Роберт Стивенсон - Остров Сокровищ
Я упивался его словами и посмеивался, как взлетевший на забор петух. Внезапно он взмахнул правой рукой, и в воздухе просвистел нож. Я почувствовал острую боль – нож пригвоздил мое плечо к мачте. От боли и неожиданности я совершенно машинально нажал сразу оба курка. Грянули два выстрела – и пистолеты выпали у меня из рук. Но упали они не одни – боцман с глухим стоном выпустил из рук ванты и рухнул головой вниз в воду.
Глава 27
«Пиастры!»
Шхуна накренилась так сильно, что мачты висели прямо над водой, и прямо подо мной была вода залива. Хендс, находившийся ниже меня, упал недалеко от борта «Эспаньолы». Он показался на поверхности всего один раз, окруженный кровавой пеной, и исчез навсегда. Сквозь тихую прозрачную воду я видел его тело, лежащее на чистом песчаном дне в тени корпуса шхуны. Несколько рыб уже кружились вокруг него. Когда поверхность воды слегка рябила, мне чудилось, что боцман шевелится, пытаясь подняться, но он был дважды мертв – застрелен и утонул – и станет добычей рыб как раз на том месте, где готовил гибель мне.
От этого зрелища меня охватил ужас, голова закружилась. Кровь струей текла у меня по спине и груди. Нож, пригвоздивший мое плечо к мачте, жег, как раскаленное железо. Но страшила меня не физическая боль, ее вполне можно было вытерпеть, а мысль о том, что я могу сорваться с реи и уйти на дно рядом с телом боцмана.
Обеими руками, до боли в пальцах, я вцепился в ванты и закрыл глаза от ужаса. Мало-помалу головокружение прошло, сердце начало биться ровнее, и я овладел собой. Первым делом я хотел вытащить нож из раны, но или он засел слишком глубоко в древесине, или у меня не хватило мужества; задрожав всем телом, я отказался от этой попытки. Но эта дрожь помогла мне: нож, пробивший лишь складку кожи, разорвал ее. Кровь потекла еще сильнее, но зато я был почти свободен – меня удерживали лишь пригвожденные лезвием камзол и рубашка. Рванувшись посильней, я окончательно освободился и поспешно спустился на палубу по вантам правого борта, так как не мог заставить себя спуститься там, откуда только что сорвался Израэль Хендс.
Внизу я перевязал свою рану, которая ныла и кровоточила, но никакой серьезной опасности не представляла и не мешала мне двигать рукой. Теперь я стал полновластным хозяином судна и начал раздумывать над тем, как освободиться от последнего пассажира – мертвого О’Брайена.
Когда шхуна накренилась, он скатился по палубе к самому борту и теперь лежал там, как жуткая восковая кукла. Но я уже не боялся мертвецов, так как успел привыкнуть к их виду. Я приподнял пирата, как мешок с отрубями, и перебросил через борт. Раздался всплеск, тело погрузилось, а на поверхности остался плавать только красный колпак. Вскоре он уже лежал на дне рядом с Израэлем Хендсом, и сквозь воду поблескивала лишь его плешь, из-за которой он при жизни не снимал свой странный головной убор.
Я остался один на шхуне. Начинался отлив. Солнце уже опустилось так низко, что тени сосен с западного берега касались палубы «Эспаньолы». Задул вечерний бриз и, хотя с востока бухту защищал высокий холм, увенчанный двумя остроконечными утесами, ванты начали гудеть, а паруса – полоскаться и хлопать.
Я понимал, какая опасность может грозить судну, поэтому кое-как спустил кливер, но большой и тяжелый грот доставил мне массу хлопот. Когда шхуна накренилась, гик перекинулся на левый борт, и часть паруса погрузилась в воду. Шкоты так натянулись, что страшно было к ним притрагиваться. Тогда я поступил просто – вынул нож и перерезал фал[38]. Гафель[39] опустился, и парус, надувшись пузырем, целиком лег на воду. Подтянуть нирал[40] у меня не хватило сил, и мне не оставалось ничего другого, как вверить себя и «Эспаньолу» воле судьбы.
Между тем, бухта погружалась в сумерки. Последние лучи солнца, пробившись сквозь лесную прогалину, заиграли на мачтах шхуны. Становилось все прохладнее. Вода уходила, увлекаемая из бухты отливом, и шхуна все заметнее ложилась на бок.
Я пробрался на бак и взглянул вниз. Перед носовой частью судна было мелко, и я, ухватившись за канат, перебрался через борт и спустился в воду, которая доходила мне до пояса. Под ногами я почувствовал твердое песчаное дно, выровненное волнами. Покинув «Эспаньолу», уныло лежавшую на боку с распластанным на воде гротом, я бодро зашагал к берегу. Солнце уже село, и вечерний бриз шумел в верхушках сосен.
Как бы там ни было, а я снова на острове, и не с пустыми руками. Позади меня стояла шхуна, которую я вырвал из рук пиратов, на ней мы всегда сможем при необходимости выйти в море. Мне хотелось как можно скорее добраться до блокгауза и рассказать друзьям о своей удаче. Конечно, мне достанется за самовольную отлучку, но захват «Эспаньолы» покроет любую мою вину, и даже сам капитан Смоллетт признает, что я не терял времени даром.
В отличном настроении, полный самых радужных планов и надежд, я направился к блокгаузу. Вспомнив, что одна из речушек, впадающих в Бухту капитана Кидда, берет начало на холме с двумя утесами, я направился к нему, рассчитывая перейти этот поток в самом узком месте. Двигаясь по склону, где рос негустой лес, я вскоре обогнул холм и перешел ручей вброд.
Теперь я находился невдалеке от того места, где впервые встретился с Беном Ганном. Помня об этом, я стал пробираться более осторожно, то и дело озираясь по сторонам. Сумерки быстро перешли в ночь, и во мраке между двумя утесами на холме замерцал робкий огонек. Вероятно, Бен Ганн готовил свой нехитрый ужин. Я подивился его неосмотрительности – ведь если я заметил этот огонь, то его могли заметить и пираты из своего лагеря.
Темнота стремительно сгущалась. Двуглавый утес позади меня и вершина Подзорной Трубы справа служили мне единственными ориентирами, но их очертания мало-помалу расплывались, сливаясь с окружающим мраком. Редкие звезды едва мерцали. В темноте я натыкался на кусты и проваливался в песчаные ямы, поминутно рискуя свернуть шею.
Вдруг слегка посветлело. Вскинув глаза, я увидел, что вершина Подзорной Трубы озарилась бледно-серебристым сиянием. Вскоре из-за деревьев показалась полная луна.
Идти стало гораздо легче, и я нетерпеливо ускорил шаг. Но когда я вступил в рощу, окружающую блокгауз, то сначала остановился и прислушался, а затем стал пробираться медленно и осторожно. Не хватало еще, чтобы меня подстрелили свои.
Луна поднялась выше и озарила поляны и прогалины в лесу. Впереди между деревьями мерцал какой-то красноватый отблеск, то вспыхивая, то угасая, – должно быть, это был костер. Я решительно не мог понять, что это означает. Наконец я добрался до опушки. Западная сторона частокола была освещена луной, но вся остальная ограда и сам блокгауз лежали в тени, кое-где перерезанной полосами лунного света. По другую сторону блокгауза догорал большой костер, чьи багровые отблески ложились на темные бревна строения. Нигде ни души, ни звука, только шум ветра в лесу.
