Жюль Верн - Дети капитана Гранта
Путешественники с лихвой утолили жажду, а потом им предложили в ограде загона роскошный завтрак. Филе нанду было признано великолепным, а броненосец, зажаренный в собственном панцире, – восхитительным блюдом.
– Есть такие вкусные вещи в умеренном количестве было бы неблагодарностью по отношению к провидению, – заявил Паганель. – Долой умеренность!
И географ действительно объелся, отбросив всякую умеренность, но его здоровье не потерпело от этого никакого ущерба благодаря воде Гуамини: по мнению ученого, она способствовала пищеварению.
В десять часов утра Гленарван, не желая повторять ошибку Ганнибала, чрезмерно задержавшегося в Капуе[66], подал сигнал к отправлению. Бурдюки были наполнены водой, и отряд пустился в путь. Освеженные и сытые лошади охотно мчались вперед легким галопом. Земля становилась более влажной, а потому и более плодородной, но оставалась такой же пустынной.
2 и 3 ноября прошли без всяких приключений, и вечером второго дня путешественники, уже привыкшие к длинным переходам, сделали привал на границе между пампасами и провинцией Буэнос-Айрес. Отряд покинул бухту Талькауано 14 октября. Значит, он совершил в двадцать два дня переход в четыреста пятьдесят миль; иными словами, преодолел уже две трети пути.
На следующее утро путешественники перешли условную границу, отделявшую аргентинские равнины от пампасов. Здесь Талькав надеялся встретить тех кациков, в руках которых, как он думал, находятся Гарри Грант и два его товарища по плену.
Из четырнадцати провинций, составляющих аргентинскую республику, провинция Буэнос-Айрес самая обширная и самая населенная. На юге, между 64° и 65°, она граничит с индейской территорией. Почва этой провинции удивительно плодородна, а климат необыкновенно здоровый. Это простирающаяся до подножия гор Сьерра-дель-Тандиль и Сьерра-Тапальке почти идеально гладкая равнина, покрытая злаками и бобовыми растениями.
Покинув берега Гуамини, путешественники, к своему немалому удовольствию, заметили, что температура становится все умереннее: в среднем было не более семнадцати градусов по Цельсию. Причиной этого понижения температуры были постоянные холодные ветры из Патагонии. И животные и люди, столько претерпевшие от засухи и зноя, теперь не имели ни малейшего повода жаловаться. Путешественники ехали бодро и уверенно. Но, вопреки ожиданиям Талькава, край казался совершенно необитаемым или, вернее сказать, обезлюдевшим.
Путь к востоку вдоль тридцать седьмой параллели, по которому двигался отряд, часто проходил мимо небольших озер то с пресной, то с солоноватой водой или пересекал эти озера. У воды порхали под сенью кустов проворные корольки и пели веселые жаворонки; тут же мелькали танагры – соперники колибри по разноцветному блестящему оперению. Все эти красивые птицы весело хлопали крыльями, не обращая внимания на скворцов с их красными погонами и красной грудью, расхаживавших по краю берега, точно солдаты на военном параде. На колючих кустах раскачивались, как креольский гамак, подвижные гнезда птиц, носящих название «аннубис»; по берегам озер, распуская по ветру огнецветные крылья, бродили целыми стаями великолепные фламинго. Здесь же виднелись их гнезда, тысячами расположенные близко друг от друга, имевшие форму усеченного конуса примерно в фут вышиной и образовывавшие целые колонии.
Приближение всадников не очень встревожило фламинго, и это не понравилось ученому Паганелю.
– Мне давно хотелось увидеть, как летают фламинго, – сказал он майору.
– Вот и прекрасно! – отозвался майор.
– И конечно, раз представляется случай, я им воспользуюсь.
– Разумеется, Паганель!
– Тогда и вы со мной, майор, и ты, Роберт, тоже. Мне нужны свидетели.
И Паганель, пропустив остальных, направился в сопровождении майора и Роберта к стае фламинго. Приблизившись к ним на расстояние выстрела, географ выпалил из ружья холостым зарядом – он был не способен пролить напрасно даже и птичью кровь, – и вот фламинго, словно по сигналу, разом поднялись и улетели. Паганель внимательно следил за ними через очки.
– Ну что, вы видели, как они летают? – спросил он майора, когда стая исчезла из виду.
– Конечно, видел, – ответил Мак-Наббс. – Только слепой не увидел бы этого.
– Скажите, похож ли летящий фламинго на оперенную стрелу?
– Ничуть не похож.
– Ни малейшего сходства, – прибавил Роберт.
