Кристина Хойновская-Лискевич - Первая вокруг света
Нора охотно взяла на себя роль экскурсовода. Мы укрепили веревочную лестницу на набережной, и выход на берег по трехметровой стенке был обеспечен. Потом Нора повела меня в помещение, которое служило городской баней. Здесь мылись все, но, кажется, не убирал никто. Сверкая чистотой, мы отправились осматривать город. По австралийским меркам Таунсвилл был средневековым городом — ему уже исполнилось сто лет. Тем не менее, вторым Римом он не был, и мы начали и закончили осмотр магазинами. Я узнала, где можно пополнить запасы продовольствия.
Лишь одного я не смогла здесь сделать — отправить морскую почту с «Мазурки». На главпочтамте категорически отказались принять к отправке письма с польскими марками, хотя на них стояли все нужные печати. Почтовая дама намекнула, что я намереваюсь обмануть ее и тем самым нанести ущерб казне Ее Королевского Величества. Напрасно я объясняла, что морскую почту придумали сами англичане, дама стояла на том, что такие письма можно отправлять только с иностранного судна, подписанные капитаном и им лично представленные. Убедить ее, что в моем случае все так и есть, не удалось: смотрела на меня с подозрением и оставалась при своем мнении.
У меня было еще одно важное дело — проверка системы охлаждения двигателя. Сервисную службу искала два дня. Механик явился, сияя улыбкой, выслушал с умным видом мои жалобы, велел завести двигатель и… беспомощно развел руками. С его точки зрения двигатель был в идеальном состоянии. Я тоже так считала, но хотела бы знать, что означает такая высокая температура охлаждающей воды. К сожалению, механик также хотел бы знать, но смог лишь утешить меня заверением, что эти двигатели очень надежные, кроме того, на яхте, где главным движителем являются паруса, мотор используется редко. Поэтому, если он даже и выйдет из строя, то, очевидно, не скоро, так что я успею доплыть до Африки, а возможно, и до самой Польши. После этого выписал чек на 20 долларов и с улыбкой распрощался. Я еще должна была везти этого прохвоста на плоту к причалу.
Я решила двигаться дальше на север, коль скоро мне пророчили доплыть хотя бы до Африки. Узеньким фарватером вышла в залив Кливленд. Весь день дул переменный слабенький ветер, было мокро. А какие надежды он подавал во время стоянки — прямо голову отрывал! Ночь предстояла явно штилевая, и я без сопротивления направилась к якорному месту возле острова Магнетик. Оно было населено не густо, но для ночлега это не имело значения.
На следующий день с утра подул довольно сильный ветер, я нагоняла упущенное время и без особых угрызений совести проходила мимо красивых островов и городков. Судя по приобретенному опыту, их очарование было спорным, а вход в порты был доступен только в приливы. Так остались за кормой острова Пальмовые, Хинчинбрук, Иннисфейл…
На отрезке Таунсвилл — Кэрнс погода стала выравниваться. Я входила в южную зону пассата. Ветер почти не менял направления, но его скорость из-за близости суши сильно колебалась. Особенно пассат нервничал вблизи высоких островов и возвышений на берегу. Днем было солнечно, но уже стали появляться низкие серые тучки, шедшие в сторону суши, с мимолетными дождями, основательно снижавшими видимость. Нужно было непрерывно караулить на палубе, часто выручать авторулевого. Курсы на картах давались с трогательной точностью и так же точно требовалось их соблюдать. Ночи были ясные, звездные, а луна служила даровой лампой.
На третий день плавания я достигла к вечеру острова Фицрой, который находился почти у входа в Кэрнс. Но к порту вел фарватер через очень мелкий залив, почти полностью осыхающий при малой воде. Фарватер был прилично, для Квинсленда, обозначен, но мне не хотелось искать ночью тоненькие белые столбики с тусклыми огнями. При вхождении в порт хватало дел и без того. С якорного места у Фицроя кто-то призывно сигналил фонариком, но я при свете луны подошла к другому месту — в Миссьон-Бей и, найдя нужную глубину, бросила якорь. Стоянка вроде спокойная, дно илистое, можно безопасно спать.
