Александр Чернобровкин - Морской лорд. Том 2
Наверное, ему не хотелось обострять отношения со мной, не было желания прослыть правителем, который не сдержал обещание, но и денег тоже не было. А так я со скидкой откупался на десять лет от службы ему, а он оставался при своих ста фунтах серебра, которые пойдут на уплату другим солдатам.
– Мне говорили, что ты можешь найти выход из безвыходного положения, но я думал, что это касается только войны, – расслабленно улыбаясь, сказал герцог Жоффруа. – Теперь буду знать, что это относится ко всему.
– Рад, что помог такому умному правителю! – отдарил я комплимент.
– Мне может понадобиться твоя помощь и в будущем, – теперь уже улыбаясь самодовольно, молвил герцог Нормандский.
– Если я не буду нести службу другим своим сеньорам, с удовольствием прибуду в Нормандию, – сказал я.
Даже если у него опять не будет денег, поделится землями. Он конфисковал много чего, что принадлежало сторонникам короля Стефана, а захвачена еще не вся Нормандия.
Поскольку попировать я смогу и дома, спросил:
– Герцог не обидится, если я завтра уплыву в Англию? Мне надо собрать оброк со своих владений.
– Конечно, плыви, – разрешил Жоффруа Нормандский. – До лета мы воевать не будем.
– А как же я?! – не удержавшись, произнес обиженным тоном маркиз Генрих. – Ты должен был меня тренировать!
– Сын мой, – вмешался Гильом Конхезий, – для тебя важнее учиться, как управлять подданными.
– Не горюй, маркиз! – утешил и я. – У нас с тобой еще будет время потренироваться.
– Вот так всегда! – произнес мальчик обиженно и убежал в один из закутков, примыкающих к холлу.
Гильом Конхезий пошел за ним.
– Для моего сына ты даже важнее, чем для меня! – шутливо произнес герцог.
– Ему надо научиться у отца выдержки, – серьезно сказал я.
– Научится, – так же серьезно заверил меня Жоффруа, герцог Нормандский и граф Анжуйский.
Утром я спустился ниже по течению Сены и встал на якорь напротив того места, где располагались мои новые владения. Часть судового экипажа на лошадях следовала по берегу. Мы добрались быстрее, подождали их. Джона я оставил на шхуне за старшего, а с Умфрой, Нуддом, Рисом и двумя десятками лучников отправился в замок.
Это был мотт и бейли. На обнесенном рвом холме высотой метров пять за деревянным частоколом находился хозяйственный двор с кузницей, конюшней, хлевом, птичником, сеновалом и амбаром. Подъемным мостом, наклон которого был градусов двадцать, он соединялся со вторым холмом высотой метров семь. На мосту были перекладины, как на морском трапе, чтобы ноги не скользили, и перила с обеих сторон. Второй холм тоже окружал ров шириной метров пять. Наверху был деревянный частокол, который ограждал каменный донжон метров шесть на шесть и высотой метров восемь.
Подъемный мост, по которому можно было попасть через ров в хозяйственный двор, был приподнят. Нас давно заметили и приготовились к встрече. Я остановил коня перед рвом. Стенки его обсыпались сверху. Уверен, что ров уже много лет не чистили. Темная, мутная вода имела тонкую и узкую прозрачную ледяную корочку у стенок. В бойницу деревянной надворотной башни выглянуло голова в полукруглом шлеме. Лицо с седой бородой, но еще темными усами. На теле кольчуга, дешевая, из крупных колец.
– Кто такие? – спросила голова.
– Александр, барон Беркет, твой новый сеньор, – ответил я.
– Мой сеньор – Роберт де Бомон, граф Лестерский, – возразила голова.
– Жоффруа, герцог Нормандский, конфисковал все земли Роберта де Бомона и раздал их своим вассалам, – сообщил я. – И ты это знаешь не хуже меня. Так что не дури, опускай мост и открывай ворота.
Голова помолчала пару минут, а затем обернулась и что-то тихо сказала стоявшим позади него. Еще через пару минут заскрипел ворот и мост начал опускаться. Висел он на двух канатах толщиной в руку, изрядно измочаленных. На шхуне я бы такой пустил на кудель для конопатки. Мост тоже требовал ремонта. Только ворота выглядели надежно. Возле них стоял рыцарь, которому принадлежала голова в шлеме, выглядывавшая в бойницу, и у которого правая нога была короче сантиметров на пять, отчего его перекосило вправо. Левой рукой он придерживал ножны меча, чтобы в случае чего быстро выхватить его. Позади рыцаря стояли десять солдат в таких же шлемах, кожаных доспехах, с короткими копьями и большими каплевидными щитами. Все пожилые, наверняка, вояки-инвалиды. В глазах смесь отчаяния и злости. Мой приезд не предвещал им ничего хорошего. Старый гарнизон обычно меняли, а идти им было некуда.
– Как тебя зовут? – спросил я рыцаря.
– Фулберт, – ответил он.
– Показывай вверенное тебе хозяйство, Фулберт, – приказал я.
Он пошел впереди меня по двору, объясняя, какое строение для чего служит и что в нем находится. В кузнице работали пожилой кузнец и подмастерье – юноша лет семнадцати, который с завистью посмотрел на моих лучников, своих ровесников. В конюшне стояли старый жеребец и две клячи. В хлеву – две коровы и пять коз. Возле птичника копошились полтора десятка кур. В амбаре зерна хранилось только на зиму для гарнизона.
– Остальное продали по приказу графа, деньги отправили ему в самом начале зимы вместе с оброком, – рассказал Фулберт.
Роберт де Бомон догадывался, что скоро его владения захватят, поэтому выжал из них все, что мог.
Полным был только сеновал. Из него принесли сено нашим лошадям, которых я оставил на хозяйственном дворе вместе с лучниками и солдатами замка. Вместе с Умфрой, Нуддом и Рисом поднялись вслед за хромающим Фулбертом по крутому мосту к донжону.
Сложен он был из местного песчаника. Первый этаж глухой. Там обычно располагают кладовые с припасами и колодец. На второй вел приставной трап с перилами, который в случае опасности затягивали внутрь донжона. На этом этаже находился высокий холл с большим камином, в котором горели дрова и возле которого лежали метровые бревнышки, расколотые вдоль. Посреди холла стояли два сдвинутых стола на козлах, рядом с которыми – четыре лавки с затертыми до блеска сиденьями. В стены вбиты колышки, на которых висели два щита и короткий лук, вызвавший снисходительные улыбки у моих валлийцев. В холле, не смотря на сквозняки, сильно воняло дымом и той смесью запахов, которую придают любому жилью его обитатели. И ведь для кого-то это самое лучшее место на земле… На третьем этаже, более низком, по обе стороны от камина располагались две очень широкие кровати, рассчитанные человек на пять каждая. Рядом с «окном» – узкой бойницы, закрытой ставней, – стояли две трехногие табуретки. Была еще и широкая лавка у дальней стены. На ней сидели четыре женщины, все пожилые. Еще пару женских лиц я видел в жилом надстройке над конюшней и хлевом, выглядывали осторожно в узкие окошка – дыры в стенах.