– Я был в этом уверен, – с довольным видом заявил ученый. – А вот представьте, что мой знаменитый соотечественник Шатобриан допустил это неточное сравнение фламинго со стрелой. Запомни, Роберт: сравнение – самая рискованная из известных мне риторических фигур. Бойся сравнений и прибегай к ним лишь в самых крайних случаях.
– Итак, вы довольны вашим экспериментом? – спросил майор.
– Чрезвычайно.
– И я тоже. Но теперь давайте поторопим лошадей: по милости вашего знаменитого Шатобриана мы отстали на целую милю.
Подъезжая к своим спутникам, Паганель увидел, что Гленарван ведет какой-то оживленный разговор с индейцем, видимо плохо понимая его. Талькав то и дело останавливался, внимательно всматривался в горизонт, и каждый раз на его лице отражалось сильное удивление.
Гленарван, не видя подле себя своего обычного переводчика, пытался сам расспросить индейца, но эта попытка оказалась безуспешной. Заметив приближавшегося ученого, Гленарван еще издали крикнул ему:
– Скорей сюда, друг Паганель, а то мы с Талькавом никак не можем понять друг друга!
Побеседовав несколько минут с патагонцем, Паганель обернулся к Гленарвану.
– Талькава, – сказал он, – удивляет один факт, и в самом деле очень странный.
– Какой?
– Дело в том, что нигде кругом не видно ни индейцев, ни даже следов их, а между тем их отряды обычно пересекают эти равнины во всех направлениях: то они гонят скот, то пробираются к Андам – продавать там свои самодельные ковры и бичи, сплетенные из кожи.
– А чем Талькав объясняет исчезновение индейцев?
– Он сам не находит объяснения, а только удивляется.
– Каких же индейцев рассчитывал он встретить в этой части пампасов?
– Именно тех, в чьих руках были пленники-чужестранцы: подданных кациков Кальфукура, Катриеля или Янчетруца.
– Кто это такие?
– Это вожди племен. Они были всемогущи до того, как их лет тридцать назад оттеснили за горы. Теперь они смирились – насколько, впрочем, может смириться индеец – и теперь кочуют по пампасам и по провинции Буэнос-Айрес. И признаться, я удивлен не меньше Талькава тем, что нам не встречаются следы индейцев в этих местах.
– Что же делать? – спросил Гленарван.
– Сейчас узнаю, – ответил Паганель.
Снова поговорив несколько минут с Талькавом, он сказал:
– Совет патагонца мне кажется очень разумным. По его мнению, нам следует продолжать путь на восток до форта «Независимый», и если даже мы не получим там сведений о капитане Гранте, то, во всяком случае, узнаем, куда девались индейцы аргентинской равнины.
– А далеко до этого форта? – поинтересовался Гленарван.
– Нет, он находится в Сьерра-дель-Тандиль, милях в шестидесяти.
– Когда же мы будем там?
– Послезавтра к вечеру.
Гленарван был порядком озадачен. Казалось, меньше всего можно было ожидать, что в пампасах не встретятся индейцы. Обычно их там даже слишком много. Должно было произойти что-то исключительное, чтобы они ушли. Но если Гарри Грант действительно пленник одного из этих племен, важно было узнать, куда же увели его индейцы: на север или на юг? Эти сомнения не переставали тревожить Гленарвана. Нужно было во что бы то ни стало не утерять следов капитана, и потому разумней всего казалось последовать совету Талькава – добираться до селения Тандиль. Там, по крайней мере, можно будет с кем-нибудь поговорить.
Около четырех часов пополудни на горизонте появился холм, который в такой плоской местности мог быть назван и горой. Это была Сьерра-Тапальке. Достигнув ее подножия, путники расположились лагерем на ночь.
На следующий день они без труда перебрались через эту гору по отлогим песчаным склонам. Такой переход людям, перевалившим через Кордильеры, показался легким. Лошадям почти не пришлось замедлять ход. В полдень всадники миновали заброшенный форт Тапальке. Но, ко все возраставшему изумлению Талькава, индейцев и здесь не оказалось. Однако вскоре вдали появились три всадника, хорошо вооруженные, на прекрасных конях. Они некоторое время наблюдали за маленьким отрядом, а затем, не дав возможности приблизиться к ним, проворно умчались. Гленарван был раздосадован.
– Гаучо, – пояснил патагонец, давая этим туземцам то название, которое вызвало в свое время такой горячий спор между майором и Паганелем.
– А! Гаучо! – воскликнул Мак-Наббс. – Сегодня, кажется, нет северного ветра. Что вы теперь о них думаете, Паганель?
