Николай Мороз - Остров
Я держался за канат, но чувствовал, что силы на исходе. Руки затекли, ладони посинели: канат пережал мне вены. Я принялся потихоньку разматывать его, чтобы освободиться. Я видел, как матросы, кто мог двигаться, ползут к трюму, что доктор и Тэйлор поднялись на ноги и оглядываются по сторонам, что оба они вооружены, а Смит сидит у второй мачты, и по щеке у него течет кровь.
– Вот скотина, – пробормотал Сильвер, и я не понял, кого он имеет ввиду: чудовищного ската или недоумка, что проигнорировал приказ Тэйлора и по дури вызвал монстра со дна морского. На мой взгляд, под это определение подходили оба, и я только собрался сказать об этом Сильверу, как бригантину затрясло, точно она шла не по морю, а по рельсам и подпрыгивала на стыках.
Удар был такой силы, что загудели доски, кто-то заорал, а я едва успел откатиться в сторону – с мачты свалился обломок реи, обмотанный парусиной и канатами. Я разделался со своей привязью и решил, что надо убираться, лучше всего – в трюм. Я не мог ничего противопоставить чудовищу, о том, чтобы тягаться с ним, не было и речи.
Я увидел Сильвера, он кое-как поднялся на ноги и, почему-то пригнувшись, шел следом за мной, когда «Изольда» клюнула носом. Раздался короткий громкий треск, полетели щепки, я успел отвернуться от «обстрела», но заметил, как скат хвостом перебил бригантине бушприт, и от него отвалился здоровенный кусок, а второй висел на цепях, но было видно, что долго ему не продержаться.
Корма «Изольды» взлетела в воздух, корабль мотнуло от удара в бок, я не успел удержаться и полетел к борту. Еще удар, точно скат толкнул корабль хребтом или плавником, бригантина накренилась, я перелетел через фальшборт и повис на нем, ухватившись за край. Успел заметить и Сильвера, что бросился ко мне, и доктора, и Тэйлора за его спиной, как все пропало. Перед глазами были лишь мокрые доски, покрытые слизью от размазанной органики, что недавно копошилась на дне, да пара огромных белых створок, еще недавно принадлежавших моллюску.
– Данила, держись! – услышал я, но не узнал, чей это голос.
И тут же стало тихо. Так тихо, что у меня зазвенело в ушах. Я слышал, как бьется мое сердце. Раздался легкий, на грани слышимости, шорох, но я не понял, что или кто произвел его. Мне показалось, что краем глаза я вижу перекинутый через борт канат, потянулся к нему… и тут слева что-то мелькнуло. Я бросил туда взгляд и не сразу сообразил, что вижу – там не было ни неба, ни моря, все заслоняла гладкая белоснежная завеса, по ней стекала вода, ее поверхность подрагивала, точно завеса могла дышать или ее колыхал ветер. Я глянул чуть ниже и увидел пару выпуклых черных глаз с белыми искрами в глубине и узкую щель под ними, изогнутую в улыбке. Щель дрогнула, улыбка исчезла, скат приоткрыл пасть, и я едва не задохнулся от чудовищного зловония. Скат плавно приподнялся над водой, закачался на ней, балансируя хвостом, и тут над моей головой что-то хрустнуло, и я услышал Смита. Он орал так, что монстр на время отвлекся от меня, но капитан не обратил на это внимания:
– Глаза закрой!
Я сделал, что просил Смит, лишь бы не слышать этого крика. Зажмурился как мог крепко, прижался лбом к мокрым доскам и понял, что сейчас упаду в море. Пальцы свело судорогой, они не слушались меня, ноги скользили. И тут по глазам даже через закрытые веки резанула яркая вспышка. Было очень похоже на то, когда перегорает лампочка. Только сейчас мне показалось, что перегорело и взорвалось солнце, причем у меня над головой. На миг стало жарко так, что я весь взмок в облепившей тело холодной одежде. Затем раздался негромкий хлопок, за ним жуткий выдох, похожий на стон, оглушающий плеск – и волна накрыла меня с головой.
Я не видел, что происходит вокруг. Открыл глаза, закрыл, но все с тем же результатом – темно и очень холодно. Корабль сильно накренился, мои руки разжались и я полетел вниз. Краем сознания я поймал чей-то крик, потом мне стало больно, так больно, что я не мог ни крикнуть, ни вздохнуть, мне показалось, что у меня треснул позвоночник. Я точно упал спиной на зубцы пилы, пилы чудовищных размеров, и пил тут было несколько – внизу и сверху, они шли в несколько рядов, шевельнулись, пошли навстречу друг другу, и я перестал слышать и видеть…
А потом стало светло и холодно, я снова стоял на палубе и оглядывался по сторонам. Я не помнил, кто вытащил меня, не помнил, как это произошло, я был тут один, стоял у мачты, с которой свисали рваные снасти и смотрел перед собой. Меня никто не замечал. Все – матросы, братья и капитан – стояли у борта, и я слышал, как доктор зовет меня по имени. Я попытался окликнуть его, но не смог. Я только бесполезно шевелил губами и держался за горло, потом вспомнил, что это уже было со мной когда-то, в детстве, когда, простудившись, я потерял голос. Странное это было ощущение – пытаешься что-то сказать, а сам при этом молчишь, слова улетают вниз, как по гладкой трубе, и тебя никто не слышит и не понимает.
Тогда я решил подойти к ним, но смог сделать только шаг или два – ноги не слушались меня, мне казалось, что я иду по колено в песке, а на самом деле внизу была палуба, вся усеянная дохлыми червями, ракушками и щепками, обрывками канатов и парусов. Я попытался еще разок и решил, что пока останусь на своем месте и понаблюдаю со стороны – пока не приду в себя. Я посмотрел перед собой и заметил, что далеко в море колышется нечто огромное, черное, рваное, точно тряпка, его относит ветром и волнами, которые снова вернулись и привычно покачивали «Изольду». Я не мог хорошенько разглядеть, что это там такое плавает, как огромная клякса, и вдруг сообразил, что это скат, уже дохлый и неопасный. Его убил свет, от которого я едва не ослеп, или что-то другое – мне было все равно. Твари больше не было, и никто не мог помешать нам двигаться дальше.
Однако бригантина так и оставалась на месте. Я слышал, как Смит приказал бросить якорь, слышал, как гремит цепь, и даже почувствовал легкий толчок, когда якорь опустился на дно. Я снова попытался подойти к борту и посмотреть, что происходит внизу, и снова не смог сделать ни шага. Тогда я стал смотреть на доктора и Тэйлора. Я видел все и слышал каждое их слово, только не мог подать голос. Мне было очень холодно, но совсем не больно. Хотя я хорошо помнил, что недавно едва не умер именно от боли, но подумал, что все узнаю позже, сейчас я не хотел мешать доктору и Тэйлору – они были очень заняты.
– Обратка! – орал Лесли, сжимая в руке пистолет. – Какая сука прикарманила ее? Кто, я вас спрашиваю?
Он метался перед выстроенными в ряд матросами, те молчали и исподлобья следили за ним. Все мокрые, грязные, в слизи и крови, они смотрели зло и настороженно, но ничего не говорили.
– Перестреляю всех! – рявкнул доктор и, действительно, пальнул в воздух. От резкого звука у меня заложило уши, а тот матрос, что недавно говорил мне, что после смерти хочет стать крабом и жрать падаль, невольно зажмурился и отшатнулся.
