Джеймс Купер - Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай
И все же, несмотря на помощь Пинсонов, снаряжение судов экспедиции встречало упорное противодействие. У этой семьи были не только друзья, но и враги, и вскоре, как это часто бывает, население маленького городка разделилось на две партии, одна из которых трудилась ради осуществления планов великого мореплавателя, а другая всячески им препятствовала.
По приказу двора была конфискована для Колумба каравелла, и владельцы ее возглавили враждебную партию. Многие матросы, по обычаю тех времен, тоже были завербованы насильно для участия в необычайном и таинственном путешествии, и, разумеется, все их друзья тотчас примкнули к числу недовольных. С каждым днем на судах обнаруживалось все больше упущений и значительных недоделок, а когда вызывали рабочих, чтобы их устранить, те отказывались что-либо делать. Чем ближе подходил день отплытия, тем яростнее разгоралась эта скрытая борьба. Пинсоны с горечью убеждались, что даже те, кто добровольно изъявил желание испытать свое счастье, начали колебаться, а некоторые попросту сбежали.
Так шли дела до конца июля. В один из последних дней этого месяца Мартин Алонсо Пинсон снова приехал в монастырь Ла Рабида, где Колумб проводил все свое время, свободное от непосредственного наблюдения за снаряжением судов и подготовкой к плаванию, и где Луис де Бобадилья изнывал от безделья, не находя себе иного занятия, кроме размышлений о красоте, преданности и прочих добродетелях Мерседес де Вальверде. Даже настоятель Хуан Перес и тот старался всемерно помочь своим друзьям. Ему удалось почти полностью подавить ропот невежественной монастырской братии; во всяком случае, они больше не поносили Колумба на всех перекрестках, а если и высказывали свои сомнения, то много тише и осторожнее.
Когда Колумбу и настоятелю сообщили, что их хочет видеть сеньор Пинсон, оба тотчас поспешили его принять. Час отплытия приближался, и значение Пинсона все более возрастало; мореплаватель и монах прекрасно понимали, что в такой момент даже покровительство самой Изабеллы не могло заменить влияние и энергию бывалого моряка. Поэтому сеньору Пинсону не пришлось долго ждать: почти сразу же его провели в келью, где ревностный францисканец обычно принимал гостей.
— Добро пожаловать, достойный Мартин Алонсо! — воскликнул настоятель, едва его старый друг появился в дверях. — Что нового в Палосе? Когда наконец вы сможете приступить к исполнению ваших благих замыслов?
— Клянусь святым Франциском, этого вам никто не сможет сказать! — угрюмо отозвался Мартин Алонсо. — Я уже раз десять готовился поставить паруса, и каждый раз возникали все новые препятствия. «Санта-Мария», на которой поплывут адмирал и сеньор Гутьерес, или де Муньос, — не знаю, что ему больше нравится, — уже снаряжена. Судно доброе, грузоподъемностью более ста тонн, и адмиралу со всеми его благородными спутниками будет на нем не хуже, чем святым отцам в монастыре Ла Рабида, тем более что на этой каравелле есть палуба!
— Славная весть! — воскликнул настоятель, радостно потирая руки. — Неужто судно палубное? Сеньор адмирал, может быть, эта каравелла и недостойна вашего высокого предназначения, но раз она с палубой, вам будет на ней удобно и безопасно.
— Стоит ли говорить о моих удобствах и безопасности, друг мой Хуан Перес, когда речь идет о гораздо более важных вещах! — заметил Колумб. — Я рад, что вы навестили нас сегодня, сеньор Мартин Алонсо, потому что как раз этим утром я собирался отправить ко двору гонца с письмами и хотел бы знать, как обстоят дела. Сможет ли «Санта-Мария» к концу месяца выйти в море?
— Да, сеньор. Судно хорошо подготовлено к плаванию и может спокойно принять на борт человек шестьдесят, если наберется столько охотников. Эти тупоголовые болваны из Палоса опять перетрусили и все разбегаются! Надеюсь, святые на небесах видят наши муки и не оставят нас своими милостями, когда мы завершим это беспримерное в истории мореплавания предприятие!
— Высшую милость, честный Мартин Алонсо, вы найдете в распространении веры и в прославлении имени божьего! — многозначительно произнес настоятель.
— Разумеется, святой отец, однако простым морякам, кроме целей возвышенных, не мешает позаботиться и о своих семьях! Вряд ли я ошибусь, если скажу, что сеньор Колумб тоже подумывал о золоте, когда замышлял свое путешествие в Катай.
— Вы не ошиблись, честный Мартин Алонсо, — невозмутимо ответил Колумб. — Я действительно надеюсь, что после этого путешествия сокровища Индии хлынут потоком в кастильскую казну. И вообще я считаю, святой отец, что от успеха нашего предприятия зависит прежде всего освобождение гроба господня, а уж потом — наше мирское благополучие.
— Все это превосходно, сеньор адмирал! — довольно резко прервал его Мартин Алонсо. — Такие намерения могут снискать нам расположение всех добрых христиан, особенно монахов Ла Рабиды. Но попробуйте сказать матросам, которые и без того неохотно выполняют приказ королевы и свои обязательства перед нами, что им предстоит истратить заработанные потом и кровью гроши на крестовый поход, — увидите, что тогда будет! Достойные кормчие Франсиско Мартин Пинсон, мой брат, Санчо Руис, Педро Алонсо Ниньо и Бартоломе Рол-дан связаны с нами узами договора и закона. Но, если они узнают, что в конце путешествия их еще ждет поход на Иерусалим, все святые не удержат их на судах!
— Я никого не неволю и говорю только за себя, — спокойно возразил Колумб. — Каждого из нас, друг мой Мартин Алонсо, будут судить по его деяниям и спрашивать с него только то, что он сам обещал. С того, кто не давал никаких обетов, ничто и не спросится, но и награды ему тоже не будет. Однако скажите лучше, как идут дела у вас на «Пинте». Пригодна она для океанского плавания?
— Сами знаете, сеньор, как бывает на судах, конфискованных для королевской службы! Все делается со скрипом, да и люди работают совсем не так, как бывает, когда они трудятся по доброй воле и ради хорошего заработка.
— Эти нерадивые моряки просто не понимают, что трудятся для собственного блага! — заметил Колумб. — Долг людей необразованных — подчиняться более просвещенным и благодарить их за те выгоды, которые они получают благодаря чужим знаниям, хотя бы и против собственной воли!
— Поистине это так! — подхватил настоятель. — Иначе нам, священникам, нечего было бы делать. Вера, вера в церковь — вот первая и последняя добродетель христианина!
— Все, что вы тут говорите, разумно, однако невеждам трудно согласиться с тем, чего они не могут понять, — возразил Мартин Алонсо. — Когда человек воображает, что его приговорили к страшной смерти, он не думает о благах загробной жизни. Но как бы там ни было, «Пинта» будет готова к плаванию раньше других судов. Вся моя команда набрана до последнего человека и на таких жестких условиях, что с нотариусами больше не придется иметь дело.
