Джеймс Купер - Приключения Мильса Веллингфорда
В назначенный час Талькотт явился возвестить мне, что все готово. Я назначил его старшим лейтенантом, а в помощники дал ему одного филадельфийца. Этот молодой человек обладал всеми качествами для морской службы, с одним недостатком: любил выпить. Но пьяницы не вредят на судне, где господствует порядок и дисциплина.
Итак, Талькотту велено было отчаливать. Я же отправился в лодке на остров — сделать последнюю попытку увезти с собой Мрамора. Но ни его, ни шлюпки нигде не было видно; по всей вероятности, он спрятался за погибшим французским судном.
Нечего было делать, пришлось поднять паруса и выйти из бассейна. Положительно, Мрамор пустился в море совсем один. Несколько часов мы еще прождали у скалы. Я все колебался. Но, наконец, «Кризис» стал быстро удаляться от земли.
За обедом мы сошлись с майором и его дочерью. Понятно, разговор зашел об исчезновении нашего старого товарища.
— Как жаль, — сказал Мертон, — что из ложного самолюбия Мрамор отказался отправиться с нами в Кантон, там он всегда мог бы перейти на другое судно, если бы захотел.
— Но зато мы это сделаем, милый папа, не правда ли? — сказала Эмилия, подчеркивая свои слова. — Пора освободить мистера Веллингфорда от наших особ.
— Так, по-вашему, выходит, мисс Мертон, что такое милое общество для меня в тягость? — возразил я. — Но я уверен, что вы думаете не то, что говорите. Для меня же тем приятнее, чем дольше я буду пользоваться вашим обществом.
Повидимому, Эмилия осталась довольна моим ответом; отец же ее, после минутного молчания, сказал:
— Но для меня крайне стеснительно, что мы столько времени сидим на шее мистера Веллингфорда, который отказывается, забывая даже всюду своих судовладельцев, принять от нас плату за проезд, чтобы покрыть хотя свои расходы. И как только мы приедем в Кантон, то перейдем на первое английское судно, которое согласится принять нас.
Я стал горячо протестовать против подобного решения, однако не нашел сказать ничего убедительного.
Несколько недель плыли мы по Тихому океану. Благодаря обществу Мертонов, для нас с Талькоттом время шло незаметно.
Наконец, мы вошли в Китайское море; я собрался в Кантон, предварительно высадив своих пассажиров в Вампоа, где мы расстались, обещая повидать друг друга перед отъездом. Дела у меня оказалось по горло. Надо было сбыть сандал, меха, приобрести партию чая, нанки[39], фарфор, одним словом, все то, что значилось в инструкциях, данных капитану Вилльямсу. Я воспользовался случаем для покупки себе лично некоторых вещиц, которые бы доставили удовольствие будущей хозяйке Клаубонни. Это лучшее употребление, которое я мог сделать из своих сбережений.
Одним словом, те шесть-восемь недель, которые мы провели в Кантоне, дали возможность совершить очень выгодные обороты для владельцев «Кризиса».
Довольный собой, я вздохнул с облегчением, когда мы приготовились к отплытию.
Долг вежливости требовал сделать прощальный визит Мертонам, которых я видел всего два раза со времени нашей остановки. Я застал одну Эмилию. Известие о моем отъезде очень расстроило ее; я тоже был взволнован, но не так сдержан, как она.
— Мисс Мертон, когда мы теперь увидимся?
Эмилия вздрогнула и побледнела; игла задрожала в ее руке, но она, по обыкновению, овладела собой. Теперь я понимаю, отчего я тогда не бросился к ее ногам умолять ее, чтобы она сопровождала меня в Соединенные Штаты. Неожиданный приход майора помешал объяснению, которое непременно бы произошло между нами. Больной и расстроенный вид Мертона поразил меня.
— Я боюсь, Мильс, что мы никогда больше не увидимся. Мой доктор сейчас откровенно сказал мне, что если я не возвращусь в холодный климат, то не проживу более шести месяцев.
— Так едемте со мной! — вскричал я. — Вам еще есть время собраться до завтрашнего дня.
— Мне запрещен Бомбей, — сказал майор, боязливо взглянув на дочь, — и я вынужден отказаться от места на долгое время.
— Тем лучше, майор. Через четыре месяца я могу доставить вас в Нью-Йорк, где климат для вас благоприятен. Вы поедете со мной как близкие друзья, а не как пассажиры. Я буду пользоваться вашим столом, так как моя каюта так загромождена всевозможными покупками, что в ней негде повернуться.
— Ваша деликатность, Мильс, равняется вашему великодушию, но что скажут судовладельцы?
— Они не имеют никакого права жаловаться. Мы условились, что я могу принимать пассажиров по своему усмотрению. Но уж если вы так настаиваете на плате, то для этого сотни долларов достаточно за глаза.
— На этих условиях я с благодарностью воспользуюсь вашим предложением. Позвольте мне теперь попросить вас ответить на один вопрос, можете вы остановиться у острова святой Елены?
— Ну, да, конечно, если вы желаете. Я даже нахожу эту остановку полезной для экипажа.
— Прекрасно, там я с вами и расстанусь, если мы найдем корабль, идущий в Англию. Итак, мой дорогой Мильс, значит, решено: завтра я буду готов.
На следующий день я с восторгом принял к себе на судно своих друзей. Талькотт радовался не меньше моего: общество Эмилии доставляло ему большое удовольствие.
Талькотт был хороший музыкант, я тоже недурно играл на скрипке. Аккомпанируя Эмилии, мы составляли очень недурное трио.
У Зондских островов я рассказал своим собеседникам о борьбе «Джона» с пирогами и об его крушении у берегов Мадагаскара. Естественно, мы опять вспомнили Мрамора.
— Я убеждена, — сказала Эмилия, что Мрамор нарочно скрылся с острова, чтобы избегнуть наших приставаний, и как только судно скрылось из вида, он, наверное, возвратился обратно и теперь наслаждается жизнью отшельника.
Быть может, она была права; во всяком случае, такое предположение было самое утешительное. Так как мое намерение было провести на море еще не один год, то я в душе дал себе обещание при первой же возможности навестить Мрамора.
Между тем «Кризис» находился в таком месте океана, где командиру судна нельзя было предаваться мечтаниям. Надо было усилить стражу: каждую минуту нас мог застигнуть неприятель.
На другой день рано утром Талькотт прибежал разбудить меня. — Вставайте скорей, командир! Пираты налетели на нас, точно вороны на труп. К несчастью, почти нет ветра.
В несколько минут я уже был на палубе, куда собрались все матросы; многие из них не успели даже накинуть на себя куртку. Море казалось усеянным неприятелями. Майор насчитал около тридцати пирог; в некоторых виднелась артиллерия; они действовали дружно и образовали вокруг нас род блокады.
Пираты начали с того, что выстрелили в нас залпом из двенадцати пушек. Ядра со свистом пробили наши мачты и снасти почти во всех направлениях. Мы ответили выстрелом с правого борта, но расстояние, отделявшее нас от неприятеля, было так велико, что вся картечь разлетелась в стороны, не достигнув цели.
