Александр Грин - Морские волки. Навстречу шторму (сборник)
28 сентября. Достигнув вчера предполагаемой мной долготы 165° и не надеясь сделать какое-либо открытие, я счел за лучшее спуститься сегодня к югу, ибо, не имея возможности ничего отыскать там, где мы видели разные признаки близости земли, особенно там, где нам показалась в прошлом году выдра, мы заключили, что наши поиски в неизвестных местах, простирающиеся далее к западу, будут, без всякого сомнения, тщетны. Да и само время становилось для нас весьма дорого.
2 октября северо-западный ветер, дувший около двух суток при весьма приятной погоде, утром утих, и наступила довольно ощутимая теплота. В 4 часа пополудни мной снято несколько лунных расстояний, по которым западная долгота оказалась 166° 06´. А поскольку около этого времени корабль «Нева» находился на 36,5° с. ш., то я и направился на запад, чтобы этим курсом достигнуть 180° долготы.
4 октября. В полдень я производил астрономические наблюдения на 36° 25´ с. ш. и 167° 45´ з. д. Вскоре после этого горизонт затянуло мраком, и западный ветер задул столь жестоко, что вынудил нас уклониться к югу. А поскольку по опыту известно, что западные ветры здесь меняются не скоро, то для сбережения времени я решил направиться к Марианским островам в обход путей известных мореплавателей. Таким образом, оставив поиски в этих широтах, мы можем сказать, что не заметили никакого признака земли между 165° и 168°. К этому нужно также добавить, что от 42° широты до настоящего дня мы не видели ни одной птицы или рыбы, хотя погода держалась прекрасная.
9 октября. Тишина и безветрие, продолжавшиеся около трех суток, становились уже для нас утомительными, ибо, кроме того, что мы весьма медленно двигались вперед, жара стала несносной. Хотя сегодняшняя широта оказалась не менее 30° 20´, однако наши гребные суда совершенно рассохлись, а стеньги и бушприт, сделанные нами из елового леса, расщелялись так, что я вынужден был положить на них во многих местах найтовы[156]. Вчера нас обрадовало появление нового рода рыбы. Длиной она была не более полуфута [15 см], довольно толста, но с удивительными перьями, или, точнее, крыльями, длиной около трех четвертей всего тела. Сегодня показались тропические птицы и множество летучей рыбы, что позволило заключить, что мы уже отдалились от тех мест, где почти непрерывно обитают туманы.
15 октября. За маловетрием, продолжавшимся всю прошлую неделю, последовал довольно слабый ветер с запада. В 10 часов я снял несколько расстояний луны от солнца разными секстанами[157], по которым в полдень найдена средняя западная долгота 173° 23´. Широта же оказалась северная 26° 43´. Хотя с некоторого времени начали появляться разные птицы и рыбы, сегодня с самого утра наш корабль окружили касатки, акулы, лоцманы, фрегаты[158], тропические птицы и большие белые, с черной опушкой по крыльям, чайки. Одна из последних села на утлегарь (бревно, простирающееся далее бушприта, на котором растягивается треугольный парус, называемый кливером), и хотя все матросы выбежали на бак, она ничуть не испугалась и слетела только тогда, когда один из матросов схватил было ее за хвост. Чрезвычайное множество птиц обратило на себя мое внимание, а особенно потому, что неподалеку от этих мест несчастный Лаперуз заметил также разные признаки земли. Поэтому в разных местах для наблюдения были рассажены люди, и сам я не сходил вниз в течение всего дня. Но судьба, невзирая на все наши усилия, кажется, над нами издевалась и решилась открыть нам тайну не раньше, как подвергнув наше терпение еще большему искусу. В 10 часов вечера я отдал приказание вахтенному офицеру Коведяеву использовать ночью как можно меньше парусов, если ветер станет свежее. Лишь только я хотел сойти в каюту, как вдруг корабль сильно вздрогнул. Руль немедленно был положен под ветер на борт, чтобы повернуть овер-штаг (т. е. повернуть корабль против ветра в другую сторону), но это не помогло, и корабль сел на мель. Вся команда, оставив свои койки, бросилась крепить паруса, а штурман между тем обмерял глубину вокруг судна, которое остановилось посреди коралловой банки. Поэтому я приказал тотчас сбросить в воду все росторы (разные тяжести, лежащие на средине корабля: реи, стеньги и прочее) с привязанными к ним поплавками, чтобы при удобном случае можно было опять их вынуть. Благодаря этому корабль настолько облегчился, что с помощью нескольких завозов к рассвету на 16-е число мы вышли на глубину. Как только наступило утро, то на расстоянии около 1 мили [1,8 км] на западе-северо-западе показался небольшой низменный остров, а прямо по курсу, которым мы шли вечером, – гряда камней, покрытых страшными бурунами. Как ни худо было наше положение, такое открытие всех обрадовало и многим придало бодрости. Лишь только корабль остановился на завозе, на котором его стягивали, чтобы дождаться посланного для промера штурмана, как налетел жестокий вихрь и бросил его вторично на мель. Тогда нам не оставалось ничего более, как, сбросив канаты, якори и другие самые тяжелые, хотя и нужные вещи, стягиваться как можно скорее, ибо ветер начал свежеть и жестоким образом бить корабль о кораллы. При непрерывной работе и величайших трудах мы смогли сойти на глубину не раньше вечера.
