Юрий Клименченко - Дуга большого круга

К вечеру «Никель» нагрузили. Взяли полные трюма, уложили несколько рядов на палубу. Гешка пошел рассчитываться с портом. Вернулся довольный, потряхивая портфелем.

— Похвалили. Сказали — молодцы. На пять процентов превысили норму погрузки. Пару копеек за это накинули. Как, сейчас деньги выдавать или в Мурманске?

— Лучше в Мурманске. Сейчас отходить будем. Команде по местам! — сказал Роман, поднимаясь на мостик. — Задерживаться тут нечего.

Перед самым приходом в Мурманск к капитану зашел Гешка.

— Роман Николаевич, вы извините, я в Кандалакше постричься не успел. Сами знаете, как работали. Ну да в Мурманске сбегаю. Я по другому делу пришел. Мы тут говорили с ребятами, все хотят теперь и в Мурманске сами выгружать… Как вы смотрите?

— Понравилось? Судно у нас удобное, маленькое, как раз по нашим силам… Согласен, но с одним условием. «Никель» должен быть приведен в порядок. Как, когда — меня не интересует. В идеальный порядок, и быстро.

Губы у второго помощника вытянулись в трубку.

— Значит, отрабатывать?

— Ну, а как же? Если мы только будем грузить и выгружать, кто же займется обслуживанием теплохода? Чисткой, уборкой, ремонтом?

— Да, вообще-то, это правда. Ладно, я поговорю с ребятами. Потом вам доложу.

Второй штурман ушел, но скоро вернулся опять.

— Все согласны, Роман Николаевич. Договоритесь, пожалуйста, с портом в Мурманске, что мы сами…

— Поговорю, только имейте в виду, Геннадий Александрович, если я увижу, что мое условие не выполняется, судовые работы не делаются — конец вашим заработкам.

— Не беспокойтесь.

В Мурманске «Никель» тоже выгружала команда. Главным организатором и «закоперщиком» всего дела стал Гешка. Он очень умело распределил силы. Кое-кого оставил на судовых работах, обещав им пай за выгрузку.

Впервые за полгода «Никель» выполнил план. Команда была довольна. В кармане лежали неожиданно заработанные деньги. После окончания работ устроили поход в «Арктику». Гуляли весело. Коринца привезли к борту на телеге. Из-за «банкета» задержался отход. Рейс снова был на Кандалакшу. Роман рвал и метал, клялся, что больше не допустит подобного. К обеду гуляки вышли смущенные, молчаливые. У Коринца под глазом темнел огромный синяк.

Роман ел, уткнувшись в тарелку. Наконец он сказал:

— Ну вот что, братцы. Видимо, в отделе кадров вас знают лучше, чем я. Разве можно выпустить вас в иностранном порту? Себе на позор! На себя в зеркало смотрели, Модест Иванович? Сейчас вы можете с успехом позировать для сатирической газеты «Боевой карандаш». Короче говоря, — в голосе Романа зазвучали официальные ноты, — команда «Никеля» больше участия в погрузочных работах принимать не будет. Деньги для вас — зло.

Никто не ответил капитану. Даже Коринец сидел потупя глаза. Расходились мрачные.

В Кандалакше «Никель» ждали. Как только подали на берег трап, диспетчер порта поднялся на палубу и разыскал Гешку.

— Что, секонд[8], опять сами будете выгружать? Мы на вас, откровенно говоря, бригады не запланировали. Знаете ведь — затирает с рабсилой.

Гешка мотнул головой:

— Не будем. Судовых работ много.

— Так ведь недолго. Не больше суток. Груз у вас спорый. Чугун. Обратно — сено.

Разочарованный диспетчер ушел. Гешка решил собрать комсомольцев. На «Никеле» комсомольская организация существовала формально. Был секретарь — Ваняшка Буров, было и бюро, которое собиралось всего один или два раза, было одно собрание — и то по приказанию с берега. А комсомольцами была почти вся команда «Никеля». Теперь Гешка видел единственную возможность исправить положение в том, чтобы вынести строгое решение и дать обещание капитану уже от организации. Должен поверить.

Он разыскал уборщика.

— Давай срочно, немедленно собирай комсомольцев. Надо упросить капитана, чтобы разрешил работать. Порт подводим — они уже груз подготовили. И сами себе нагадили сверх головы. Капитан в сильном «пузыре».

— Все проклятая выпивка, — говорил на собрании Петрович, — кончать с водкой нужно. Только по большим праздникам разрешать. На Первое мая и Седьмое ноября.

— Ему хорошо, он не пьет, а если погулять сходить, потанцевать с девахой, — возмущался моторист Костин. — Что, преступление?

— Вы из себя здесь дурочку не стройте. Проступки ваши ясны. Напились, задержали отход. Всё. Из-за этого команда «Никеля» опозорена. Один раз план выполнили и уже обмарались.

