Григорий Карев - Синее безмолвие
Прохор старался представить себе, как спустился аквалангист-диверсант к лодке, как прикрепил он мину к корпусу, поставил на определенное время часовой механизм и ушел на поверхность. Зачем ему нужно было подводное ружье? Может быть, чтобы в случае обнаружения выдать себя за безобидного охотника за рыбами? Но тогда это должен быть кто-то из клубных аквалангистов или известных в городе любителей подводного спорта. В самом деле, вряд ли мог человек, недавно прибывший в город, рассчитывать на то, что ему поверят, что он приехал бог знает откуда только для того, чтобы загарпунить пеламиду в Чертовом ковше. И на какое время он поставил часовой механизм? На срок, необходимый для того, чтобы самому подальше уйти от Чертова ковша? На сутки, за которые он успеет уехать далеко от Южноморска? Или на несколько суток, приурочив взрыв к тому времени, когда у затонувшей лодки широко развернутся судоподъемные работы? А может быть, сейчас, где-то совсем рядом, часовой механизм дотикивает последние мгновения перед тем, как замкнуть электрическую цепь взрывателя? От этих мыслей холодели кончики пальцев, хотелось как можно быстрее закончить работу и выйти на поверхность. А что если рука в резиновой перчатке вот сейчас, сию минуту, на шершавом, облепленном мидиями корпусе нащупает проводник, ведущий к мине, или натолкнется на нее самую? Тогда будет спасена не только жизнь, но и разгадана тайна субмарины, ведь неспроста на ней эта малютка, прицепившаяся, как детеныш, к кенгуру. Кенгуру? Фашистская лодка, пропавшая в одно время с «Катюшей», тоже называлась «Кенгуру»…
Так, кажется, рассказывал Грач?
Двигавшийся впереди Качур выпрямился и поднял руку вверх. Это означало, что он дошел до форштевня, ничего не обнаружив. Демич должен остановиться, ждать его указаний. Качур развел руками, показывая, что обследование окончено, делать нечего, пустая затея с этими поисками. Он даже приложил руки к шлему и похлопал ими, как это делают, изображая осла, мол, какой-то глупый человек с перепугу додумался искать здесь мины, откуда им взяться!
Прохор показал Качуру на выступающий из ила волнорез верхнего торпедного аппарата, спрашивая, проверил ли он его. Качур снова безнадежно махнул рукой: нет, дескать, там ничего. Затем сжал кулак правой руки и поднял вверх большой палец, давая сигнал Демичу подняться на нос субмарины.
Прохор хорошо понял сигнал, но ему захотелось самому проверить волнорезы торпедных аппаратов: конечно же, если диверсант оставил мину, то именно здесь самое удобное для нее место, просто воткнуть в приоткрывшуюся во время аварии крышку волнореза, к самой торпеде — тогда взрыв мины неизбежно детонирует заряды четырех торпед в носовых аппаратах, взорвется сразу несколько тонн взрывчатого вещества, а если рядом лежат запасные, сила взрыва удвоится… кроме того, торпеда в детеныше, торпеды в кормовых аппаратах субмарины… Это будет такой подводный фейерверк, что не только кораблям, находящимся в Чертовом ковше, не поздоровится, может вызвать разрушения и на берегу.
Демич решительно шагнул к волнорезу. Качур загородил ему дорогу, показывая вытянутой рукой вверх. В наушниках тотчас послышался голос дежурившего на спусковой станции водолаза:
— Демич, Демич, как себя чувствуете?
— Хорошо чувствую! — ответил Прохор, стараясь обойти Качура.
— Демич, говорите спокойнее, что вы так кричите. Повторите, как себя чувствуете.
— Да что ты пристал, милый, ко мне: как чувствуете, как чувствуете. Повторяю: хорошо. И отвязни, — рассердился Прохор.