17 октября. Хотя наши обстоятельства были весьма плохи, ночью надо было дать отдохнуть подчиненным, без чего никто бы из них не был в состоянии продолжать работу. К счастью, все это время была тишина и спасла нас от гибели. На рассвете, пользуясь благоприятным временем, мы потянулись вперед на завозах: я выделил половину команды для вытаскивания брошенных в море вещей, которые все без исключения были доставлены на корабль. Вместе с ними была привезена часть фальш-киля (толстая доска, прибитая под килем), которого, конечно, осталось уже немного под кораблем. Несмотря на все, воды в трюм прибывало не более 12 дюймов [30 см] в сутки. В 7 часов вечера, отойдя от своего утреннего места на довольно значительное расстояние, я бросил якорь на глубине 8 сажен [14,5 м]. Судя по глубине дна, которая все время была 3, 4 и 6 сажен [5,5; 7,3 и 11 м], нам можно было бы отойти гораздо дальше, но этому препятствовало коралловое дно, которое часто не держало верпов, а иногда даже перетирало завозы. Кроме того, несколько часов продолжалась ужасная жара. Под вечер я хотел было съехать на берег, но заболел и потому отправил туда своих офицеров, которые через два часа возвратились и привезли с собой четырех больших тюленей, убитых ганшпугами[159].
18 октября. Погода держалась благоприятная и позволила нам сегодня как можно скорее двигаться на завозах к северу. Желая осмотреть место, которое по своему положению должно быть важно для мореплавателей, я отправился утром на берег, взяв с собой штурмана и нескольких офицеров и отдав приказание на корабле немедленно вступить под паруса, если позволит ветер, и ожидать нас, полностью избегая опасности. Около острова бурун так велик, что мы с немалым трудом могли пристать к небольшой губе, на берегу которой нашли множество разных птиц и тюленей. Первые тотчас окружили нас и больше походили на домашних, нежели на диких, а тюлени лежали на спине и не обращали на нас ни малейшего внимания. Некоторые из них были величиной более сажени и едва открывали глаза, если кто-то приближался к ним, но ни один не трогался со своего места. Как ни привлекательно было это зрелище, нам пришлось от него оторваться, чтобы выполнить свои задачи, т. е. описать берега и узнать, что производит этот лоскуток земли. Первое требовало немного труда. Что же касается последнего, то оно стоило нам большого беспокойства. Не говоря уже о несносной жаре, мы почти на каждом шагу проваливались по колена в норы, заросшие сплетающейся травой и наполненные молодыми птицами, многие из которых погибали у нас под ногами, так как слышался непрестанный писк. Однако же, невзирая на все препятствия, дело было к вечеру завершено. Воткнув шест в землю, сначала я зарыл рядом с ним бутылку с письмом о нашем открытии этого острова, а потом возвратился на корабль в полной уверенности, что если судьба не отведет нас от этого места, то следует ожидать скорой смерти. При абсолютном недостатке в пресной воде и лесе на что можно бы было надеяться и что предпринять для спасения? Правда, пищей бы послужили рыба, птицы, тюлени и черепахи, которых на острове большое количество, но чем мы могли утолять жажду? Этот остров, кроме явной и неизбежной гибели, ничего не обещает предприимчивому путешественнику. Находясь посреди весьма опасной мели, он лежит почти наравне с поверхностью воды. Исключая небольшую возвышенность на восточной стороне, он состоит из кораллового песка и покрыт только травой, которой заросли норы, где чайки, фрегаты, утки, кулики и другие птицы выводят своих детенышей. Между этими пернатыми особенного внимания достойны чайки, величиной с дикого голубя, на которого они похожи, и большие белые птицы, названные нашими матросами глупырями. Птица, которая села на утлегарь, принадлежит к этому же роду. Первые, летая в ночное время, производят ужасный крик, а последние так глупы, что во время своей прогулки мы едва могли отогнать их от себя палками. Они величиной с гуся, по краям крыльев и на конце хвоста имеют черные перья, нос у них желтый, прямой, а глаза яркого желтого цвета. На берегу мы нигде не заметили ни воды, ни леса, а нашли только десять больших бревен, из которых одно составляло у корня сажень в диаметре и походило на красное дерево[160], растущее по берегам Колумбии. Не знаю, что и сказать по этому поводу. Если из-за большого расстояния это дерево не могло приплыть из Америки, то поблизости должна быть какая-либо неизвестная земля. На Сандвичевых островах такого рода деревья не растут, Япония также весьма отдалена от этого места. Может быть, к северо-западу, на линии Сандвичевых островов, Некара[161] и открытого мной острова, находятся еще земли, отыскать которые предстоит в будущем. Возможно также, что на этой линии лежит и тот остров, который, по утверждению некоторых писателей, некогда был открыт испанцами около 35° 30´ с. ш. и 170° з. д.
