Чарльз Хоус - Черный фрегат
— Ваша Светлость, — громко говорил он, — меня охватывает страх при мысли о том, что стало с маленьким сыном капитана. Из всей нашей команды в живых осталось только трое. Когда мы отплывали, то слышали пронзительные крики мальчика.
Один за другим свидетели выкладывали свои показания, но никто из них так и не смог точно указать хотя бы на одного подсудимого.
Судья нахмурился и задумался. Люди в зале взволнованно обсуждали то, что услышали об убийствах и грабежах. Обвинение постепенно обрастало новыми подробностями, но главных доказательств все еще не было. Никто не мог прямо заявить: «Да, это сделал он». Повар и плотник заметно воспрянули духом. Лицо Мартина Барвика порозовело. Старик откинулся назад и продолжал насмешливо улыбаться. Но судья и адвокаты, казалось, не теряли надежды. И люди с «Розы Девона» могли сделать из этого кое-какие выводы. Всем было известно, что суд над бандой пиратов устраивается с целью утвердить силу закона и запугать тех головорезов, которые были еще на свободе.
Судьи о чем-то долго совещались шепотом. Потом засуетились и один из офицеров громко произнес:
— Введите ее.
По залу прошел ропот. Люди обернулись к двери, чтобы посмотреть, что сейчас произойдет. Дверь открылась и появился офицер. Под руку он вел очень старую и сгорбленную женщину.
Сердце Филипа Маршама бешено забилось. Он увидел, как Мартин поднес руку к горлу и побелел от ужаса. Но когда он украдкой взглянул на Старика, то к своему удивлению обнаружил, что тот продолжает улыбаться так же спокойно, как и раньше. Воистину, у этого негодяя была огромная выдержка и удивительное самообладание.
— Это та женщина? — спросил судья. Он поднял голову и прищурился, чтобы лучше ее разглядеть.
— Да, Ваша Светлость.
— Гм! Давайте приступим к делу!
В зале наступила тишина. Слышался только шорох бумаг.
— Эта женщина, известная под именем мамаши Тейлор, приговорена к повешенью через неделю? Так?
— Да, Ваша Светлость.
— И было предложено, что, если она даст нам необходимые показания, то ей будет оказана королевская милость и отменена смертная казнь. Ей это известно?
— Да, Ваша Светлость.
— Гм! В бумагах сказано, что самое незначительное из ваших преступлений это содержание дома для мошенников всех сортов.
В тишине зала раздался скрипучий старческий голос:
— Это ложь, Ваша Светлость! Увы, господин судья, это подлая ложь осквернила мое доброе имя. Из-за нее я одной ногой стою в могиле.
Раздались крики «Тишина!» и офицер, стоящий рядом со старухой, одернул ее за руку.
— Далее в ряду ваших преступлений следует более тяжкие: скупка и сбыт краденного, изготовление ядов и их продажа. На вашей совести также и убийство.
— Увы, господин судья, это подлая ложь!
И опять ей приказали замолчать, но губы ее продолжали беззвучно двигаться, а маленькие, острые глазки шарили по залу.
Поверенные опять посовещались, и один из них обратился к ней:
— Старуха, вспомни о том, что палач в любой момент готов приступить к исполнению приговора, и ответь мне честно, прежде чем будет слишком поздно: когда ты была в своем доме в Байдфорде? Или ты не будешь отвечать?
— Нет, сэр. Я уже стара. Моя память меня подводит и я многого не помню.
— Хорошо, тогда ответь, приходил ли к тебе некий человек в твой дом в Байдфорде и оставался ли на ночь?
— Может быть, может быть. Если ты держишь таверну, к тебе приходят много гостей.
— Посмотри сюда, и скажи нам, нет ли здесь этого человека?
— У меня слабая память, сэр, и я многого не помню.
Филип Маршам наблюдал за ее жестким, морщинистым лицом и не обращал внимания на приглушенные голоса поверенных и судьи. Резкий окрик заставил его отвлечься от старухи и вернул к тому, что происходит в зале.
— Посмотри на этого человека и скажи нам, видела ли ты его раньше, — офицеры подвели ее к Тому Джордану — Старику. Они посмотрели друг другу в лицо. Глаза никто не отводил. Они были достойны друг друга. Понадобилась бы Соломонова мудрость, чтобы решить, кто же из них хитрее.
— Нет, господин судья, откуда мне знать этого человека? У него честный вид, господин судья, но я никогда не видела его раньше.
Офицеры переглянулись, а присяжные о чем-то зашептались. Ее подвели к Мартину Барвику и опять она покачала своей седой головой.
— Нет, господин судья, я не знаю его.
Но Мартина трясло, как в лихорадке, и это не ускользнуло от взгляда присяжных.
Так ее подводили к каждому на скамье подсудимых и о каждом она говорила своим дрожащим, скрипучим голосом: «Нет, господин судья, я его не знаю». А ведь у нее за спиной уже стол палач.
Некоторых она действительно не знала и поэтому говорила чистую правду. Другие же были хорошо ей знакомы, но она упорно и ловко не хотела в этом признаваться, даже под угрозой смертной казни. Наконец она остановилась перед Филипом Маршамом и пристально посмотрела ему в лицо, так же как тогда, в Байдфорде. Сердце Фила дрогнуло.
— Нет, господин судья, он красивый парень, но я его не видела раньше.
Кто-то захихикал, но старуха не обратила на это ни малейшего внимания. Она повернулась и встала перед присяжными, сгорбленная под тяжестью своих лет. Чтобы ни говорили о ее грешной душе, но ее преданность и мужество заслуживали самого искреннего уважения.
Судьи отчаялись добиться от нее признания и приказали увести ее. Она села на скамью и переводила взгляд с одного подсудимого на другого. Два офицера встали по обе стороны от нее. Филип Маршам часто ловил на себе ее острый взгляд и сердце его замирало от страха. Лица некоторых из подсудимых заметно повеселели. Суду ничего не удалось узнать от старухи. Но радость их была преждевременной. У судей Адмиралтейства были и другие средства и джентльменам удачи следовало бы это знать.
Охранники опять засуетились, и в зал ввели еще одного свидетеля. При его появлении улыбка сошла с лица Тома Джордана.
Подбородок вошедшего трясся, в глазах застыл испуг. Он, как марионетка, склонил голову перед Его Светлостью и, когда его попросили назвать себя, произнес дрожащим голосом:
— Да, да, конечно. Джозеф Кирк, господин судья.
— А теперь посмотрите на этих людей. Их обвиняют в пиратстве. Видели ли вы их раньше?
— Да, да, видел! Этого! И этого! И этого!
— Гм! Итак, этих людей вы видели раньше. Скажите нам, кто они, — Его Светлость сухо улыбнулся.
— Это не будет использовано против меня, господин судья? Я уже покаялся. Да, да уже покаялся! Это не отменит милость короля?
Говоривший выглядел так жалко, что даже судья сморщился от отвращения. Его вид вызывал презрение. В зале послышался нетерпеливый гул. Судьи успокоили свидетеля и приказали ему продолжать.
