Кристина Хойновская-Лискевич - Первая вокруг света
Рыбаки из Куктауна советовали мне после островов Флиндерс идти в направлении острова Баркит. Этот день плавания оказался единственным, полностью соответствующим рекламным буклетам об австралийском рифе. Было тепло, светило солнце, на голубом небе сидели симпатичные белые барашки, отражаясь в голубой воде. Дул ровный умеренный пассат, к вечеру он даже несколько ослаб и до острова я доплыла уже при последних его дуновениях. От заходящего солнца, светившего мне в спину, все стало розовым. Остров, покрытый деревьями, почти целиком выступал из воды, высотой был не больше мачты «Мазурки». Словом, навигационная мечта в этой акватории. На якорном месте стояло множество катеров, нашлись знакомые из Кэрнса. Мне подарили на ужин огромную свежую рыбу. Рыбаки предсказывали на ближайшие дни хорошую погоду. Еще в Куктауне мне говорили, что после мыса Флаттери пассат должен быть более ровным.
На рассвете «Каурка» на полных парусах направилась дальше на север — мне хотелось как можно скорее пройти внутренний фарватер Большого Барьерного рифа. Очередное якорное место за островом Моррис оказалось совершенно безлюдным. У меня не возникало желания осматривать этот плоский островок, заросший одичавшим сизалем, с единственной высокой пальмой. Тем более, что на палубе, кроме Альбатроса, оставить было некого, а сильное течение и крепнущий ветер не обещали очень спокойной ночи.
Утром вместо завтрака снова нужно было вырывать якорь. Он как-то странно сопротивлялся, но явно не из-за грунта — просто я совсем обессилила. Здравый смысл подсказывал мне, что нужно остановиться и отдохнуть. Но он же одновременно и подгонял меня. Стоянки за островками с переменными ветрами и так не давали возможности отключиться полностью. Этакий крутящийся на воде дом отдыха с ежечасной проверкой его адреса гораздо больше заставлял нервничать, чем плавание вперед. Стоянка являлась фактически отступлением, а путь на север приближал к открытому океану, которого я не могла дождаться.
Якорное место за островом Найт было подробно описано в большой и малой лоциях. Большая содержала указания только для больших судов, малая предназначалась для яхтсменов, ее составил яхтсмен-австралиец, который много лет плавал по Рифу. Подробное описание этого острова прислал мне также муж в письме в Таунсвилл. Подход к нему был труден — лежал близко к берегу с его подветренной стороны и западнее фарватера. Несколько сот миль, пройденных по Рифу, сделали меня чувствительной к таким вроде бы незначительным тонкостям. К островам, расположенным как Найт, лучше всего подходить утром — тогда хорошо видны подводные образования кораллов. Если подходить после полудня, то полезно вести постоянное наблюдение с большой высоты. Бежевая окраска воды означает, что риф лежит в нескольких сантиметрах под водой. С палубы «Мазурки» бежевый цвет я видела против солнца на расстоянии нескольких метров.
Остров был большим, полностью заросшим мангровыми деревьями. Здесь обитали тысячи маленьких птичек, ужасно шумных после захода солнца. Они устраивали себе на острове спальню, а утром возвращались к своим занятиям на ближайший берег. На якорном месте находился еще один рыболовный катер, экипаж которого состоял из пожилой пары и студента из Новой Зеландии. Пообщаться удалось только с ним. Шкипер был неразговорчив, вероятно, принадлежал к тому редкому сорту людей моря, которые считали яхты и яхтсменов дармоедами и помехой на воде. Надутое соседство выехало на ночь тралить.
С восходом солнца «Мазурка», петляя между небольшими образованиями кораллов, расположенными к северу от острова, выбралась на фарватер. Слева на горизонте были видны округлые холмы мыса Дирекшен. Справа по траверзу еще светил маяк на рифе Уотервитч. Пассат перешел к восточному направлению. Под гротом и генуей я плыла в полветра к самому узкому месту фарватера возле острова Чапмен. Именно здесь «Каурку» нагнало большое судно. Вообще, суда встречались на этой трассе нечасто — в среднем одно в сутки. Среднестатистическое судно этого дня непременно должно было застать меня в узкости. На корме развивался японский флаг. Судно вежливо подождало, пока «Мазурка» миновала траверз маяка, и только после этого пошло вперед. Примерно час служило мне проводником, потом исчезло за мысом. Поскольку «Мазурка» плыла только днем, суда были приятным явлением — служили прекрасным дополнительным ориентиром фарватера. Часто они были выше стационарных знаков и их можно было увидеть намного раньше. Я не имела бы ничего против, если бы суда шли гуськом, одно за другим, только не в этом месте. Дальше начиналась большая вода. У острова Ресторейшен я спустила грот и на фордевинд поплыла прямо ко входу в залив Веймоут. Обойдя еще остров Рокки, увидела предпоследний порт на восточном побережье.
Портленд-Роудс показался мне исключительно красивым. Разумеется, ничего общего с обычным портом он не имел — единственным удобством здесь были остатки деревянного причала. Впрочем, если бы даже причал был в лучшем состоянии, то доступ к нему загораживали коралловые рифы, вдающиеся глубоко в залив. Высокий берег, поросший эвкалиптами и пальмами, был очень зеленым. В зелени пряталось несколько домиков. Микроскопическое селение было моим ровесником, а в молодости имело даже славу маленького портика. Во время второй мировой войны он служил крупной базой американской авиации. После войны в него регулярно ходило одно небольшое судно: портик снабжал своих немногочисленных жителей, а также ближайшую миссию, где жили аборигены. Сейчас от него осталось только сонное малюсенькое селение с пенсионерами. Новая миссия контактировалась с внешним миром через Айрон-Рейндж воздушным путем. Портленд служил якорным местом для яхт и рыболовных катеров.
Бросив якорь, я минуту размышляла, не приготовить ли плот, чтобы высадиться на берег. Мои размышления прервал пожилой пан, подъехавший к борту на тузике. Он назвался Россом Поуп и вручил мне письма. Росс был известной фигурой на побережье Квинсленда — в нескольких местах исполнял обязанности смотрителя маяка. В Портленде был кем-то вроде начальника. В почте оказалось письмо от экипажа польской яхты «Астериас», который был здесь зимой и через Росса передал поздравления для экипажа «Мазурки». Портленд явно был бы одним из самых приятных мест на трассе, если бы не мое все ухудшающееся самочувствие.
Главная авария
Завтра — мой день рождения, и письма, которые привез мне Росс, были для меня настоящим именинным подарком. В честь праздника я решила бросить якорь в этом импровизированном порту. Однако день рождения принес мне неожиданные хлопоты. Плохое самочувствие, мучившее меня последние дни, перешло в почечную болезнь. Располагая книжной информацией о Портленде, я считала, что нахожусь в небольшом селении, но обычном, какие до сих пор встречались на моем пути. Спросила у Росса о враче. Тот отрицательно покачал головой:
