Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье (рассказы)
Зеф, выйдя из толпы, сделал несколько шагов вперед. Прикрывая руками глаза, он пристально смотрел перед собой, и на лице его отражалось сильное волнение.
— Поверьте, я вижу ее. Поверьте, я вижу ее, — снова и снова бормотал он про себя. За его спиной двое старцев поддерживали Неемею, у которого, как он выразился, «немного закружилась голова при мысли, что я увижу свою девочку».
На корме Наззл, «мальчик» стоял у штурвала. Он слышал тот стон, но, будучи «всего лишь мальчиком», не должен был догадываться о близости потустороннего мира, столь очевидной остальным, его хозяевам.
Прошло несколько минут, и Джоб, втайне мечтавший обзавестись фермой, осмелился высказать предположение, что небеса, наверно, не так близки, как думают его товарищи, но никто, казалось, не услышал его, и он замолчал.
Прошло около часа, и время уже близилось к полуночи, когда молчаливо глядевшие перед собой старики вновь, что-то заметив впереди, зашушукались. Они, хотя и находились еще далеко от арки, ясно видели это — огромный зонтик пламенеющего, темно-красного цвета; впрочем, его верхушка была черной и только самый верх — воспаленно блестел.
— Это трон Господень! — громко воскликнул Зеф и пал на колени. Старцы последовали его примеру, и даже старый Неемия, превозмогая собственную немощь, попытался опуститься ниц.
— Мы уже почти на небесах, — хрипло пробормотал он.
Шкипер Эб неожиданно вскочил на ноги. Он никогда не слышал о таком необычайном электрическом явлении, встречающемся раз в сто лет, как «Огненная буря», предшествующая в некоторых случаях сильным тропическим бурям, но его опытный глаз внезапно обнаружил, что этот ярко-красный зонтик на самом деле не что иное, как небольшой водяной смерч, отражавший красный свет. Не обладая теоретическими познаниями, капитан не мог сказать остальным, что его порождает громадная воздушная воронка, однако видеть водяные смерчи ему доводилось часто.
И все же он по-прежнему не знал, что и думать. Все происходящее было выше его понимания, хотя, конечно, крутящийся чудовищный водяной вал не укладывался в его представления о небесах. И тут, когда он колебался, раздался первый звероподобный рев надвигавшегося циклона. Оглушенные им, старики ошеломленно, испуганно переглянулись между собой.
— Думаю, что это глас Божий, — прошептал Зеф. — Полагаю, мы всего лишь несчастные грешники.
В следующее мгновение дыхание циклона ворвалось в их глотки, и «Шамракен», следовавший домой, миновал врата вечности.
Капитан каботажного судна
Большой Хуан Карлос, капитан «Санты», смотрел на единственное длинное коническое окно в огромной серой монастырской стене, возносящейся в двенадцати ярдах.
Эта стена возвышалась на пристани, и все пространство между нею и бортом судна было завалено товарами, уже выгруженными и ожидающими погрузки. На лице капитана, смотрящего вверх на это единственное, одинокое окно, застыло странное выражение, и его первый помощник, низкорослый, горбатый мужчина, очень загорелый и тощий, наблюдал за ним с комингса главного люка с забавной гримасой сочувствия и любопытства.
— Старику, как всегда, плохо, — пробормотал он, и его произношение выдало в нем англичанина. Он перевел взгляд с молчаливой фигуры шкипера, стоявшего на корме, на продолговатый конус единственного окна, нарушавшего целостность вздымающейся ввысь монастырской стены.
Через минуту мужчины увидели то, что и ожидали, — длинную вереницу монашек с полузакрытыми лицами, которые два раза в день — утром и вечером — поднимались внутри монастыря по лестнице, освещенной дневным светом, падавшим из уже упомянутого единственного окна.
Большинство женщин проходило мимо окна тихо, с сосредоточенным выражением, глядя перед собой; однако то одна то другая молодая монашка, воспользовавшись случаем, бросала взгляд на Плотский мир, от которого они отреклись навсегда. Их юные, прекрасные лица, появившись на мгновение, казались еще более от мира сего из-за сурового, аскетического наряда, облекавшего их; потом они исчезали из вида в длинной упрямо двигающейся череде молчаливых фигур.
Примерно в середине процессии, после того как миновала усталая вереница молчальниц, помощник увидел то, что ожидал. Вдруг, когда одна из двигающихся фигур повернула голову и устремила свой взор на пристань, большое тело капитана напряглось и застыло. Помощнику было хорошо видно ее лицо. Оно было еще юно и прекрасно, но казалось очень бледным и утратившим всякую надежду. Он заметил ее ищущий, голодный взгляд, а потом и то, как чудесным образом в ее глазах при виде этого высокого, стоявшего там мужчины вспыхнул странный внутренний огонь и на лице отобразились переживания. Она тут же исчезла из вида, но молчальницы еще долго поднимались серой вереницей наверх.
— Боже! Это она! — промолвил помощник и посмотрел на своего хозяина. Лицо высокорослого шкипера было по-прежнему обращено вверх, и он все так же смотрел на продолговатое окно, словно и сейчас еще видел в его проеме ее лицо. Его тело было по-прежнему напряжено, а руки — крепко сжимали спереди свободную куртку, машинально оттягивая ее вниз к бедрам. Он простоял еще так несколько мгновений, недоступный ни для чего, кроме воспоминаний, и ошеломленный собственными переживаниями. Затем с него неожиданно спало напряжение, как будто в нем ослабла какая-то струна, и он повернулся к открытому люку, где помощник вновь занялся делом.
— Почему он не вызволит ее оттуда, — пробормотал про себя помощник. — Сколько лет, судя по тому, что я вижу и слышу, они уже таким манером разбивают, проклятье, свои сердца. Какого дьявола он не вытащит ее оттуда! Видно же, что она по всем статьям женщина, а не чертова монашка!
Произнеся эту небольшую речь, низенький горбатый помощник продемонстрировал не только то, что он наделен здравым смыслом, но и то, что он не в состоянии понять, каким порой непреодолимым препятствием оказывается религия на пути к простому человеческому счастью.
Как такой человек, как Большой Хуан Карлос, стал капитаном каботажного судна, можно только догадываться. Свое имя он получил от отца, испанца, и матери, англичанки. Когда-то Большой Хуан был купцом, посредственным, плавающим на собственном судне и ведущим торговлю в чужих землях.
В молодости он обручился с Марвонной Деллой, отцу которой принадлежали большие земельные владения на побережье. Ее батюшка скончался, и она стала наследницей, благосклонности которой искали все окрестные юноши; однако только ему — Большому Хуану Карлосу — удалось завоевать ее.
Они должны были пожениться после его возвращения из очередного плавания, но его возлюбленная получила известие о том, что он утонул в море; он и впрямь упал за борт, но его подобрал идущий в Китай парусник, и он, прежде чем вернулся домой и сообщил о том, что жив, более года не подавал друзьям вести о себе, так как это произошло до изобретения телеграфа, а его единственное письмо где-то затерялось. Когда он, наконец, добрался домой, его ждали грустные перемены. Его возлюбленная, сердце которой было разбито, постриглась в крупный монастырь Святого Себастьяна и пожертвовала туда все свое состояние и земли. Сколько раз он пытался поговорить с нею, мне не известно; однако если его религиозные воззрения и позволяли ему просить ее о том, чтобы она отказалась от обета, покинула монастырские стены и, вернувшись в мир, вышла за него замуж, эти увещевания, очевидно, не возымели успеха; хотя, возможно, поскольку она оставила мир, они не обменялись ни словом.
