Джеймс Купер - На суше и на море

— У меня в настоящее время около трех тысяч долларов, не считая тех денег, которые я должен получить в награду. Даже Неб со своим жалованьем и частью наград приносит мне около девятисот долларов в год. Кстати, если бы вы разрешили, я с удовольствием бы дал свободу нашему доброму Небу.

— Подождите своего совершеннолетия, Милс, а тогда поступайте, как вздумаете. Итак, если принять в расчет все наши ресурсы, то мы в данный момент располагаем двадцатью тысячами долларов, а стоимость судна в его настоящем виде пятнадцать тысяч. Пойдите посмотреть его; если оно вам понравится, значит, дело решено.

—Но, мистер Гардинг, разве вы полагаетесь на себя настолько, чтобы оценить судно по Достоинству.

— Однако вы плохого обо мне мнения. Неужели же вы могли подумать, что я положился бы на одного себя? Нет, я уже посоветовался со сведущими людьми, знатоками дела, и все они в восторге от моего выбора.

— В таком случае, идемте; я сам посмотрю корабль и скажу вам свое мнение. Мне необыкновенно улыбалась мысль быть хозяином самому себе.

В то время за пятнадцать тысяч долларов можно было приобрести прекрасное судно. То, которое я осмотрел для себя, было все обито и скреплено медью и вмещало пятьсот тонн. Оно имело скорый ход и ко всему этому было построено в Филадельфии, что в 1802 году придавало ему особенную цену. Оно уже совершило плавание в Китай, называлось «Авророй»; на носу его красовалось изображение богини.

Результатом моего осмотра «Авроры» и тех сведений, которые я собрал о ней, было то, что мы в конце недели купили судно.

И в тот же день, как я вступил во владение «Авророй», ко мне явились уже с различными предложениями в разные места. Мне пришлось выбирать между Голландией, Францией, Англией и Китаем. Посоветовавшись с опекуном, я остановился на Франции. Там я мог скорее всего выиграть в денежном отношении и заодно ознакомиться со страной. В качестве лейтенантов я пригласил к себе Талькотта и еще одного филадельфийца, Вальтона, и мы приступили к погрузке.

А пока я намеревался посетить Клаубонни и повеселиться там по этому случаю. Все наши обрадовались моему предложению, исключая Руперта.

Я также предложил Мертонам погостить у нас на ферме. Эмилия, которая чувствовала себя в блестящем обществе как рыба в воде, с удовольствием согласилась приехать к нам, что меня очень удивило.

Когда все приготовления были окончены, я попросил Руперта не расстраивать нашей компании, зная, что его будет недоставать Грации и Люси.

— Милый друг, Милс, — ответил мне, зевая, молодой юрист. — Бесспорно, Клаубонни прелестное местечко, но после Нью-Йорка оно невыносимо. Мы здесь ни в чем не нуждаемся. Миссис Брадфорт так любит нас и заботится о нас. Вот уже два года, как она дает мне по шестьсот долларов, Люси она делает поистине царские подарки.

Это открытие крайне поразило меня, так как Руперт, оказывается, не стесняясь, пользовался в то же йремя тем кредитом, который я ему устроил перед отъездом у моих судовладельцев.

— Очень жаль, что вы не едете с нами, — сказал я, — так как я рассчитывал, что и Мертонам будет веселее в вашем обществе.

— Мертонам! Но неужели они поедут на лето в Клаубонни?

— Они едут с нами завтра. Но что же тут удивительного?

— Но, Милс, вы ведь знаете, что англичане помешаны на этикете, на приличиях.

— Правда, Клаубонни не княжеская резиденция, однако там жить можно. У нас есть ферма, мельница, старинный прочный и удобный дом.

— Верно, верно, любезнейший, и я все это сам люблю, но вы знаете, молодые люди предпочитают произведения фермы пребыванию на ней, а в особенности англичанки. Но видите ли, майор Мертон заслуженный офицер, это ему дает вес в обществе; даже король определяет своих сыновей в морские и сухопутные армии, чем профессия возвышается. Понимаете ли вы это?

— Да мне какое дело до того, что вздумается королю делать из своих сыновей!

— Дело в том, милейший, что мы с вами слишком долго оставались детьми. И теперь мы отстали от света.

— Зло, напротив того, в том, что настоящие дети слишком рано воображают себя взрослыми людьми.

— Вы не понимаете меня. Я хочу сказать, что мы поспешили выбрать себе карьеру. Я еще вовремя сознал свою ошибку, вы же упорствуете, и это ваша вина.

— Я согласен, что вы были правы одуматься, так как из вас вышел бы прежалкий моряк.

Я думал задеть его за живое, но Руперт ни капли не обиделся.

— Да я сумел выбрать себе приличное занятие. И вы сделали бы лучше, если бы вместо катанья по морям стали изучать право; теперь вы добились бы известного положения в свете.

— Я в восторге, что ничего для этого не сделал. Какая мне была бы от того выгода?

— Какая выгода, милейший? Да ведь здесь не Европа. В нашей стране армия и флот ровно ничего не значат. У нас играют роль три профессии: богословие, право и медицина. Но про последнюю мисс Мертон сказала совершенно правильно: «Бросьте медицину на съедение псам».

— Как, мисс Мертон? Да ведь это слова Шекспира.

— Да, но также и мисс Мертон. Кстати, Милс, единственно, что вы извлекли хорошего из всех ваших путешествий, это знакомство с таким милым созданием, как мисс Мертон. Ее взгляды удивительно правильны.

— Разве мисс Мертон говорила с вами о моей профессии?

— Как же, не один раз, и всегда с сожалением. Вы сами отлично знаете, что моряк, не состоящий в военном флоте, не важная шишка.

Я так и покатился со смеху. Моя честная, благородная профессия, которой я так гордился, казалась Руперту недостойной. Я насилу овладел собой, чтоб ему ответить: — Послушайте, Руперт, во всяком случае я надеюсь, что мисс Мертон не обвиняет меня в намерении рисоваться в ее глазах.

— Мисс Мертон — англичанка, и она ценит вас главным образом за ваши земли, о которых составила себе превратное понятие, но я объяснил ей все.

— А, вот что! Но мне бы хотелось знать, как вы ей объяснили?

Руперт вынул изо рта сигару, выпустил несколько клубков дыма, задрал нос кверху, как бы наблюдая за ходом небесных светил, и, наконец, соблаговолил ответить мне: — Очень просто, милейший. Я ей сказал, что Клаубонни не поместье, а ферма. Затем я выяснил, как у нас смотрят на фермеров. Эмилия умная девушка и поняла меня с полуслова.

— Показала ли чем-нибудь мисс Мертон, что эти объяснения унизили меня в ее глазах?

— Нисколько. Она вас очень уважает и считает удивительным моряком, вторым Нельсоном Трукстоном.

— Ну, а Люси Руперт?! Неужели ей хотелось бы видеть меня адвокатом?

— Без всякого сомнения; разве вы забыли, как она плакала вместе с Грацией при вашем отъезде. Это оттого, что вы выбрали себе такую жалкую карьеру.

— Ваше последнее слово, Руперт, — резко спросил я, — едете вы в Клаубонни или нет?