Утром направилась в сторону порта. Ветер изменил направление, дул с берега, так что я тащилась по фарватеру короткими галсами против сильного речного течения. Пришвартоваться оказалось негде — все палы были заняты. Впрочем, я не считала это большим несчастьем — перспектива грести на плоту через широкую реку и, как потом выяснилось, при сильном ветре, была малозаманчивой. Я выбрала большую зеленую яхту, которая была пришвартована к борту еще более крупного судна, стоявшего возле главного причала. Получив согласие экипажа, быстро пришвартовалась к зеленому «Спектруму», яхте из Брисбена.
Стоянка оказалась для меня удобной и очень приятной. Портовые власти предоставили яхтсменам, что могли. Душевыми, построенными для портовых рабочих, мы могли пользоваться после полудня. Это был один общий зал с кабинками без дверей, расположенными вдоль стен. При вынужденном совместном купании каждый завешивал вход в кабинку тем, что имел. Кроме того, негласный этикет предписывал подтверждать сам факт купания громким пением. До позднего вечера в зале раздавались радостные вопли любителей чистоты. Вода в душах была холодной, поэтому никому не угрожало пропеть или прослушать целую оперу.
Однако я не хотела медлить с выходом, понимая, что дальше плыть будет труднее. От Кэрнса до Куктауна и далее коралловые рифы располагаются близко к берегу. С навигационными знаками уже сейчас было довольно проблематично, напрасно ожидать лучшего. При экипаже в одну персону нужно было отказаться от плавания ночью, а это означало, что меня ждало впереди несколько десятков стоянок. Я начинала тосковать по открытому океану.
Большой Барьерный риф
Позади осталась уже добрая половина пути по Рифу, а плавание всерьез начиналось только сейчас. Я надеялась проскочить от Кэрнса до Куктауна за сутки, но этому помешал пассат. Ветер отражался от высоких берегов и создавал сильные помехи. Прогноз погоды заставил меня искать на ночь убежище возле островов Лоу, к которым я подходила прямо против рыжего солнца. Об этом якорном месте я располагала достаточными сведениями, подход облегчал высокий маяк. Там уже стояли два небольших траулера, потом подошли еще две яхты — «Франда II» и «Илла», обе новозеландские. Я провела с экипажами обеих яхт два чудесных вечера. Другие суда задержал в пути пассатный шторм.
Якорное место было отличное — якорь держался словно замурованный. Риф, соединяющий два острова, успешно сдерживал напор волн. Однако низкие мангровые деревья и редкие пальмы совершенно не защищали от ветра и он гулял над палубой без малейших преград. Перед Куктауном было еще одно такое же место — возле острова Хоп, к которому я и направилась, надеясь достичь его до наступления темноты. Однако в течение всего дня ветер был слабеньким и до острова я добралась лишь перед самым заходом солнца. Не рискнула искать вход в глубоком проливе между рифами — ошибка на метр могла стоить посадки на один из них. Поплыла дальше — в сторону мыса Арчер-Пойнт, но уже при усиливающемся ветре. Единственным местом, где можно было приютиться до Куктауна, оказался маленький заливчик за мысом, вход в который указывал освещаемый створ. До якорного места я добралась в полной темноте. И сразу же поняла, насколько предыдущая стоянка была спокойнее и удобнее. С высоких гор и мыса ветер обрушивался на воду с силой шторма, прибрежные водовороты кружили яхту во все стороны. Я трижды бросала якорь, пока он не зацепился прочно за грунт. На всякий случай приготовила второй якорь с канатом и цепью. Всю ночь помогала «Каурке» двигателем удерживать нос по ветру и держала наготове паруса. Меня беспокоила близость скал с подветренной стороны. Я понимала, что если якорь сорвется, то на отход от берега у меня будут считанные минуты.
