Саша Кругосветов - Путешествия капитана Александра. Том 4
Игольное ушко
– Легче верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное, – любил говорить на своих проповедях Ганс Гундяга, повторяя слова Спасителя.
– Как вы относитесь к собственным накоплениям, богатству и роскоши? – спросила наглая рыжая журналюга из газеты «Новая Мория».
– С такими мерками нельзя подходить к первому лицу церковной иерархии. Дома, драгоценности, богатое церковное одеяние первого лица подчеркнуть призваны великолепие и честь благословенного Дома Господнего. Глас Господень в великолепии. Великолепие есть доблесть особенно великая. «Когда душа не будет раболепствовать мудрование плоти, но сознанием того, что дано ей от Бога, восприемлет приличные ей величие и достоинство, тогда в ней глас Господень». Беседа на Псалом 28, – смиренно ответствовал Ганс Гундяга.
Благородные единоборства
Вечно юный Ганс сохранил до преклонного возраста любовь к единоборствам. Его кумиром был Молот Перемоленко, по прозвищу «империор», который пятнадцать лет подряд был чемпионом мира по мордобою без правил.
– Он стольких супротивников поверг, придушил, столько носов переломал, челюстей, рук и ног и столько черепов травмировал, что благородные морийские единоборства прославлены теперь во веки вечные, – со смехом говорил Ганс.
Эпитафия
Большой Ганс любил цитировать классиков. Обращаясь к своему другу, маленькому Гансу, он говорил:
– Проводишь меня в последний путь, на могиле напиши слова Р. Бёрнса:
Склонясь у гробового входа,– О, смерть! – воскликнула природа, —Когда удастся мне опятьТакого олуха создать!
Любовь к народу морийскому мужескому
Большой Ганс пережил многих своих современников. Особенно печалился, когда в мир иной ушла Белла Великолепная, Мория вновь нам явленная.
– Как же она любила весь наш народ морийский мужеский. Напишите на надгробном камне:
«Отдавшись мужескому полу, улучшить я пыталась морийскую породу. Теперь одна, совсем одна. И гробовая тишина».
Совершенство раздражает
Несимпатичный пенный политолог, неистовый защитник Братанского режима, Кургузый Ян, спрашивает большого Ганса:
– Почему они все нападают на вас, ваше Величество, все эти бесконечные Каси, Рыжи, Немчура Борейский, Лех Подвальный? Я уж не говорю про Лима Эдаковатого, Балбесея Удалого, ни одной мысли за душой. И эти туда же, что Виконт Шандарахнутый, «Плавленый сырок» кликуха, да Серд Паршивэнько, который «Не волнуйтесь, я всё объясню». А вы им – хоть бы что. Вы дали им свободу. Даже тем, кто нарушает закон, собирается в группы больше трёх, вы им ничего не сделали. Никого даже не выпороли. Максимум – посидит кто в трюме годочков несколько на государственном содержании. Отдохнёт. Книжки хорошие почитает. Уму разуму поднаберётся. А с Дижем Быжем вы даже дружите, говорят. А он… Кем он только вас ни называл – и удавом, и паханом… Какие они все наглые и самоуверенные. Каждая проблема в стране, каждый промах радует их. А ваши личные достижения замалчиваются и даже ставятся под сомнение.
– Как же ты прав, Кургузенький. Но меня это ничуть не удивляет, – отвечает ему хладнокровный Ганс. – Несправедливые нападки терпеть – удел сильных, красивых, бесстрашных. Совершенство раздражает.
Что наспех делается, недолго длится
– Почему вы всегда опаздываете? – спросила большого Ганса наглая, рыжая журналюга из газеты «Новая Мория».
– Читать Ширази надо, – отвечает ей Ганс. – «Что наспех делается, недолго длится».
Крошка Цахес
Замечательно, как все замечательно! Хи-хи-ха-ха! Большой Ганс – узурпатор, я всем внушил, что он уродец альраун. Маленький Ганс – плюшевый мишка, слабак, Гундяга – сребролюбец. Парламент – палата № 6. Братаны – мелкие воришки, непорядочные люди, редиски. А я-то как вольготно живу среди этих сорняков. Сорновед, уважаемый человек. На приёмы хожу, рыбку красную с икоркой ем, всех вокруг высмеиваю да грязью обливаю. Хорошо живу. Потому что даже на меня, Виконта Шандарахнутого, общественный спрос имеется. Что бы я делал, если бы не шобла Гансова? А так, смотришь, и я, вроде, ни к чему не пригодный, шандарахнутый, одним словом, так считается, при деле. Только и умею – повторять несколько слов: демократизация, либерализация, выборолизация, диктатуризация, кровавый режим! В разном порядке и разных сочетаниях. А что это значит – понятия не имею. Если б они только знали, что не Шандарахнутый я, а заколдованный. Что не Ганс – альраун, а я – крошка Цахес, альраун. Никто об этом не узнает, пока у меня есть три заколдованные золотые волосины. Вырвать их – и голос потеряю, и успех, и остатки ума. Не было его, ума-то. И сейчас нет. Хи-хи-ха-ха! Полным балбеем стану. Альрауном, одним словом. Кем и сейчас являюсь. И все увидят это. Если кто ещё не видит.
Слава о трёх Гансах
Красивый человек Лех Подвальный. Глаза голубые. Умница. Летопись пишет. О большом Гансе, о маленьком Гансе, о Гундяге, а ещё о Следаке-Быстряке и о многих других. Летопись РОЗ. Что же ты всё о плохом пишешь, Лех? Здесь неправильно поступили, там закон нарушили, здесь набезобразничали. Куда деньги девались? Неизвестно. Кто виноват? Неизвестно.
А как бы вы хотели? О хорошем-то и без меня напишут. Лизоблюды. Может быть, блюдолизы? А в плохом никому копаться не хочется. Картина неполная получится. Натура человека богата не только своими достоинствами, но и недостатками. Живой человек красив во всей своей полноте. Картину, писанную только розовой краской, никто не полюбит. Полюбят живых людей, которым ничто человеческое не чуждо: ни зависть, ни корысть, ни самолюбие, ни другие человеческие слабости. Благодаря мне слава о трех Гансах, великих героях Мории, и о других богатырях Мории останется в веках.
Само бескорыстие
– Как ты думаешь, – спрашивает большой Ганс у пенного политолога Кургузого Яна, – что общего у таких разных людей, как Герр Гудок, Серега Лемур, Жирлик ленивцеподобный, Алекс Мегапрофанов, Серд Кириёнок (Киндер-сюрприз), Валя Сгорякружка, Якем Люберецкий, Виконт Шандарахнутый (Плавленый сырок), Ходок, Бэрл Берёсский? Список можно было бы продолжить. Казалось бы, они такие разные.
– Что общего, что общего? – горячится Кургузый. – Антиподы они. Одни – пρο-Гансы, другие – контра-Гансы. Одни – мэйнстримные, другие – маргиналы в оппозиции. Одни одно говорят. Другие – противоположное. Одни сердцем за вас болеют, Великий Канцлер, за дело ваше, за дело Мории, другие – враги ваши, Мории враги.