки" пушечки! — в сердцах сплюнул за борт Владимир Николаевич. — Сюда бы того умника, что бумажечку эту подписал! Посмотрел бы я сейчас ему в глазки!

Спустя полчаса японские крейсера нагнали тихоходный броненосец…

Позднее будет установлено точное соотношение сил в том неравном бою. "Ушаков" мог противопоставить японцам лишь свои четыре десятидюймовые орудия с малой точностью стрельбы и дистанцией шестьдесят три кабельтова (по проведенным полигонным расчетам, а на деле еще меньше) и четыре 120-миллиметровых орудия. Их дальность была еще меньше — пятьдесят кабельтов. Таким образом, японцы превосходили поврежденный "Ушаков" как минимум в пять раз!

Из воспоминаний капитана 2-го ранга А.А. Транзе: "Японские крейсеры "Ивате" и "Якумо", идя большим ходом, сходящимся курсом, шли на сближение. На головном из них был поднят какой-то длинный сигнал. На броненосце пробили боевую тревогу. Когда японские крейсеры, находясь сзади нашего правого траверза, были в пределе дальности наших орудий (63 кабельтова), командир приказал дать залп. Крейсеры на наш огонь не ответили. К нашему удивлению, на фок-мачте головного крейсера "Ивате" мы увидели большой русский коммерческий флаг, и, только разглядев вымпел переговоров по международному своду, поняли, что сигнал относится к нам".

На фалах головного "Ивате", идущего под флагом контр-адмирала Самимуры, взвился сигнал. Сигнальщики, лихорадочно листая международный свод сигналов, быстро отыскали нужное сочетание.

— Быстрее, быстрее, — торопил их командир. И обернулся к старшему артиллеристу: — Вы готовы к открытию огня?

— Готов, Владимир Николаевич! — отозвался тот весело.

Штурман Максимов тем временем, забрав у сигнальщиков книгу, читал флажный семафор:

— Советую сдать корабль…

— Хватит! — резко оборвал его Миклуха-Маклай. — Остальное нам знать не надо! Открыть огонь!

Полный же текст семафора выглядел так: "Советую сдать корабль. Ваш флагман уже сдался".