Татьяна Виноградова - Дети капитана Блада
Впрочем, хватит скулить. Милосердная судьба дала ему эту ночь, и он должен успеть сделать хоть что-нибудь. В конце концов, у Его треклятого Превосходительства хватает врагов, ненавидящих этого выскочку, и эти враги рады будут пустить в ход любое обвинение. Да и он-то что теряет, кроме листка бумаги? Итак, о чем он может – о чем он умеет – говорить правдоподобно? Правильно, вот об этом и надо писать. Лорды – не он, это только ему, а не им, понятно, что для контрабанды бриг великоват…
…Веселье за соседним столом начинало уже стихать, и только кто-то самый упорный по-прежнему заунывно тянул печальную историю капитана Кидда:
– И стекутся зеваки в тот горький час, когда мы должны умереть, И стекутся зеваки в тот горький час, В доке казней сойдутся глазеть на нас, И последний удар нанесет нам судьба, и придет наш час умереть…
* * *– Дело даже не в том, что я считаю твой поступок жестоким… хотя это и так. Так ты решила, что лучше всех знаешь, что нужно?! Не спорю, тебе удалось заполучить парня на мой корабль так виртуозно, как я бы не смог – но именно потому, что у меня чуть больше принципов. Но дело, повторяю, не в этом. Дело в том, что ты позволяешь себе манипулировать людьми, которые тебя любят и доверяют тебе. Если ты возьмешь это себе за правило, ты окажешься недостойна их любви и их доверия. Это пугает меня, Бесс. Неужели я не дал тебе ни малейшего представления о том, что хорошо и что дурно?! Теперь же из-за тебя трое близких тебе людей чувствуют себя не в своей тарелке. Ты заставила Джерри вести себя так, как не подобает хорошему другу; ты обманула Диего; а что о тебе думаю я – право же, лучше не высказывать вслух.
Бесс молчала, опустив глаза. Она просто никогда не смотрела на свои поступки с подобной стороны. Но, кажется, папа прав… и тогда это ужасно. Бесс почувствовала, как что-то непоправимо валится в холодную пустоту. Что они думают о ней теперь?
– Теперь они оба серьезно обижены на тебя, и оба правы. И – я знаю, что я с тобой сделаю – я отправлю тебя саму улаживать с ними отношения. Надеюсь, им хватит великодушия тебя простить.
«Но я же не хотела ничего плохого! Я же их всех люблю!»
– Бесс!
– Да, папа?
– Если ты, вместо того, чтобы извиниться по-настоящему, похлопаешь глазками и скажешь, что не хотела ничего плохого, я буду думать о тебе еще хуже, чем сейчас.
– Я все поняла, папа.
«Господи, он что, мысли читает?»
– Если бы я считал, что ты не можешь этого понять, я не говорил бы с тобой на эту тему.
«Я никогда больше так не сделаю. Но, Господи, я же и впрямь хотела, как лучше!!!»
– А что Диего – ты позволишь ему уйти?
– Ну, было бы жаль не воспользоваться твоими достижениями, – сухо сказал Блад. – Я постарался сделать так, чтобы он счел невозможным для себя уйти.
– И чем ты тогда лучше меня? – хмуро спрсила Бесс.
– Ничем, – еще суше ответил отец. – Разница разве что в том, что я не обманывал его доверия и не заставлял вести себя против его собственных понятий о чести. А в общем, все к лучшему. Если наши отношения не переменятся, я высажу его в шлюпку неподалеку от побережья Испании… не тащить же его к черту на рога. И мы расстанемся настолько мирно, насколько это возможно.
– Но я думала, что английским кораблям опасно сейчас приближаться к берегам Испании?
– Разумеется, – по-прежнему сухо отвечал отец. – А ты можешь предложить что-нибудь получше? А теперь все. Завтра может быть тяжелый день, так что попробуй мне не уснуть.
* * *Будучи человеком честным – во всяком случае по отношению к себе – Питер Блад не мог не признать, что он с большим напряжением ждал новостей по своему делу, которые лорд Джулиан Уэйд обещал сообщить ему сразу после решающего заседания Звездной палаты. И напряжение это отнюдь не уменьшалось от того, что Его Светлость задерживался. Блад уже больше двух часов поджидал лорда в малом городском доме Его Светлости, куда тот приезжал отдохнуть от государственных дел и где их встречи не столь бросались в глаза досужим наблюдателям.
Бесс он с утра отправил на бриг. Официально – с повинной головой искать пощады. В уме – еще и затем, чтоб девочка уже была на борту. Так, на всякий случай. Возможно, Бесс и догадалась об его мыслях, но убыла безропотно. И то хорошо. Зная характер дочери, Блад опасался, что она может пожелать ждать новостей вместе с ним, и в результате окажется обузой. Возможно, он ее недооценил. А может, она просто притихла на денек после вчерашнего разговора.
Он стоял у окна и смотрел на улицу, когда из-за угла показалась карета лорда Джулиана. Вот она остановилась… Вот лорд покинул ее и направился к дверям своего дома… Сейчас. Сейчас он узнает, кто он – человек с семьей, богатством и положением – или снова беглец от закона, авантюрист с почти неизбежным печальным концом, навсегда отринутый от близких ему людей… И уже не высадится в Англии новый король, чтобы, подобно Вильгельму, повернуть поток его жизни…
Разодетый лакей торжественно и церемонно распахнул дверь, и лорд Джулиан вошел в комнату. Блад молча шагнул ему навстречу. И подумал, что, стоя с голыми руками под пушечным огнем, чувствовал бы себя лучше, чем сейчас.
Однакоко от первых же слов Его Светлости у Блада отлегло от сердца.
– Я поздравляю вас, Ваше Превосходительство, – сказал лорд Джулиан. – Инспектора Палаты сочли, что вы предоставили им достаточно доказательств своей непричастности к делам, в которых вас столь несправедливо обвиняли. Так что вы теперь опять губернатор и можете возвращаться на Ямайку и приступать к своим обязанностям. Все бумаги я могу передать вам хоть сейчас. Тем более, что официально расследование было негласным, и торжественного их вручения все равно не предусмотрено.
– Мне просто не верится, что все это наконец кончилось, – вздохнул Блад.
– И вы, как всегда, правы, мой дорогой капатан. Когда я собирался уходить, мне доложили, что в Палату поступил донос. На вас, от некоего Каюзака.
– Как?! С того света? Не иначе, дьявол сам послужил почтальоном! И в чем меня обвиняют на этот раз?
– Ну, насколько мне известно, этот Каюзак вполне жив и даже служит… то-есть, конечно, до войны служил… во французком посольстве. Кстати, капитан, было бы правильно, чтобы это обстоятельство не изменялось…
– Его служба в посольстве? – уточнил Блад.
– …а обвиняет он вас в контрабанде, – невозмутимо закончил Его Светлость.
– В контрабанде?! Меня?! Какая чушь! Вы-то знаете, милорд. Я переменил множество профессий, я был солдатом, пиратом, врачом, каторжником… Да губернатором, наконец! Но контрабандистом я не был. И уж во всяком случае я выбрал бы для подобных занятий более подходящее время!
