Я служил на флоте - Руслан Георгиевич Илаев
Через пятнадцать минут баркас подошел к правому борту крейсера, по опущенному широкому трапу офицеры быстро поднимаются на верхнюю палубу — идет подготовка к утреннему построению. Асланов предъявил предписание, спросил у дежурного по кораблю, где находится медицинский блок, прошел корму по диагонали, спустился на вторую палубу и по запаху лекарств и дезсредств быстро определил местонахождение медицинского блока. В восемь часов утра на всех военных кораблях флота Советского Союза по команде "Флаг и гюйс поднять" на носу и корме корабля поднимают на флагштоках государственный и военно-морской флаги. Весь личный состав корабля стоит в каре, по команде "смирно", одновременно с подъемом флага звучит государственный гимн. После построения и подъема флага все расходятся по своим заведованиям, начинается повседневная приборка, боевая и политическая подготовка.
После роспуска личного состава Асланов по внутреннему коридору вышел к каюте командира крейсера, попросил вестового доложить о своем прибытии и, получив разрешение, вошел в рабочий кабинет командира. Перед тем как войти, мельком взглянул на медную табличку на дверях "Капитан первого ранга Лагун Анатолий Михайлович".
В огромном кабинете, обитом красным деревом, за дубовым письменным столом сидел седовласый плотного телосложения мужчина с добродушным лицом в форме капитана первого ранга. Наклонив слегка голову, он что-то внимательно читал, делая пометки ручкой.
Асланов бесшумно сделал три шага по толстому китайскому ковру, занимавшему две трети пола. Прошло минуты три, когда, наконец, командир крейсера отложил ручку, внимательно посмотрел на вошедшего. Асланов начал:
— Товарищ капитан первого ранга, старший лейтенант Асланов прибыл для прохождения дальнейшей службы.
Добродушное лицо командира вдруг исказила злая гримаса.
— Как стоишь, подлец, ты офицер или портовая блядь? Заходят здесь всякие мудаки, а сами на флоте без году неделя…
В течение последующих десяти минут Анатолий Михайлович подробно посредствам ненормативной лексики объяснил Асланову, что он произошел не от обезьяны, как все люди, а от ослиного трипперного члена, и что его отец и мать были, наверно, пьяны, когда создавали такого гандона как Асланов.
— Я тебе, блядь силеросовая, твои осетинские рога обломаю, — закончил капитан первого ранга свой монолог.
Ошарашенный от такого приема, Асланов, попытался сказать что-то вроде:
— Мы с Вами впервые видим друг друга, и чем я заслужил такое отношение…
Однако командир крейсера оборвал его криком:
— Пшел вон отсюда!..
Очнулся Асланов в приемной. Вестовой с испугом и изумлением смотрел на бледное и оторопевшее лицо старшего лейтенанта. Два корабельных дежурных офицера поспешно покидали приемную командира, справедливо предполагая, что лучше с докладом к нему сейчас не соваться.
В течение последующих двух недель Асланов добросовестно изучал документацию, инструкции, задачи и обязанности врача-хирурга крейсера. Знакомился с офицерами, мичманами и матросами, проверял работу камбуза, наличие неприкосновенного запаса медикаментов, комплекты операционных наборов, вел истории болезней, лечил личный состав. Офицеру, назначенному на корабль, дается двухнедельный срок для сдачи зачета на допуск на обслуживание своего заведования. Зачет Асланов сдавал внутрикорабельной комиссии, затем его официально представили офицерам в кают-компании. А по вечерам он "представлялся" всем офицерам, кто заходил в его каюту, так происходит знакомство в замкнутом коллективе корабля, в этом различие флотской службы от службы в других родах Вооруженных Сил. С командиром Руслан предпочитал не встречаться, но корабль есть корабль, "радушная" встреча Асланова в каюте командира стала достоянием многих. В присутствии офицеров командир был предупредителен и вежлив. Обращался по имени-отчеству или по фамилии. Но наедине не скрывал своей ненависти и открытой неприязни, выражая ее в тех же нецензурных словах и прямых оскорблениях. Хамство Анатолия Михайловича не знало границ. Недоумение Асланова переросло в раздражение, но не в ненависть, он решил не давать хода этому чувству, хотел понять исключительное отношение к себе командира, самостоятельно разобраться в причине этого. Веселый и коммуникабельный, он не замкнулся в себе, терпеливо ждал, что все разрешится, само собой. Впрочем, даже особое отношение никак не отражалось на исполнении его обязанностей. Матросы с уважением относились к своему доктору, он платил им тем же.
В одну из суббот, после непрерывной двухмесячной отсидки на крейсере он собрался на сход, развеяться. Выходная смена на юте у трапа, ожидала командира, он должен первым пройти по трапу на командирский катер. Все остальные убывают на баркасах.
Командир окинул взглядом офицеров, хмыкнул, увидев Асланова, и неожиданно весело спросил: «А Вы куда собрались, товарищ старший лейтенант? Думаете, если сдали зачет на обслуживание своего заведования, это все, что ли? А корабль Вы изучили? Что подо мной?» Командир топнул ногой.
Асланов доложил:
— Тринадцатый кубрик.
Командир продолжил:
— Что под кубриком?
— Продовольственный склад с мукой и сыпучими крупами.
— Что ниже склада?
— Цистерна с питьевой водой номер семь.
— Дальше?
— Не знаю, товарищ командир.
Анатолий Михайлович удовлетворительно хмыкнул:
— Сход Вам не разрешаю. Изучайте корабль. Зачет будете сдавать лично мне.
С тем и убыл. Асланов чертыхнулся:
"Черт знает, что? Ну да ладно, выучу я тебе весь корабль".
В течение всего следующего месяца Асланов излазил помещения от носа до кормы, изучил все параметры корабля, калибры орудий, принципы работы минно-торпедного оружия и даже выучил теорию управления шлюпкой под парусом. Не удивился, когда командир вечером в пятницу пригласил его к себе в кабинет через вестового.
Решительно открыв дверь, сделал три шага вперед и по уставу доложил:
— Старший лейтенант Асланов по Вашему приказанию прибыл.
— Ну что, готов? — спросил командир, не здороваясь.
— Так точно, товарищ командир!
— Перечислите мне все помещения от носа до кормы на всех трех палубах, а потом посмотрим. Начинайте! — командир откинулся на кресле, постукивая линейкой по столу.
В течение часа он внимательно слушал, ни разу не прервав Асланова. Не спрашивая разрешения командира, Асланов плавно перешел на вооружение крейсера и работу двигателей, когда он перешел к параметрам радиолокационной станции, шел третий час его монолога.
— Хватит, — хрипло прервал его голос командира, — зачет Вы сдали. Можете завтра идти на сход. Вы свободны.
Поворот через левое плечо, уже у двери, когда рука потянулась к ручке, сзади раздалось:
— Как называется верхняя оконечность мачты на шлюпке?
— Топ-мачты, товарищ командир, — развернувшись, громко отчеканил Асланов.
— Ладно, все. Идите.
В приемной он весело посмотрел на вестового и вдруг произнес несколько слов на незнакомом языке. Вестовой удивленно заметил, что при этом на мгновение недобро по-волчьи блеснули и погасли глаза у старшего лейтенанта.
В субботу утром с Угольной пристани Асланов