— Правильно. Или плюнуть надо на дело, или кончать с кавардаком. Начали понемногу выходить в люди, надо и дальше так…

— А что вы все запричитали? Чего особенного? Ну выпили, повеселились. Подумаешь! Вот что опоздали — плохо. Ничего, нагоним, — сказал Баранов. — Заплакали.

Но его никто не поддержал.

— Давайте решение собрания. С ним пойдем к кэпу, — предложил Тешка. — По-моему, такое… Коротко и ясно. Ни одного нарушения труддисциплины. Обязуемся. Пиши, Ваня, и голосуй.

Обязательство приняли большинством. К капитану вошли втроем: Сербиянов, Буров и Костин, как представитель «машины».

— Вот, Роман Николаевич, — проговорил Ваняшка Буров, подавая капитану протокол.

Роман внимательно прочел и посмотрел на делегацию.

— Очень хорошо, — сказал он. — Если не будет только на бумаге.

— Разрешите нам выгружать, Роман Николаевич. У комсомольцев нарушений больше не будет…

— А с деньгами что предполагаете делать? Опять в «Арктику»?

— Придумаем что-нибудь… В «Арктику» не пойдем.

— В универмаге продают исландские свитера. Красивые и теплые. Видели?

— Видели. Дорогие очень.

— Не дороже денег. Давайте купим свитера всей команде на заработанные за грузовые операции деньги. Если немного не хватит, я добавлю авансом из вашей зарплаты. Как вы смотрите? Ведь всем нужны.

— Давайте. Думаем, согласятся, ну, а кто не согласится, пусть другое покупает из вещей. Каждому что-нибудь надо.

— Итак, как будто бы все ясно. Стороны пришли к полному взаимопониманию, как пишется в дипломатических отчетах, — сказал Роман, когда делегация собралась уходить. — Делаю последний эксперимент и выступаю в роли доброго дядюшки. С шестнадцати начинайте работать.

«Никель» выбивался в люди. В пароходстве на доске показателей, в графе проценты выполнения, после названия теплохода стояла цифра 101. Экипаж «Никеля», как игроки одной футбольной команды, ходили в одинаковых пушистых исландских свитерах. Это была идея Гешки.

— Покупайте все синие с белым. Пусть знают, что мы с «Никеля».

К обязательству привести судно в порядок относились с жестокой требовательностью. Кончали работу на два часа позже. В море, сменившись с вахты, шкрабили ржавчину, красили надстройки. За «сачками» зорко следили. Был случай, когда Ваняшка Буров не захотел мыть стрелы после вахты.

— Отработаю в следующий раз, — сказал он и направился в каюту.

— Постой, — задержал его Баранов, — уговор был такой: каждый отрабатывает ежедневно.

— Да отработаю я. Чего пристал?

— Иди мой стрелы. Не пойдешь — не дадим грузить.

Ваняшка знал, что это не пустая угроза. Он нехотя, ругаясь, взял ведра и отправился работать.

Что-то новое появилось в облике людей. То ли они перестали себя считать на задворках жизни, почувствовали, что кому-то нужны, то ли сознание того, что они не хуже других, согнало с их лиц скептические нагловатые улыбки. Выражение «нам все до Фени, все равно хуже не будет» исчезло из обихода.

«Поверили в свои силы, а вместе с этим и в лучшее будущее», — думал Роман, видя, как дружно матросы шкрабят ржавчину после вахты, поднимая по всему судну невероятный скрежет.

В местной газетке «Моряк Заполярья» появилась коротенькая заметка о «Никеле». Гордый и очень важный, второй помощник принес ее капитану.

— Вот почитайте, Роман Николаевич.

В заметке было написано:

«Ранее отстававший по всем показателям теплоход «Никель» уверенно хочет занять место среди передовых судов. В последний месяц судно выполнило план на 103,2 %. Экипаж «Никеля» взял на себя ценную инициативу в трудный период помочь порту. Работники Кандалакшского участка просили передать через нашу газету благодарность команде теплохода».

— Прекрасно. Я бы подчеркнул заметку красным карандашом и повесил газету в кают-компании, — улыбнулся капитан.

— Мы так и сделаем.

Насчет спиртного держались крепко. Может быть, на берегу кое-кто и выпивал, но на судно являлись всегда трезвыми. Роман старался оставаться в тени. Как-то само собой получилось так, что все делалось без капитанского приказа. Он — только наблюдал. Иногда приходили советоваться.

Роман долго присматривался к Коринцу и наконец решил списать его с судна. Старпом был неисправим. В изменениях, происходящих на «Никеле», он видел только причину, мешающую ему спокойно жить. Он продолжал пьянствовать. Каплей, переполнившей чашу капитанского терпения, явился двухсуточный прогул Коринца в порту. Роман вызвал его к себе.