Но дежуривший на связи водолаз продолжал допытываться необычно ласковым голосом:
— Прохор Андреевич, товарищ Демич, не волнуйтесь, пожалуйста. Скажите, вы ничего такого не слышите под водой, у вас нет галлюцинаций?
— Я вот выйду на палубу, Васюков, и такую тебе галлюцинацию задам, что родную маму вспомнишь.
— Называет меня по фамилии, — сказал кому-то Васюков, — значит, при памяти. — Потом сказал повеселевшим голосом: — Демич, передаю трубку дежурному врачу.
— Товарищ Демич, — послышался в наушниках другой, более спокойный голос. — Старший доложил, что у вас появились признаки азотного наркоза и вы отказываетесь выполнять его сигналы.
— Какой старший? — удивленно спросил Демич.
— Старший вашей пары водолаз Качур.
— Ах, Качур! — Прохор чуть не расхохотался.
— Скажите, как вы себя чувствуете? — настаивал врач.
— Хорошо чувствую, доктор. Хорошо! Только передайте, пожалуйста, Качуру, пусть он ни вам, ни мне голову не морочит и даст мне осмотреть волнорезы торпедных аппаратов.
Демич смотрел на Качура. Тот, очевидно, выслушивал по телефону какое-то внушение, спорил, доказывал, потом махнул рукой и посторонился, пропуская Прохора к волнорезам.
…Через две минуты после этого телефонного разговора дежурный водолаз на связи, бледнея, громче, чем обычно, повторил доклад Демича из глубины:
— В волнорезе нижнего торпедного аппарата обнаружил мину. Принимаю меры к обезвреживанию. Прошу дать больше воздуха.
А через несколько часов, когда вся смена водолазов была поднята на палубу, Качур с завистью сказал Демичу:
— До чего же везучий ты, Прохор Андреевич, ведь я проверял, собственными руками ощупывал этот проклятый волнорез и ничего не нашел. Черт его знает, может быть, в темноте попутал, один и тот же волнорез дважды проверил. Теперь ты — герой, а меня, наверное, на собраниях прорабатывать будут за ротозейство. Ничего не скажешь: что виноват, то виноват. Вот так всегда: когда удача рядом — прозеваешь, слава достается другим.
— Скажи, Арсен, ты вправду подумал, что меня азотный наркоз хватил?
— Спрашиваешь! Я, брат, перепугался не на шутку. Как же, сигналов моих не понимаешь, и глаза такие, знаешь, чудные какие-то…
— Как же ты мои глаза разглядел под шлемом да еще в такой темноте?
— А вот видел, понимаешь ли: зрачки расширены, и горят огнем непонятным, как у пьяного.
ЕСТЬ ЛИ В БРАТСКЕ МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКОЛА
Работы шли к концу. Лодка-детеныш была отклепана от корпуса субмарины вместе с цапфами, которыми крепилась к палубе, поднята и отбуксирована в безопасное место, водолазы-подрывники подготовили субмарину к минированию и взрыву, а группа водолазов во главе с Майбородой никак не могла закончить обследование внутренних помещений. Все дело в том, что основная документация — задание и расчеты — были зашифрованы, ключ от шифра хранился командиром субмарины, очевидно, отдельно, в особом тайнике, и его-то никак не могли найти.
Командование торопило Павла Ивановича: золотая осень и так затянулась, вот-вот должны наступить холода и жестокие штормы. Ночью моряки с тревогой всматривались в радужные венцы вокруг луны и сильно мерцающие звезды, а по утрам в ослепительно яркую зарю, не радовались прозрачному воздуху при восходе солнца, ждали, что часам к десяти наползут тучи, поднимется сильный ветер, пойдет дождь, а может быть, и снег. Олефиренко хмуро смотрел то на высокие неподвижные, будто сотканные из ледяных кристалликов, прозрачные облачка, разметавшиеся по небу, и быстро бегущие под ними ватные барашки, то на медленно и упорно падающую стрелку барометра и на вопросы водолазов о предполагающейся погоде отвечал старинной морской поговоркой:
