Джеймс Купер - На суше и на море

Воцарилось молчание, длившееся две минуты. Я устремил глаза вдаль, как бы рассматривая лодки. Грация смотрела на меня в упор, я чувствовал на себе ее взгляд, и мне делалось неловко. Тогда я обернулся и встретился взорами с Люси; она пристально глядела на меня и, казалось, не верила своим ушам.

— Моряком, Милс? — медленно проговорила сестра. — А я думала, что уже вопрос решен, что ты должен изучать право.

— Какой вздор! Я столько же думаю о праве, как о судьбах Англии; я хочу видеть свет, и вот Руперт…

— Как, Руперт? — спросила Грация, вся изменившись в лице. — Но ведь его предназначают для служения церкви; теперь он должен быть помощником отца, впоследствии же — его преемником.

Руперт посвистывал с равнодушным видом, хотя на самом деле серьезный и взволнованный тон Грации произвел на нас свое действие.

— Ну, милые девушки, — сказал я, вооружившись мужеством, — нам больше нечего скрываться от вас; но то, что вы узнаете, должно быть тайной для всех.

— Кроме одного мистера Гардинга. Он должен знать о твоем решении; не забывай, что он заменяет тебе отца в настоящее время.

— Но согласись с тем, что Руперту он родной отец.

— Опять Руперт! Что у него может быть общего с твоей затеей?

— Я до тех пор ничего не скажу вам, пока вы обе не дадите нам слово молчать.

— Я обещаю молчать, — произнесла Грация таким торжественным тоном, что я невольно вздрогнул.

— И я тоже, Милс, — добавила Люси так тихо, что я еле расслышал ее слова.

— Ну, вот это прекрасно. Я вижу, что вы благоразумные девицы и даже можете помочь нам. Руперт и я, мы оба решили быть моряками.

Они разом вскрикнули; затем воцарилось вторичное долгое молчание.

— А что касается права, к черту эту науку! — сказал я. — Разве был кто-нибудь из Веллингфордов законоведом?

— Но зато были Гардинги — пасторы! — произнесла Грация, стараясь улыбнуться.

— И моряки тоже! — воскликнул Руперт. — Мой прадед был морским офицером.

— Положим, всякая честная профессия достойна уважения, я это знаю, Милс, — сказала сестра, — но вопрос в том, объявили ли вы мистеру Гардингу о вашем намерении?

— Собственно говоря, мы ему ничего не говорили, да нам и не для чего спрашивать его согласия, — мы уезжаем на будущей неделе, не сказав ему ни слова.

— Но ведь это жестоко, Милс! — проговорила Грация, тихо плача.

Люси закрыла лицо передником.

— Напротив, если мистер Гардинг будет заранее знать обо всем, то каждый вправе будет сказать, что он мог удержать нас, если же все совершится без его ведома, то он не ответствен за наши поступки. Итак, мы отправляемся на той неделе, как только будут готовы наши матросские костюмы. Мы поедем в лодке с парусами; возьмем с собой Неба, чтобы он потом мог вернуть лодку обратно. Теперь, раз вам все известно, нам нечего оставлять письмо мистеру Гардингу; вы обо всем расскажете ему дня через три после нашего отъезда. Наше отсутствие продолжится не более года, по прошествии которого мы возвратимся домой. И как нам будет весело встретиться после разлуки! Мы с Рупертом будем тогда уже взрослыми людьми, а теперь вы считаете нас мальчишками.

Представление последней картины несколько утешило наших подружек. Когда же Руперт, все время упорно молчавший, пустил в ход свое красноречие, то они и совсем успокоились.

Через два дня разговор возобновился. Наши сестры употребили все старания, чтобы склонить нас посоветоваться с Гардингом. Но видя, что все их увещевания были напрасны, они принялись деятельно снаряжать нас в путь. Сшили нам полотняные мешки для хранения платья, приготовили нам по праздничному и по будничному костюму. К концу недели все было уложено.

Небу было дано распоряжение приготовить лодку к отплытию к следующему вторнику. Нам необходимо было выехать вечером, чтобы не наткнуться на кого-либо.

Да, этот вторник был невеселым днем для всех нас, исключая мистера Гардинга, который, ничего не подозревая, оставался совершенно спокоен. Руперт ходил, опустив голову, точно его прибили, а наши дорогие девочки еле сдерживались, чтобы не разрыдаться.

В девять часов, по обыкновению, вся семья соединилась для общей молитвы. Затем мы все отправились спать, кроме мистера Гардинга; он остался работать до двенадцати часов ночи, вследствие чего нам надо было принять все меры предосторожности.

В одиннадцать часов мы уже скрылись из дома, поцеловавшись наскоро с сестрами, как будто расставались с ними только на ночь.

Мы боялись, что они на прощание устроят нам сцену, но мы ошиблись: обе прекрасно владели собой до последней минуты.

Мы удалились из дома с тяжелым сердцем, не говоря ни слова. За каких-нибудь полчаса мы прошли почти две мили и были уже на месте. Я только было обратился к Небу, как заметил в нескольких шагах от себя две женские фигуры. Это были Грация и Люси, обе в слезах — они пришли сюда проводить нас.

Меня сильно встревожило, что эти хрупкие создания так далеко от дома одни в такое позднее время. Я непременно хотел проводить их, прежде чем сесть в лодку, но они воспротивились; все мои мольбы были напрасны, пришлось покориться.

Не знаю, как это произошло, но в эти последние минуты свидания мы разделились попарно, и каждый из нас очутился подле сестры своего друга.

О чем говорили Грация и Руперт — мне неизвестно. Между Люси и мной все было честно и открыто; она настояла, чтобы я взял от нее шесть золотых монет, все ее состояние, доставшееся ей от матери. Она знала, что у меня было с собой всего пять долларов, а у Руперта — совсем ничего. Отказать ей не было возможности.

— Я буду спокойнее, — сказала она, улыбаясь сквозь слезы, — если эти деньги будут у вас. К тому же, вы богаты и можете впоследствии возвратить мне их, тогда как Руперту пришлось бы их подарить.

Я согласился, будучи заранее уверен, что возвращу ей мой долг с избытком. Тогда я обнял ее и крепко расцеловал.

Это было в первый раз за все время нашего знакомства.

— Пишите нам, Милс, пишите, Руперт! — говорили они рыдая, когда мы стали отчаливать.

Несмотря на темноту ночи, мы еще долго различали их фигуры, пока не сделали крутого поворота и пока громадная скала не заслонила от нас дорогих существ.

Итак, мы расстались с Клаубонни, волнуемые самыми разнообразными чувствами.

Глава III

Есть в городе один молодой человек; какое горе было бы для наших дочерей, если бы он уехал! Он так прекрасен со своими красивыми вьющимися волосами.

Мы очень удачно выбрали время для отплытия. Начинался отлив, и наша лодка без всякого труда вышла из бухты, несмотря на то, что ветер не доставал до нас из-за высоты берегов. Неб греб изо всех сил, я не отставал от него, тем более что находился в возбужденном состоянии, боясь погони.