Т. Креве оф Барнстейпл - Федька-Зуек — Пират Ее Величества

— У вас не будет повода жалеть об этом! — храбро заверил Фрэнсис.

— Надеемся. А как вы распорядитесь со своим корабликом?

— Продам! — без колебаний заявил Фрэнсис…

Итак, Фрэнсис поступил на службу к братьям Хоукинзам. Для начала его направили третьим помощником капитана на большое судно «Эйвон». Испания временно ослабила эмбарго на торговлю с Англией — и, воспользовавшись этим, Хоукинзы послали «Эйвон» в северо-испанские порты побережья Бискайского залива. Тут очень пригодилось знание испанского. А одна встреча усугубила его ненависть к королю Филиппу Второму и его тирании.

«Эйвон» стоял в порту Сан-Себастиан в Стране басков, когда испанцы выпустили заложников — экипаж английского судна, задержанного по королевскому эдикту. Полуживые, истощенные, в лохмотьях, моряки медленно тащились от тюрьмы к берегу. Сильные подпирали слабых; двое вообще не могли идти, и их несли, часто меняясь. Матросы с «Эйвона» кинулись на помощь, втащили всех на палубу…

В портах Зеландии, куда плавал не раз на «Нэнси», Фрэнсису неоднократно приходилось слышать ошарашивающие рассказы об ужасном обращении испанцев с протестантами, которых они буквально не считали за людей, в Нидерландах, находящихся под владычеством Испании. Эти рассказы были столь страшны, что казались наполовину сочиненными. А теперь он сам видел и слышал такое, что могло и рассказы фламандцев переплюнуть!

Вывихнутые суставы и сломанные пальцы, бичевания раскаленной проволокой и колючими растениями, обмазывание судового священника дерьмом и выставление связанного седого капитана на солнцепек босого, причем под ноги ему подкладывали медный лист, который от солнца раскалялся так, что стоять неподвижно было и мгновение невозможно…

Возвращаясь на родину, Дрейк почти все свободное от вахты время проводил, вновь и вновь слушая рассказы несчастных, вырвавшихся их кровавых лап инквизиции.

— Требовали отречения от нашей веры…

— Отобрали всю нашу одежду. Оставили нагими. Эти лохмотья, которые на нас сейчас, выдали только в день освобождения…

— Мы гнили заживо: не выпускали даже за большой нуждой, и никакой посуды. Приходилось испражняться на пол, на котором спали. И спали без матрасов. По старой циновке на человека — и больше ничего. Одеял не давали…

— Подслушивали и записывали все наши разговоры, каждое слово…

— Пытали. Снова и снова. Не успеешь залечить раны — как тебе новых наставят.

— Больным одно лекарство: соленой воды вволю…

— Проклинали нашу религию и били за то, что не ругаем ее. Да за все били.

— И три раза в день поносили нашу королеву.

— Почти без еды держали. И вода соленая, а пресной — одна кружка в день, хоть пей, хоть умывайся.

— Помоями кормили с солдатской кухни…

— И спать мешали. Каждые два часа монахи под дверью орали свои молитвы. О том, чтобы Бог не запамятовал нас всех в геенну огненную ввергнуть. И не читали они эти молитвы, а именно орали, состязаясь, кто громче.

— Каждый день одного из двадцати, по жребию, выводили на площадь и позволяли любому желающему оплевывать.

— А Уинстону Грэди — его с нами уж нет — такой жребий выпал два дня подряд.

— Он умер. Этим повезло, кто сразу умер. Ух, как мы им завидовали все!

— И, главное, за что? Мы мирно торговали.

— Духота в их тюрьме такая, что мы завидовали галерным рабам: на галере хоть тоже вонь, и к веслу прикован, — зато хоть ветер иногда чувствуется…

— Нас довели до того, что мы матерей своих проклинать стали за то, что на такие муки нас рожали…

…Фрэнсис, вполне возможно, не знал (хотя более вероятно, что не хотел того знать), что крайняя жестокость к врагам вовсе не чужда и англичанам. Иезуиты, схваченные во время своей нелегальной деятельности в Англии, испытали жестокости и издевательства, весьма мало уступающие тому, что довелось претерпеть несчастным узникам сан-себастианской тюрьмы.

Временами Дрейк не в силах был слушать это долее. Он выбегал на палубу и во всеуслышание клялся отомстить Испании за все унижения всех англичан в Испании…

Вернувшись в Плимут, Фрэнсис прямо с корабля явился в контору братьев Хоукинзов и потребовал (не попросил, не предложил, а именно потребовал! И даже не вполне вежливо) послать его, и немедленно, туда, где он сможет причинить как можно больший денежный Ущерб его католическому величеству королю Испании, наибольший урон в живой силе и кораблях…

Вильям и Джон романтиками не были. Море приносило им прибыли — вот они и Занимались морем. А их экспедиции через Атлантику были организованы так, чтобы приносить испанцам не только вред, но и пользу, — иначе бы их просто пресекли. И прибыли бы кончились. Но Фрэнсис, в гневном запале, который умерился у него лишь с годами (до чего было еще далековато!), настойчиво гнул свое!

Джон Хоукинз заглянул в аттестацию: капитан «Эйвона» давал наилучшие отзывы о своем третьем помощнике: и знающий, и неутомимый, и инициативный, предприимчивый, и умеет поднять и зажечь подчиненных, и требователен в меру…

Что ж… Вздохнув, Вильям сказал:

— Ладно. Всему свое время. Ты получишь желанную возможность показать, наконец, на что ты способен. Пойдешь в Новый Свет…

Новый Свет! Чтобы только добраться туда, необходимо пересечь океан.

Фрэнсис, как я уже имел случай сказать, читал мало. И притом исключительно на темы, связанные с его профессией. Мореплавание в том веке равно занимало умы романтичных юнцов и прожженых авантюристов, ученых и бандитов, купцов и чиновников. Фрэнсису поэтому было из чего выбирать. Но особенно он любил перечитывать (прочитал он их давно уже все, сколько ни есть) «Пайлот-буки» — лоции.

Но, читая маловато, он зато умел слушать. А в конторе Хоукинзов такого можно было наслушаться за день! О золотых россыпях и жемчужных отмелях, о коралловых рифах и бескрайних болотах, о водопадах, падающих из-за облаков, и волнах, смывающих целые города, о восстаниях рабов и обрядах цветных жрецов, о колдовстве и сбывшихся предсказаниях, о небывалых плодах и о Морском Змее, о спрутах и гигантских черепахах, и о китах, и о слонах, и о вечных льдах, и о сезонах непрерывных дождей, об исполинских травах и карликовых соснах, и еще столь многом удивительном, что для перечисления понадобится не меньше шести страниц.

Там-то и услышал Фрэнсис впервые о перешейке между Южной и Северной Америками, который открыт уже полвека тому назад, но который до сих пор не видал ни один англичанин… Весть о Панамском перешейке поразила его сразу, но зачем ему об этой полоске суши меж Атлантикой и Тихим океаном знать все, что мыслимо, — он понял лишь через восемь лет… А слухи об известной уже древним «Терра Аустралис Инкогнита» — неведомой южной земле, о которой известно лишь две вещи: первое — что она существует, точнее — должна существовать непременно; а второе — то, что если эта земля существует, то она равна по площади всем материкам Старого и Нового Света, вместе взятым. Ибо она уравновешивает материки, которые на три четверти или даже на четыре пятых сосредоточены в Северном полушарии…